Мартин Смит - Роза

Говорила она негромко, однако в голосе ее отчетливо сквозило обычное для нее презрение. Учитывая обстоятельства, в которых происходил их разговор, Блэар счел этот факт хорошим признаком.

— Мне просто любопытно, что Роуленд сделал с остальной частью гориллы.

— Вы его не любите, — констатировала Шарлотта.

— А где Эрншоу, что с ним стряслось? — спросил Блэар. — Или уиганские скотобойни его не интересуют?

— Мистер Эрншоу вернулся в Лондон.

«По графику, как и говорил Хэнни?» — подумал Блэар. Он попытался взглянуть на Шарлотту, но та отвернулась. Платье ее внизу намокло и перепачкалось, туфли промокли настолько, что явно пришли в негодность. Но, по крайней мере, поднимавшиеся из ствола заброшенной шахты «ароматы» заставили ее податься от кромки провала немного назад. Блэара удивило, что разлитое в воздухе зловоние — маслянистый привкус крови и разлагающихся животных отбросов, характерный для всех мест забоя скота, — вообще не вынудило ее отступить. Шарлотта оказалась сильнее, чем он о ней думал.

— Что это за имя такое — Блэар? — спросила она. — Говорят, вы вроде бы родились в Уигане. Я просмотрела все записи в церковной книге. Никакие Блэары там не упоминаются.

— У моей матери была другая фамилия.

— Какая?

— Я не знаю.

— А у отца?

— Никто не знает.

— Вы не пытались выяснить?

— Нет.

— Вы так нелюбопытны? Джон Мэйпоул интересует вас больше, чем собственное происхождение?

— Как только я найду Джона Мэйпоула, я смогу уехать из Уигана. Вот это меня интересует больше всего.

— Вы самый безымянный человек, какого мне довелось видеть.

— Тот факт, что мне не интересен Уиган, еще не делает меня безымянным.

— Делает. Вы не американец, не африканец, не англичанин. Быть может, вы ирландец? Когда-то отшельники-кельты покидали Ирландию и отправлялись в море с молитвой и надеждой, что Провидение укажет им путь и выбросит их на берег какой-нибудь далекой земли, где бы их никто не знал. Вы себя ирландцем не чувствуете?

— Выброшенным на берег иногда чувствую, ирландцем — нет.

— Были еще пилигримы — осужденные, отправлявшиеся в Святую Землю, чтобы искупить вину за самые тяжкие преступления — за убийство или кровосмешение. А вам есть что искупать?

— Нет, ничем столь серьезным похвастать не могу.

— Значит, мало вы прожили в Уигане.

Блэар попытался зайти сбоку и приблизиться к ней, но, похоже, Шарлотта чувствовала каждое его движение — словно птица, постоянно готовая взмыть в воздух. Маленькая черная птичка с болтающимся на одном из крыльев зонтиком.

— Значит, безымянных вы не любите, — проговорил Блэар.

— Я им завидую. — Голос ее дрогнул. — Да, завидую. Насколько вы продвинулись в том, чтобы найти Джона?

— Мэйпоула? Не знаю. Вы могли бы мне помочь, если бы хоть что-то рассказали о нем.

— Я не могу вам помочь. Простите.

— Хоть что-нибудь. Он не намекал на какие-нибудь свои страхи, опасения, далеко идущие планы?

— Джона всегда переполняли далеко идущие планы. У него было доброе сердце.

— Было?

— Вот видите, опять вы передергиваете мои слова!

— Просто пытаюсь понять, ищу ли я живого человека или покойника. Человека, который скрылся по собственному желанию или потому, что его вынудили это сделать. И еще — откуда у меня ощущение, что я единственный, кому нужно его найти?

— Что вы имеете в виду?

— Когда епископ нанимал меня, то поручил мне найти Мэйпоула; сейчас, похоже, его больше всего волнует, чтобы вы просто забыли о Мэйпоуле.

— И вы меня именно об этом и просите?

— Нет. Скажите только: вы хотите, чтобы я продолжал поиски?

— Мне безразлично. Действительно безразлично.

— Но вы были с ним помолвлены. Вы любили его.

— Нет. Джон стремился мне помогать. Я позволяла ему, и с моей стороны это было проявлением слабости. — Она развела руками, как бы выражая сожаление.

— Может быть, я смогу вам помочь, — сказал Блэар.

— Что такое, неужели я слышу в ваших словах жалость? — спросила она с таким отвращением, словно он протянул ей пригоршню червей.

— Чем я могу вам помочь? — Блэар подавил желание броситься и попытаться оттащить ее от края провала.

— Летать умеете? — Шарлотта глубоко вздохнула и повернулась спиной к провалу, так что теперь мыски ее туфель прочно стояли на земле, зато каблуки оказались на самом краю обрыва. Поток поднимавшегося снизу воздуха обжимал сзади платье вокруг ее ног, и потому в слабом освещении казалось, будто она падает. — В молодости мой отец любил прыгать через стволы шахт.

— Да, я слышал. И вы тоже такая же ненормальная.

— Уж кому бы говорить, только не вам. Это правда, что вы деретесь с шахтерами?

— Нет.

— И что встречаетесь с какой-то шахтеркой?

— Нет.

На мгновение она потеряла равновесие и взмахнула руками. Несколько камней и комьев грязи сорвалось со стенки провала, отозвавшись снизу глухим звуком падения.

— Я уеду из Уигана, — проговорил Блэар.

— С чего вы взяли, будто меня интересует, уедете вы из Уигана или нет?

— Мне казалось, вы именно этого хотите.

— Отец найдет кого-нибудь другого, ничем не лучше вас. А если сможет, то и хуже. Но за предложение спасибо. По крайней мере, оно придает цельность и завершенность всей вашей лжи. — Ухватившись обеими руками за зонтик, Шарлотта воспользовалась им как балансиром и сумела сделать шаг от края обрыва. Блэар протянул ей руку. Не обратив на нее никакого внимания, она двинулась через темное, грязное здание живодерни с таким видом, будто пересекала по ковру гостиную.

— А вы уже не раз сюда приходили, — полуспросил, полузаметил Блэар.

— Десятки раз, когда была девчонкой. — У выхода она обернулась. — Неужели знаменитый Блэар перепугался?

— Да.

— Ну что ж, похоже, на сей раз вы говорите правду. Это уже что-то.

Глава восемнадцатая

Когда шахтеры возвращались с работы, стояли уже сумерки, но дождило по-прежнему. Поднимавшийся из печных труб дым сливался во второй, нижний слой облаков, создавая впечатление, будто дымятся руины стертого войной с лица земли города.

Стоя на колокольне городской церкви, Блэар скользил своей подзорной трубой с одной улицы на другую, от фонаря к фонарю. Дождь перешел в морось, от которой блестели булыжники мостовой и лучше разносились звуки. Над развалинами погибшего города поднималось нечто, издали похожее на белый дым; оно взмывало вверх, разлеталось по сторонам, кувыркалось в воздухе, выписывая петли, разделялось на группы, снова соединялось и перемешивалось, ни на секунду не переставая кружиться над крышами домов. Это были голуби.

Разошедшиеся по домам шахтеры распахивали дверцы голубятен, и птиц в небе становилось все больше. Брехали псы. Особенно черное облако дыма висело над железнодорожным вокзалом, с которого уходили поезда на Лондон и на северо-запад страны. По Уоллгейту в сторону вокзала неторопливой рысцой катились коляски извозчиков. Блэар повел трубой немного повыше, ближе к окраинам, и увидел бесчисленные составы с углем, вытянувшиеся по дуге вдоль всей линии горизонта. Наверное, подобное ощущение бесконечности должны оставлять русские степи или Великая китайская стена, подумал он. Блэара всерьез встревожила попытка Шарлотты Хэнни отыскать в церковных книгах запись о его рождении. С чего бы ей это понадобилось? Разве что семейство Хэнни, как истинные феодалы, считают жителей Уигана своей собственностью, а каждого, кто уехал из города, — беглым крепостным?

Блэар отыскал Кендл-корт — цепочку синевато-серых шиферных крыш. Вся улица, все выстроившиеся вдоль нее террасой дома тоже принадлежали семейству Хэнни. Еще по дороге в гостиницу Блэар заглянул в контору и проверил: имя Мулине значилось в списке съемщиков с октября прошлого года. И каждую неделю Роза и Фло аккуратно выплачивали за квартиру сумму, вшестеро превосходившую их общий заработок.

Птицы откружились и теперь разлетались по своим голубятням. Ночь накрывала город серыми и черными клубами дыма и смога. Продавцы хозяйственных магазинов заносили внутрь выставлявшиеся днем на улицу тазы и корыта, лопаты, грабли и мотыги. Сборщики костей с ручными тележками обходили торговые ряды, расположенные позади городской ратуши. Мясники запирали ставни своих лавок.

Мэйпоул имел обыкновение перехватывать шахтерок на мосту Скольз, главном переходе, соединявшем шахтерский район с центром Уигана. Блэар решил воспользоваться той же тактикой, но только при помощи подзорной трубы. Ровно в шесть он выследил цепочку фигур в черных платьях с турнюрами, которая, извиваясь змеей, то пропадала из поля его зрения, то появлялась вновь уже в другом месте, пока не объявилась в конце концов на Уоллгейте и не направилась прямиком к расположенной под комнатой Блэара двери. «Не церковные активистки, а скорее собирающиеся на шабаш ведьмы», — подумал Блэар.