Шепот питона - Ульстайн Cилье

Я начинаю развешивать остальные фотографии, которые конфисковали мои коллеги, когда арестовывали меня. Фотографии Лив, питона. От этих снимков меня начинает тошнить. Все эти месяцы я боролся с тошнотой и с мечтой нанести Лив настоящий удар. Не просто увидеть ее за решеткой, а по-настоящему навредить ей. Отомстить. Поэтому я заговорил с Ибен. Я хотел использовать ее для того, чтобы добраться до ее матери. Возле торгового центра я хотел рассказать ей все о той женщине, которую она называет своей матерью. Это был отчаянный поступок, попытка заставить ее понять. Я сказал ей, что она должна помнить: доверять нельзя никому, особенно взрослым, особенно тем, кого, как ей кажется, она хорошо знает. Потом я сказал, что ее мать — убийца. Ибен хотела уйти, возможно, я схватил ее за руку и повысил на нее голос, но она вырвала руку. А потом убежала быстро-быстро вверх по дороге и скрылась из виду.

Папка с бумагами по делу Дэвида лежит на тумбочке. Я открываю ее, листаю фотографии и отчеты. Судя по всему, это дело совершенно не связано со смертью Аниты, но все же я не могу его оставить. Сначала я думал, что, возможно, кто-то, замешанный в нападении в переулке, убил по не известной мне причине и Аниту. Откуда мне было знать — ведь я ни за что в жизни не поверил бы, что моя дочь способна напасть на человека! В какой-то момент я был в таком отчаянии, что даже навестил мать Дэвида Лорентсена, выложил перед ней все фотографии, все бумаги, отчеты, которые ей нельзя было видеть, газетные вырезки, снимки Мариам и Ибен. Я давно уже утратил способность мыслить разумно. Мной руководил гнев, хотя я знал, что он мне не поможет. Гнев застилал мне глаза…

Раздается звонок в дверь, длинный громкий звук пронзает мое тело. Я кладу нож в карман, глубоко вдыхаю. Собираюсь с силами, иду к двери и наклоняюсь к глазку. Она смотрит прямо на меня. Тонкие губы растянуты в улыбке. Выглядит так, будто она смеется надо мной. «Я знаю, что ты там», — говорит ее взгляд. Губы накрашены, она одета в блузку и брюки. На узком плече висит небольшая сумочка. Выглядит, как и полагается бизнес-леди, которой она умудрилась стать. В сумочке у нее, конечно, оружие, но она меньше и слабее меня. Набралась смелости прийти сюда! Она еще пожалеет…

Когда я открываю дверь, она сжимает ремешок сумки.

— Мариам Линд, — говорю я. — Добро пожаловать!

Кланяюсь и впускаю ее внутрь.

Не снимая обуви, она проходит, садится на край дивана и оглядывает мою квартиру.

— Пустовато тут у вас.

— Мне хватает.

Мариам Линд пристально смотрит на меня.

— Я была в тюрьме у Эгиля, — говорит она. — Сегодня.

Я жду, что она скажет что-нибудь еще. Рано или поздно это должно было случиться — она должна была выяснить, что я про нее знаю. Значит, все эти дни она торчала в Олесунне. Возможно, именно там спрятала свою дочь — точнее, ее труп. А сейчас она сглупила, придя сюда. Думает, будто сможет напасть на меня так, как напала на Аниту, ударить меня по затылку…

— Вот как, — нарушаю я молчание. — От меня привет передали?

— Он велел мне поскорее ехать сюда. Когда я рассказала ему о ключе.

Она держит в руках цепочку с золотым ключиком. Он раскачивается из стороны в сторону, как маятник.

— Он лежал в шкатулке Ибен.

Я киваю.

— И чего вы от меня хотите?

Жесткость и холод исчезают из ее глаз, они становятся блеклыми. Мариам Линд смотрит на меня, внезапно в ее взгляде появляется мольба.

— Где Ибен? — спрашивает она. — Пожалуйста, дайте мне ее увидеть!

Ронья

Кристиансунн

Четверг, 24 августа 2017 года

Бирта хрустела чипсами, листая папку с документами по делу Дэвида Лорентсена. Она положила ноги на стол, а пакет с чипсами пристроила на животе. От одного взгляда на кипу бумаг на столе меня затошнило. Копии всех документов, газетные вырезки, фотографии, которые Руе собирал много месяцев… Я коснулась стопки откопированных фотографий. Мариам Линд — молодая девушка с темными волосами. Люди ведь иногда меняются. Примеряют новую личность, меняют имя. Но она изменила все — имя, место жительства, внешность, личность, — и это странновато. Должно быть, человек, пребывая в полном отчаянии, пытался от чего-то убежать. Может быть, Руе прав и Мариам виновата в смерти его дочери и внучки? Может быть, она и со своей дочерью что-то сделала? Я беру в руки фотографию, где с ее плеча свисает питон. Я сомневалась, что подобная змея способна напасть на маленького ребенка, но интернет развеял все сомнения. Во Флориде именно этот вид змей стал огромной проблемой. Владельцы отпускали их на свободу, когда те вырастали слишком большими для комнатной зверюшки. В Штатах они охотятся на опоссумов, енотов и даже аллигаторов. Так что с маленьким ребенком такому питону ничего не стоит сладить.

Руе наконец получил то, чего добивался. Поиск ведется в том районе, куда поехала Мариам Линд после посещения торгового центра вместе с Ибен в пятницу. Мы подключили полицию Олесунна, они предоставили нам доступ к делу о гибели Аниты Крогсвеен и Авроры Крогсвеен Фладмарк и пообещали объявить Мариам в розыск. Отыскать ее будет несложно — ведь за последние два дня ее уже видели в городе, а значит, и свидетели найдутся. Всех ее знакомых допросят, и свидетели непременно объявятся. Единственный вопрос — сколько у нас времени, потому что если и этот поиск не даст никаких результатов, то мы снова окажемся с пустыми руками. Руе уверен, что если мы найдем Мариам, то найдем и Ибен, — но вдруг он ошибается? Он тоже чувствует, что не хватает какого-то фрагмента. В этих бумагах есть ответ на вопрос, где сейчас Ибен.

В моих снах она все еще жива. Выглядывает из белой коробки, где пряталась все это время, и смеется, что обхитрила нас. На фотографии со своего одиннадцатилетия она смеется именно такой улыбкой, совершенно беззаботной. Ребенок смеется, потому что жизнь — игра. Я задумалась, засмеется ли она еще когда-нибудь…

Бирта знай себе хрустела чипсами. Она злилась, потому что именно мне удалось разговорить Руе. Бирта проработала здесь дольше меня, и ей хотелось быть лучшей. Мы друг дружке не соперницы, однако ей все-таки обидно. Лучше оставить ее одну на время, чтобы она успокоилась.

Руе носил в себе эту тайну очень долго — боялся очернить память своей дочери. Потому что теперь все узнают, что она участвовала в нападении на человека. Может быть, ее смерть как-то связана с нападением? Руе считает, что если мы найдем связь со смертью Дэвида Лорентсена, все встанет на свои места. Именно поэтому Бирта так накинулась на материалы дела. Она хочет совершить прорыв.

Я встала налить себе стакан воды, как вдруг дверь открылась, и к нам заглянул Шахид.

— Вот вы где, — сказал он.

— Я вам нужна? — спросила я.

— Август сейчас будет допрашивать Тура Линда, сможешь вести протокол беседы, как в прошлый раз?

Я оглянулась на Бирту, но та снова погрузилась в чтение. Шахид открыл дверь и пропустил меня вперед.

Мариам

Кристиансунн

Четверг, 24 августа 2017 года

— Что за чушь? — Руе Ульсвик фыркает. — Я не знаю, где она.

Он очень раздражен, но я прекрасно вижу, что он играет. Для того чтобы скрывать свою настоящую жизнь от окружающих, нужно обладать талантом актера. Я, как никто, хорошо это понимаю. Нельзя просто притворяться другим человеком — ты должен стать другим целиком и полностью, раздвоиться, думать так, как думает этот человек. В моем случае первая личность уничтожена, поэтому появилась вторая. Наверное, и у него также.

Я собиралась было ответить, но внезапно что-то внутри меня ломается. Я безуспешно пытаюсь вытереть льющиеся из глаз слезы, но бесполезно. Не знаю, почему я решила, что смогу придерживаться строгого тона, что нападу на него, заставлю себя уважать, припру к стенке. Мне следовало предвидеть, что я сломаюсь. И теперь я сижу здесь, у него на диване, как потерявшийся ребенок, — я, Мариам. Не Лив, которая могла бы врезать ему кулаком в живот, а отчаявшаяся мать, чье единственное желание — знать, что ее дочь жива. Руе смотрит на меня, сдвинув брови, внимательно разглядывает мое лицо.