Сергей Бакшеев - Череп Тимура

– Прекрати, – спокойно скомандовала Тамара. Тихон замер. – Я достигла своей цели. Череп Тимура появился на свет в моих руках. Остальное уже не важно.

Песок закрыл шею девушки. Она посмотрела на горизонт, где в темном небе проявился краешек Луны, улыбнулась чему-то и вновь обратилась к Заколову:

– Прощай. Ты хороший. Ты мне очень нравишься.

– Тамара!

– А Орбелиани я никогда не любила.

– Выбрось ящик. Попытайся…

– Нет. Я не хочу мучиться, как он. Прощай.

Тамара взглянула на песок под подбородком и вдруг резко присела. Ее голова исчезла, а растрепанные волосы быстро заволокло песчинками. Сверху размеренно погружался в зыбучую бездну стальной ларец с черепом самого могущественного повелителя Азии Великого эмира Тимура.

Заколов смотрел на притихший равнодушный песок и не мог поверить, что любимая девушка сгинула навсегда. Эмоций не было, душа заледенела, жить не хотелось.

– Очнись! – послышался крик, пробившийся к сознанию, будто сквозь густую пелену. Это уже в десятый раз кричал таксист Мустафа. – Спасайся!

Тихон как в тумане шагнул с капота на едва виднеющуюся над песком спинку водительского кресла, затем на приподнятую заднюю кромку кузова автомобиля и рыбкой прыгнул оттуда на ковровую дорожку.

В город он возвращался на заднем сиденье «Волги». Лицо уткнулось в передний подголовник. Его душили горькие слезы. Мустафа предусмотрительно включил магнитолу. Национальная музыка заглушала отрывистые всхлипы не по годам сильного мужчины.

70. Решительный Брежнев

В тот вечер Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев почувствовал себя словно на пятнадцать лет помолодевшим. К нему вернулся прежний боевой дух, решительность и выверенная жесткость.

Нет, он не смалодушничает, как Хрущев в 1962 году, когда бывший генсек не отважился нанести ракетный удар по Штатам. За эту нерешительность Никитка и поплатился должностью. Все поняли, что с лысым любителем кукурузы можно теперь не считаться. Дружно подготовились, спихнули со всех постов и отправили на почетную пенсию под домашний арест.

У великой страны должен быть великий лидер!

Леонид Ильич плеснул в бокал доброго коньяка, хряпнул залпом, закусил долькой лимона и сам себе удивился. Почему он так долго колебался? Ведь не в первый раз просят афганские товарищи ввести войска и разобраться с вооруженными мятежниками, которых обучают и финансируют империалисты из США. Что тут думать? Поможем! Применим силу, как в Венгрии и Чехословакии. Он не повторит ошибки Хруща! Он отправит армейскую группировку, быстренько разгромит врагов афганской революции, и пусть товарищи спокойно строят социализм. А янки со своими долларами убираются восвояси. Рубль крепче доллара! Go home, как это было во Вьетнаме.

Завтра же созову Политбюро, и утвердим резолюцию, решил генсек. То-то вояки обрадуются. Засиделись в окопах штабные крысы, брюхо отъели, щеки уже из-за спины видны. А что? Боевая выучка армии всегда нужна. Советский Союз и не таких врагов громил. Что там захудалый Афганистан с моджахедами на верблюдах против наших танков и самолетов. Решительность, напор и еще раз решительность! Зато впредь никто не посмеет шушукаться, что Брежнев уже не тот и ему пора на покой. Нет, я этого не допущу! Убью сразу трех зайцев: внешних врагов разгромлю, расширю империю социализма и внутренним злопыхателям языки укорочу.

Леонид Ильич откинулся в мягком кресле, растер грудь над сердцем. Рука задела орденские колодки на гражданском костюме. Глаза хитро прищурились и умильно заблестели.

Начнется война, тогда и боевые ордена можно будет по праву себе вешать. Вот в прошлом году дали соратники орден Победы, которым с сорок пятого года никого не награждали. Признаться, давно хотелось иметь красивую звезду с рубинами и бриллиантами. Партийные товарищи уважили желание. А золотопогонники заворчали, что, мол, только боевым военачальникам положено. Зачем брюзжать? Итак все честь по чести сделано. Дождался, пока всех сталинских маршалов в Кремлевской стене схоронили, а лишь затем согласился на вручение редкой награды. Ладно, начнется боевая кампания, всем лампасникам пасть заткну звездочками и орденами. Пусть тоже порадуются.

Леонид Ильич вызвал помощника.

– Сообщите членам Политбюро, что завтра у нас чрезвычайное заседание.

– Леонид Ильич, так ведь завтра День милиции. Праздничный концерт в Кремле.

Концерты, посвященные Дню Милиции, генсек любил, впрочем, как и вся страна. Там выступали самые известные артисты эстрады, приглашенные по особому списку. Прямая трансляция концерта по телевидению уступала в популярности разве что новогоднему «Голубому огоньку».

– С утра зови. Мы успеем. Вопрос для меня уже решенный. Да, чуть не забыл. Пусть министр обороны начальника Генштаба пригласит и командующих родами войск.

– Всех, Леонид Ильич?

– В Афганистане море есть?

– Нет.

– Тогда командующий ВМС пусть пока палубы надраивает. – Генсек улыбнулся собственной шутке, помощник подобострастно хихикнул. Брежнев строго шевельнул густой бровью: – Ну все. Ступай.

– Слушаюсь, Леонид Ильич. Все будет сделано.

Оставшись один, Брежнев вновь налил коньяк, бодро опрокинул бокальчик. Голова работала четко, сладкие мысли витали высоко.

Надо будет предупредить вояк, чтобы с окончательной победой не спешили. Пусть война подольше продлится, тогда еще не одну звездочку можно будет на парадный мундир нацепить. Сколько у него сейчас звезд Героя Советского Союза? Только три. А у Жукова было четыре! Непорядок. Исправим.

Леонид Ильич решил, что на праздничном ужине непременно произнесет короткий, но уверенный тост: «За победу Советских войск в Афганистане!»