Юрий Черняков - Чудо в перьях

Для этого я вырвусь в столицу. Со своим хором. Туда не приглашают, а теперь просто умоляют приехать. И не только всемогущий хозяин.

У меня там гастроли, в конце концов. Надо только подбить кое-какие бабки. Скажем, восстановить здание мэрии. Нейтрализовать этих фурий, засевших в горах. Еще не знаю как, но без этого просто не имею права оставлять на Бодрова свой Край… Радимов должен это понять. Край он оставлял на меня, на того, с кем его связывает великая тайна перевоплощения, которую он и не думает скрывать от кого бы то ни было, а потому она до сих пор не раскрыта.

Словом, ехать надо, никто не спорит, быть может, удастся, как в прежние времена, свести вместе Романа Романовича и Андрея Андреевича за бутылкой водки (или они там пьют чего получше?). И пусть ругаются всласть! Истощая друг друга. Пусть доказывают, без всякой надежды друг друга переубедить.

Вот чего им до сих пор не хватало, пока меня не было с ними! Сидели отдельно по своим дачам-кабинетам, накручивали себя, и прежде всего Роман Романович. Ну, как оппозиционеру, положено…

День-другой на все дела, собрать хор с оркестром, заказать билеты до столицы нашей неохватной Родины… Успеем.

23

…Я подъехал к мэрии, когда вокруг нее уже собралась толпа. Здание по-прежнему напоминало полено, разрубленное посередине топором, и казалось, что обе половинки вот-вот развалятся в разные стороны под собственной тяжестью. Здесь было милицейское оцепление, пожарные, «скорая». Игорь Николаевич Бодров нервничал, расхаживая за оцеплением и посматривая на часы. Возле него толпились члены бюро, серые от страха.

— Когда? — спросил меня Бодров. — По моим часам у меня осталось не более двадцати минут. А Ощепкова все нет!

— Без него не получится, — сказал я. — Кто-нибудь поехал за ним?

— Мы направили на поиски пять патрульных машин. Ищем дома, у подруг… — развел руками полковник милиции с мегафоном на груди.

— Какие там подруги! — разозлился я. — Вы что, забыли, какой решаете вопрос? Кто-нибудь знает его новых друзей? — обратился я через мегафон к толпе.

— Знаем! — протиснулись два парня. — Можем показать.

— Только быстро! — крикнул я, поглядев на Бодрова. У него был вид, будто он только что во всем наконец разобрался. И потому сейчас стошнит на своих подчиненных.

Парней засунули в милицейские машины и погнали в разные стороны. Сам слышал краем уха, как они назвали с десяток, не меньше, адресов.

Прошло еще пятнадцать минут, прежде чем появилась машина с вдребодан пьяным Ощепковым. Он с трудом выбрался из машины, но лезть на верхотуру отказался.

— Все должно быть так, как в прошлый раз! — сказал я непреклонно. И посмотрел обещающим взглядом на Наталью. Я собирался взять ее с собой в столицу, где наконец мы обретем с ней друг друга как начальник и подчиненная. Она вздохнула, прикрепила монтажный пояс и полезла наверх, на бывший третий этаж, по разбитым лестничным маршам.

Потом полезли другие. Сопротивлявшихся, а таких оказалось двое — Ощепков и зам по оргвопросам, — доставили туда вместе со столом подъемным краном.

— Графин, где графин? — закричал оттуда Бодров, но тут заскрипели стены и несущие конструкции, едва дом удерживающие.

Я переглянулся с полковником.

Конечно, все предусмотреть невозможно. В тот же графин, скажем, придется налить ровно столько же воды, как в тот раз, а кто теперь помнит, сколько там ее было? Кстати, Ощепков в прошлый раз был вполне трезвый.

— Черт с ним, с графином, — сказал я. — Начинайте!

Толпа замерла. Бодров осторожно поднялся в своем кресле, поставленном на доски, перекинутые через развал. И постучал по графину.

— В протокол смотрите, в протокол! — закричал я. — Чтобы слово в слово! И начинайте, не тяните. Все как тогда, только голосуйте единогласно.

— Переходим к разному. К нам поступило заявление от всем нам известного Анатолия Семеновича Ощепкова, в котором он просит…

— Просим зачитать! — потребовал, как и положено по сценарию, зам по работе с молодежью — тюфяк тюфяком.

Я посмотрел на часы. Скорей бы уж голосовали… Потом взглянул на Ощепкова. Как бы он все не испортил. Сейчас должен встать и изложить свои доводы. Но Ощепков спал, чуть слышно похрапывая.

— Ощепков! — заорала толпа. — Вставай! Требуй, мать твою! Из-за тебя землетрясение было!

Он продрал глаза, опомнился, вскочил и затараторил. Его все слушали, держась кто за что может и не сводя глаз с часов.

— Кто за то, чтобы удовлетворить просьбу товарища Ощепкова Анатолия…

Члены бюро дружно вскочили и подняли правые руки, как бы наполовину сдаваясь. Руку поднял и Бодров. Глядя на них, поднял руку и Ощепков, но толпа тут же рявкнула, чтобы опустил руку, поскольку не является членом. Он поспешно опустил руку и испуганно заморгал.

Они так и стояли, прислушиваясь, держа поднятые руки.

— Наташа! — вспомнил я. — Ты же вошла в этот момент, сама рассказывала, помнишь? И Ощепков попытался тебя ущипнуть, а ты дала ему…

— Дай ему, Наташа! — заревела толпа. — Чтоб все было по-честному!

И она вошла в проем двери, идя по осыпающемуся краю, и Ощепков попытался при всех ее ущипнуть, и тут же прозвучала хлесткая пощечина, перешедшая в подземный гул…

— Мама! — натурально завизжала Наталья, схватившись за Ощепкова, и мы все воочию, уже натурально увидели, кто как себя повел при том памятном ударе стихии.

Толпа отхлынула, и оцепление разорвалось. Колыхнулась под ногами земля, и две половины дома, качнувшись, припали друг к другу, осыпая нас пылью, треща крошащимися краями стен и звеня битыми стеклами.

Само правительство, во главе с Бодровым, пропало из наших глаз внутри соединившихся половинок здания. Неровно, со щелями и перекосами — трудно было ожидать полного совпадения при нашей расхлябанности и неорганизованности, когда многие забыли, как, когда и что в тот момент происходило, но соединились же! А строителям остается только поправить, замазать и оштукатурить.

Меня кинулись поздравлять. Меня обнимали, хлопали по плечам, дарили цветы. Женщины — лица знакомые, но где, кого и при каких обстоятельствах видел… — вытирали глаза, слезящиеся от пыли. Первым спустился по лестнице Игорь Николаевич, весь в пыли, даже очки не успел протереть, и пожал мне руку. Следом вышли остальные — запорошенные, запыленные, испуганные и слегка поцарапанные. Потом появилась Наталья и сразу кинулась мне на шею. За этим занятием ее застала Елена Борисовна со своей съемочной группой.

Я взглянул на небо. Ветер стих, и оно стало проясняться. Я подумал, что вот сейчас должен возникнуть над моей головой добрый гений и возложить на меня венок из белых цветов под названием харизмы…

А Толю Ощепкова пришлось снимать с верхних этажей опять же подъемным краном.

24

Но не было времени почивать на лаврах. Пусть только Елена Борисовна побыстрее смонтирует материал. Пусть увидят его на своих переносных телевизорах инсургенты. И я пойду туда к ним. Один и без оружия. Как только закончится трансляция моего триумфа. Пойти раньше — опасно. Позже — поздно.

— Это можно показать через час? — спросил я.

— Теперь к твоим многочисленным талантам прибавилась способность к телекинезу? — спросила она. — А почему через час?

— Хочу подняться в горы к твоим бывшим товарищам по неравной борьбе, — сказал я. — Пусть сложат хлысты, шпаги и что там еще на вооружении? Я хочу вернуться оттуда засветло.

Она посмотрела в сторону гор, темнеющих на фоне неба, как пятна на голубой скатерти.

— Один? — спросила она. — Может, и мы с тобой? Заснимем ваши переговоры. Они не посмеют тебя тронуть.

— Нет, я пойду один. Или со своим хором. Так даже лучше. Споем с ними вместе. Они люди, и мы люди. Разве этого мало? Да еще под небом, откуда польется наша музыка.

— Ты стал идеалистом! — констатировала она, не начиная съемку, будто уже сомневаясь в ее необходимости.

— Перестал быть рабом, — сказал я.

— А ты им и не был. — Она ничуть не обращала внимания на глазеющих зевак и покашливающего оператора. — Раб не может быть хорошим любовником. Он не может, как ты, подчинить себе женщину.

— Ну телохранителем, — пожал я плечами. — То есть прислуживающим добровольно… Так какой твой первый вопрос? Учти, я буду говорить для них! — Я снова показал на горы.

…К предгорьям я подъехал ближе к вечеру. Оставил машину возле милицейского поста и стал подниматься наверх. Время шло, казалось, такому подъему не будет конца.

— Стой! — крикнули из ближних кустов.

Ну, наконец! Я послушно поднял руки. Двое бородатых, живописно одетых парней, вооруженных шпагами и хлыстами, подошли ко мне. Вид у них был воинственный, но, узнав меня, они озадаченно переглянулись. Значит, только что прошла трансляция и они ее видели.