Джим Томпсон - Сейчас и на земле. Преступление. Побег

— Ну вот мое последнее слово, — сказал Чарли. — Меняюсь на кольт и пятнадцать, нет, двадцать долларов. Это мое последнее слово, Дик, как хочешь.

— Поздравляю вас со сделкой, мистер, — сказал я.

— Заплачу тебе завтра, как только получим деньжата от Коссмейера.

— Ладно, но если не будет деньжат — сделка не состоится. Деньги на бочку, Чарли.

— Получишь. Хотя бы даже пришлось этого Клинтона связать.

Мы покончили с горячим и взяли кофе с пирожными. Потом повторили, и официант почему-то не засчитал этого, так что мы оставили и эти деньги ему. Еще двадцать центов в дополнение к восьмидесяти, всего доллар чаевых ровным счетом. Нам с Чарли, знаете, было интересно, как он отреагирует, но он возился с другими, и мы решили, что пора возвращаться.

Из суда все уже разошлись, все кабинеты, кроме прокурорского, были закрыты, даже мальчик-лифтер ушел домой. Свет практически везде выключили, и мы пробирались по коридорам почти на ощупь.

Мы дошли до прокурорского кабинета, вернее, до его приемной. Чарли шел впереди, я за ним следом, и, когда мы остановились, я наступил ему на пятки.

— Прости, Чарли, — сказал я.

— Ш-ш, — зашипел он. — Черт!

Он кивнул в сторону свидетельской комнаты, и я, прислушавшись, уловил разговор прокурора и мальчишки. Что-то прокурор у него выспрашивал, и мне это очень не понравилось, и могу поклясться — Чарли тоже.

Чарли обернулся и посмотрел на меня, а я на него. Подумали об одном и том же.

— Ну, Чарли, — сказал я, — думаю, мы наелись самых дорогих бифштексов в своей жизни.

— Черт, — отозвался он, — вот негодяй!

— Надо бы нам их есть пореже, — продолжил я.

Он опять прошипел:

— Ш-ш, послушай-ка, черт побери!

Мы прислушались.

— Ну, Боб, ты хочешь рассказать правду, не так ли? Ты хочешь рассказать правду или ты хочешь продолжать лгать?

— Да! То есть нет, я не хочу! То есть я не знаю, я…

— Ты не знаешь, какую правду, так, Боб? Так или нет? Не лучше ли тебе рассказать правду, чем лгать? Если я тебе помогу и расскажу, что было правдой, ты скажешь правду или солжешь?

— Д-да… нет! Я не знаю! Я… совсем з-запутался…

— Ты не хотел убивать ту девочку, так, Боб? Или хотел? Отвечай только «да» или «нет»: хотел ты или нет убить ее?

— Я… н-нет.

— Если не хотел, тогда, значит, произошел несчастный случай, так? Или нет, Боб?

— Д-д-думаю, т-так.

— Ты не был возле поля для гольфа, да? Ну а откуда ты знаешь, что там оставалось не больше полумили? Ты что, измерял? Почему там не могло быть мили, или двух, или…

— Потому что я вам говорил…

— Но это была ложь, припомни! Ты же хотел сказать мне правду, потому что лучше сказать правду, чем лгать. Разве не так?

— Я… я не знаю! Я говорю правду!

— Отлично, разумеется. Ты начинаешь вспоминать, начинаешь исправляться и начинаешь говорить правду. Ты хороший мальчик, Боб. Я всегда это знал. Тебе нравилась маленькая Джози. Ты мог испугаться и потерять голову, со всяким бывает, но она тебе нравилась. Неужели, убив ее случайно, ты отправился бы на поле гольфа как ни в чем не бывало? Ты же не хочешь, чтобы я подумал, что ты так сделал, да?

— Н-нет…

— Сколько раз вы с ней делали это, Боб?

— Т-только…

— Ну да, но однажды может быть и несколько раз, разве не так? Могло так быть или нет, Боб? Знаешь, несколько раз подряд?

— Я н-не знаю… ЧТО ВЫ ХОТИТЕ ОТ МЕНЯ УСЛЫШАТЬ? ЧТО ВЫ…

— Ну, я не могу тебе приказывать, Боб. Это будет несправедливо. Но если ты хочешь, чтобы я тебе помог вспомнить — и сказать точными словами, чтобы мы поняли, что ты хороший мальчик и что все это произошло по ошибке, со всяким может случиться… Боб, ты это имеешь в виду? Ты хочешь, чтобы я помог тебе высказать это правильно, так…

— Д-Д-ДА!

Чарли Олт выдернул сигару изо рта и швырнул ее на пол.

— Дьявольщина, — прорычал он. — Прощай пятьдесят баксов!

Глава 10

И. Коссмейер

Я обогнул стол и встал прямо перед миссис Тэлберт. Свесил руки наподобие кенгуру, опустил скорбно уголки рта и стал тереть веки. И это было очень на нее похоже, если можно так выразиться.

— Вот так вы выглядите, миссис Тэлберт, — сказал я. — А вот какие вы издаете звуки.

И я стал подвывать и верещать, перемежая стоны словами «правда», «действительно», «ну понимаете», «я не могу это выдержать» и все в таком духе. Она была в шоке, не зная, плакать ей или смеяться.

— Ну, знаете! — начала она. — Я…

— Вот пожалуйста, — усмехнулся я.

Она вдруг покраснела и внезапно рассмеялась. Тэлберт метнул на нее испуганный взгляд. Кажется, он не слышал ее смеха годами. Трудно представить, чтобы он отпустил какую-нибудь шутку — разве что под страхом смерти.

— Так-то лучше, — продолжил я. — И не стыдно вам, миссис Тэлберт? Молодая хорошенькая женщина мечется, словно безголовая курица. Кудахчет и бормочет про все, что знает, и вдесятеро больше про то, о чем не имеет понятия. Право, не будь вы такой славной, я бы вас перегнул через колено да и отшлепал.

Она вспыхнула и хихикнула:

— Ну, мистер Коссмейер! Это ужас, что вы…

— Ладно, ладно. Теперь вы будете хорошей девочкой. Никакой ни с кем трепотни. Никаких гадостей о ком бы то ни было. Нам надо завоевывать друзей, как можно больше, понятно? Мы должны действовать быстро и тайно. Если вам захочется поговорить — приходите ко мне. Мы дадим вашему супругу снотворное и займемся любовью.

Она жеманно запротестовала:

— Мистер Коссмейер, вы просто ужасный!

— Вот вы еще увидите, какой я ужасный, если станете мне мешать. Теперь скройтесь с глаз долой на время, пока я немножко поговорю с вашим мужем. Идите поболтайте с моей секретаршей. Скажите ей, что я приказал выдать вам самый большой стакан кока-колы, а не то я больше не стану сажать ее к себе на колени.

Она вышла, хихикая и краснея, и вправду вильнула мне задом. Я подтащил стул, на котором она сидела, поближе к Тэлберту.

— Так, ладно. Ей это было необходимо. Теперь шутки в сторону. Сколько вы можете добыть денег?

— Ну-у, — он заколебался, — а сколько вам требуется?

— Больше, чем я от вас могу получить. Так что просветите меня.

Он чувствовал себя неуютно — явно не привык так вести дела.

— Ну, не знаю, если в вы могли мне сказать…

— Вот что, мистер Тэлберт. Вы уже меня поставили в весьма невыгодное положение. Если бы вы не давали выход своим эмоциям и не теряли голову, а поступали правильно, вы бы не сидели тут, а ваш мальчик — там, где он сейчас.

— Я понимаю, — сказал он, — я не знаю, зачем я…

Я его прервал.

— Забудьте. Дело сделано, так что вернемся к нашему предмету. Все, что я прошу от своих клиентов, — это заплатить, сколько они могут. Вы мне называете сумму, и далее мы будем исходить из этого.

— Ну, так… скажем, тысяча долларов?

Я кивнул, твердо глядя на него:

— Хорошо, мистер Тэлберт. Теперь понятно, на что вы способны.

— А вы?.. — Он уставился в пол. — Мне бы не хотелось думать, что Боб не… что деньги…

— Они не важны, — отозвался я. — Я делаю за тысячу столько же, сколько сделал бы за десять тысяч. Или за сто. Я всегда стараюсь. И прошу того же от своих клиентов.

— У меня есть дом, — сказал он. — Довольно приличная недвижимость. Надеюсь, что…

— Мистер Тэлберт, у многих моих клиентов нет ничего, кроме костюма. А иным и позавтракать не на что.

— Я достану, сколько смогу. Все, что смогу, конечно, с радостью…

— Хорошо. Займитесь этим.

Он, казалось, несколько сник. Он, разумеется, ожидал благодарности! Я же обложил его со всех сторон и не был даже особенно обходителен. Я и хитрил с ним, и науськивал его в одно и то же время.

Вот так он все это и воспринимал, и кто бы мне объяснил, отчего меня это беспокоило, — ведь все мои клиенты воспринимали ситуацию совершенно так же. Довольно: они не осознают, что это такое. А просто — слишком много. То есть слишком много должны вам платить. И даже если не платят — все равно много. Вы же получаете бесплатную рекламу, так? А это стоило бы вам денежек. А я еще пытаюсь и из них что-то выжать!

— Ну вот, пока, кажется, все, — сказал я. — Если хотите двигаться дальше, займитесь финансами…

Он приподнялся, нахмурясь.

— Да, но что вы собираетесь предпринять, мистер Коссмейер?

Я пожал плечами:

— То, что потребуется, мистер Тэлберт.

— Ну, я… просто поинтересовался. Хотелось бы знать.

— Вот так. Все, что будет необходимо.

Я улыбнулся и кивнул ему. Он направился к двери в нерешительности. И потом задал этот старый-престарый вопрос, мямля и жуя слова, как это бывает почти всегда, все тот же древний вопрос. И я ответил:

— Мистер Тэлберт. Я думаю только об одном. Я не просто думаю, но и верю в это. Это мой профессиональный и моральный долг как юриста. Иначе я бы стал сообщником в лжесвидетельстве и оскорблении правосудия. У меня до сих пор не было виновных клиентов, мистер Тэлберт. По моему глубокому убеждению, они все не виновны.