Дэвид Лисс - Этичный убийца

Полицейский – Джим Доу, как называл его Мелфорд, – сощурился и почесал нос. Его ноготь на секунду зацепился за огромную козявку, присохшую к кончику носа.

– А какого хрена ты тут вообще шатаешься по лесам, когда должен продавать книжки? Как думаешь, твоему боссу это понравится?

– Да ладно, времени много, – возразил я. – Я решил, что немного передохну, а потом снова возьмусь за работу. Я уверен, что вы понимаете меня, офицер: ведь во время тяжелой работы очень важно делать хотя бы небольшие перерывы.

– Не понимаю, что общего между перерывом в работе и вторжением на территорию свинофермы, – ответил он. – Вообще-то, по-моему, то, чем ты занимаешься, является нарушением закона. Да, именно так.

– Извините, но я не заметил никаких знаков или табличек, где было бы написано, что сюда нельзя.

– Ага. А большую желтую табличку с надписью «Проход запрещен» ты тоже не заметил? И ворот этих не видел? Они тут, кстати, специально поставлены, чтобы люди не ходили.

– Но я же пришел через лес, – возразил я, сам не зная, можно ли сюда попасть таким путем. – Я все равно как раз собирался уходить. Надеюсь, вы понимаете, что я просто заблудился.

Способы психологического воздействия на потенциальных покупателей здесь явно не срабатывали.

– Дай-ка я пройдусь тут и погляжу, не напортачил ли ты чего-нибудь. А потом отвезу тебя в тюрягу за вторжение на частную территорию. – И он двинулся на меня. – Повернись-ка лицом к машине. Руки за спину.

– Послушайте, офицер, в этом нет никакой необходимости. – Меня охватила паника, и голос мой задрожал.

Доу с силой схватил меня за плечи, развернул на сто восемьдесят градусов и швырнул на крыло своей патрульной машины. Голова у меня закружилась. В какой-то момент я подумал, что сейчас рухну на землю, но мне чудом удалось сохранить равновесие; и тут Доу залепил мне такую затрещину, что мой нос с силой впечатался в стекло и из ноздри тонкой струйкой потекла кровь.

У меня было лишь одно мгновение, чтобы справиться с первой волной боли, потому что меня тут же захлестнула новая. Доу защелкнул наручники сперва на левом моем запястье, а затем на правом, и холодные металлические обручи впились в мое тело. От ладоней к плечам распространилось странное ощущение: сочетание острой, раздирающей боли и онемения, которые продолжали усиливаться.

Тяжелая лапа снова вцепилась в мое плечо, и через мгновение я оказался с Доу лицом к лицу.

– Наручники очень тугие, – выдохнул я. – Руки онемели.

– Пасть заткни, – отозвался Доу и ударил меня кулаком в живот.

Я согнулся пополам, издав шипящий звук, но тут же снова выпрямился: овощное ло-мейн вскипело у меня в желудке. Как бы больно мне ни было, я понимал, что Доу бил меня не в полную силу, и всей гаммы ощущений мне испытать не хотелось.

– А теперь, – продолжал Доу, – хватит вешать мне лапшу на уши. Говори, что ты здесь делал?

– Но я же сказал, – ответил я, невольно поморщившись от жалостливых интонаций собственного голоса. В ушах у меня гудело, из носа струилась кровь.

– Ни хрена ты мне не сказал. Послушай, сопляк, ты постоянно оказываешься в самых дерьмовых местах, и я ни на грош не верю в то, что ты заблудился и зашел сюда случайно.

– Я что, арестован?

– Нет уж, так легко ты не отделаешься. – С этими словами Доу открыл заднюю дверь машины и втолкнул меня внутрь, позаботившись о том, чтобы я как следует ударился головой о крышу. – Сиди тут, а я пока пойду посмотрю, какого лешего тебе здесь было надо. Молись, чтобы я ничего не нашел – а не то смотри, уж я заставлю тебя хлебнуть как следует из этой сраной ямы. – И, указав рукой на отстойник, он с силой захлопнул дверь.

Слезы застилали мне глаза, а к горлу подступал тяжелый комок, но плакать я не собирался. Нет, это не Кевин Освальд, который в раздевалке после урока физкультуры так ударил меня, что я перелетел через скамейку и ударился затылком о шкафчик Тедди Эбботта. Теперь я имел дело с полицейским, который действовал явно не в рамках закона, был виновен в убийстве и собирался сделать со мной что-то ужасное. Я принялся сосредоточенно слизывать соленую кровь, которая медленно струилась из моего носа и собиралась на верхней губе.

Я попробовал привстать, но боль оказалась слишком сильной: мои руки были как две бутылки, доверху наполненные горячей водой и готовые вот-вот взорваться. Интересно, думал я, не останется ли у меня от этих наручников травма на всю жизнь? Да и есть ли мне вообще смысл беспокоиться об этом? Каковы шансы, что у меня будет возможность лет через десять, морщась, потереть запястья и поворчать про себя: «Ну вот, опять эта старая травма от наручников дает о себе знать!»?

И где, к черту, шляется Мелфорд? Он там, конечно, ухаживает за животными, но все-таки наверняка найдет время, чтобы заглянуть сюда и вытащить меня. Мелфорд не побоится оказать сопротивление полицейскому, ведь, по его словам, он исключил себя из идеологических государственных аппаратов. Он вполне может подкрасться сзади к полицейскому и хорошенько звездануть его по голове. Я очень надеялся, что он так и сделает, но у него была и другая возможность: воспользоваться случаем и просто бросить меня одного.

Я выглянул в окно и увидел Доу, который медленно двигался к свинарнику, широко шагая, словно какой-нибудь ковбой из старого фильма. Неужели Мелфорд все еще там – ухаживает за несчастными больными свинками? А может быть, он сидит в кустах и планирует внезапное нападение? Или медленно ползет через поляну, прикрытый листьями, чтобы потом внезапно выскочить из засады и перерезать полицейскому горло?

Мне не хотелось быть причастным еще к одному убийству, особенно к убийству полицейского, хотя теперь я был абсолютно убежден в том, что такого парня, как Доу, стоило бы убить. Его жизнью я бы с радостью пожертвовал, чтобы спасти собаку, даже не слишком героическую. И тем не менее относительно этого у меня еще оставалось достаточно сомнений; и уж во всяком случае, я совершенно не хотел скрываться от суда по обвинению в убийстве полицейского. Даже если бы Доу насиловал младенцев, все копы до единого стали бы яростно преследовать его убийцу.

В любом случае все эти соображения уже не имели значения, потому что в этот самый момент я заметил еще одну полицейскую машину, которая подъехала по грунтовке, вынырнув из сосновой кущи. Значит, Мелфорд остался в меньшинстве: у Доу теперь есть прикрытие. Кроме того, все копы в полицейском участке теперь знают о том, что на свиноферму был вызов, так что, если с этими двумя что-нибудь случится, у нас будут крупные неприятности.

Приглядевшись повнимательнее ко второй полицейской машине, я заметил, что она была не цвета морской волны, как у Доу, а коричневой, и на боку у нее было написано не «Полиция Медоубрук-Гроув», а «Ведомство шерифа округа Гроув». Я обернулся и взглянул на Джима Доу, который тоже смотрел на машину. Даже на таком расстоянии я прочел по его губам два слога, которые он произнес: они складывались в слово «дерьмо».

Доу с уверенным видом направился обратно к своей машине, придерживая одной рукой шляпу. Тем временем вторая машина остановилась прямо перед капотом автомобиля Доу, и из нее вышла женщина, облаченная в коричневую форму неприятного оттенка.

Вообще в этой даме было трудно найти что-либо приятное: она была коренастой и крепко сложенной, с приплюснутым лицом и мужскими ухватками. Ее короткие каштановые волосы были стянуты в хвост на затылке: с такой прической можно спокойно перепрыгивать через ограды и носиться по переулкам, не боясь, что волосы станут лезть в лицо.

Она внимательно посмотрела на Доу и на его машину, на мгновение встретившись со мной взглядом. Потом достала из своей машины рацию.

– Эй, постой! – Это был голос Доу: я расслышал его даже сквозь стекло. Он спешил навстречу женщине в коричневой форме, по-прежнему придерживая шляпу. – Подожди секундочку!

Женщина снова убрала рацию в машину. Я подумал, что этого делать не стоило, но предпринять ничего не мог, ведь до сих пор не знал наверняка, что мне сулит появление этого нового и, как я надеялся, честного сотрудника полиции.

– Не надо никому ничего сообщать, – сказал Доу слегка запыхавшимся голосом. Он одарил женщину улыбкой, пытаясь изобразить дружелюбие, но мне она показалась гротескной гримасой. – К чему суетиться, Эми?

Женщина снова посмотрела на меня. Я ответил ей умоляющим взглядом.

– Какого хрена здесь происходит?

– Не люблю, когда женщины употребляют такие грубые выражения, – заметил Доу.

– Тоже мне, святоша нашелся. Мне насрать, нассать, и вообще мне до хрена и до жопы, что там тебе нравится, а что нет. Я хочу знать, что здесь происходит.

– Он нарушил границы частной собственности, – ответил Доу. – Может быть, есть и другие нарушители. Я как раз собирался осмотреть окрестности. И вообще, эта территория находится в юрисдикции города Медоубрук-Гроув, не говоря уже о том, что это моя частная собственность. Так что будь так добра, займись-ка своими делами – и я обещаю, что не буду совать в них свой нос. – Доу снова осклабился. – Да уж, лично я не стал бы лезть в твои дела.