Джеймс Гриппандо - Тот, кто умрет последним

Когда Рене пошла вперед, в зале воцарилась тишина. Скрипели только ручки по листкам записных книжек. Репортеры сочиняли новые вступительные колонки для завтрашних сообщений в прессе. Джек тоже внимательно следил за каждым движением Рене. Он уже заметил, как она хороша даже под африканской грязью, смешанной с по́том. И представлял себе, какова будет Рене в другом месте, в иных условиях. Но, даже обладая богатым воображением, Джек не мог представить себе подобной трансформации. Он не надеялся когда-либо встретиться с ней и уж никак не предполагал, что увидит Рене так скоро. Пока было трудно предугадать, какие перемены принесет ее участие в управлении состоянием Салли. Но в ином, глубоко личном плане Джек внутренне улыбался и радовался приезду Рене в Майами.

– Черт побери, она еще более смазлива, чем ее сестра, – прошептал Татум.

Джек хотел было сказать ему, что у нее и ум под стать красоте, но воздержался, учитывая то, что у братьев Найт есть общий ген, заставляющий их утверждать вещи, всем очевидные.

Рене прошла через вертящиеся дверцы красного дерева и встала рядом с Вивиен на месте для свидетельских показаний. Судья одарил ее благосклонной улыбкой, после чего быстро задал несколько вопросов, касающихся ее биографии и отношений с сестрой. Все это Джек уже знал, но по какой-то причине с интересом слушал все, что выходило из уст Рене.

Покончив с вопросами, судья посмотрел в зал и спросил:

– Есть ли у наследников возражения по поводу того, чтобы доктор Феннинг стала душеприказчицей своей сестры?

Тишина.

– Поскольку возражений не слышно, я прошу доктора Феннинг после заседания зайти в мой кабинет. Это связано с бумажной работой и необходимостью привести вас к присяге. Желаю удачи, молодая леди. Слушание прекращается. – Он стукнул молотком.

– Всем встать!

Все поднялись, и секунд десять в зале царила тишина. Но когда судья удалился в свой кабинет и закрыл за собой тяжелую деревянную дверь, люди сразу же заговорили, обмениваясь мнениями.

С другой стороны зала на Джека взглянул Коллетти, но как он, так и его адвокат явно спешили выйти на улицу и предстать перед журналистами. Они быстро собрали свои вещи и смешались с толпой, образовавшейся в центральном проходе между рядами стульев. За ними последовали Мигель Риос и его адвокат. Джек начал пробиваться к Вивиен Грассо, намереваясь сообщить ей, что они остаются друзьями, когда к нему подошла Рене и спросила:

– Вы удивлены?

– В этом деле меня уже ничто не удивляет.

– По-моему, ваше появление в Африке подействовало на мое сознание. Пора выяснить, что же все-таки случилось с моей сестрой.

– Думаю, что это правильное решение.

– А нам с вами следует в ближайшее время встретиться. – Рене посмотрела в сторону, а потом ему в глаза.

– Встретиться?

– Да, мне придется встречаться со всеми адвокатами.

– О, разумеется, – ответил Джек. – В любое время.

– Уверена, вы более заняты, чем я. Я поселюсь в отеле «Хайат», пока не подыщу себе квартиру. Позвоните мне и дайте знать, какое время вам удобно.

– Я позвоню.

Какой-то репортер обратился к Рене через барьер. Несколько других представителей СМИ, страстно желающих получить интервью у новой душеприказчицы, единственной ныне здравствующей родственницы Салли, ожидали в проходе.

Рене взглянула на Джека:

– Кажется, сейчас я впервые почувствую всю прелесть ответа «Без комментариев».

– Если проявите сообразительность.

Она подняла бровь, и Джек добавил:

– А они отнюдь не сообразительнее вас.

– Лучше воздержаться.

– Именно так мы, адвокаты, и поступаем.

– Рада видеть вас снова. – Рене слегка улыбнулась.

– И я рад вас видеть.

Она повернулась и пошла к выходу. Собрав свои вещи, Джек быстро посмотрел назад и увидел, что Рене тоже смотрит на него. Они незаметно улыбнулись друг другу, словно у них одновременно появилась одна и та же приводящая в смущение мысль: «Не могу поверить, что я посмотрела, но то, что ты тоже посмотрел, мне приятно». Рене исчезла в толпе, и Джек вдруг увидел стоящую у перегородки Келси.

Она прошла через дверцы, и они приблизились к судейскому месту, где могли разговаривать так, что никто, кроме умеющих читать по губам, их не слышал.

– Будь осторожен, – сказала Келси.

– По какой причине?

– Если ты и новая душеприказчица будете так строить друг другу глазки, это завтра же отметят утренние газеты.

– Ничего мы не строили… Неужели нам обязательно разговаривать об этом здесь?

– Это из-за нее ты не хотел, чтобы я сидела рядом с тобой у стола адвокатов на этом слушании?

Джек чувствовал, что его в чем-то обвиняют, и это ему не нравилось.

– Это Татум не хотел, чтобы ты была здесь. Поскольку ты открыла тайну, известную адвокату и его клиентке Дейрдре Мидоуз, он тебе больше не доверяет. Я сожалею об этом.

– А как насчет тебя?

– Келси, это не место.

– Это обычный вопрос. А ты мне доверяешь?

Джек помолчал, словно вопрос был слишком сложным, чтобы ответить на него в подобной обстановке.

– Да, я доверяю тебе.

– Больше, чем Рене? – спросила она, прищурившись.

– Я едва знаком с Рене.

– Так я этому и поверила.

Джек заговорил мягче, хотя не боялся, что их кто-нибудь услышит, но дело принимало неприятный оборот.

– Келси, перед моим отъездом в Африку мне казалось, будто мы договорились о том, что в интересах Нейта нам не следует заходить далеко в наших с тобой отношениях. Поэтому мне трудно ответить тебе.

– Будь честен со мной. Что я должна чувствовать, видя, как ты строишь глазки другой женщине, когда ты всего сорок восемь часов назад заверял меня, что у нас все будет хорошо?

– Я имел в виду, что у нас все будет хорошо в профессиональном плане.

– В профессиональном? То, как ты смотрел на меня, было не более профессиональным, чем взгляды, которые ты только что бросал на Рене.

– Я не бросал… – Джек отрицал это, но его слова звучали не слишком убедительно. Увидев, как расстроена Келси, Джек понял: она предпочла бы, чтобы он отрицал все. Только это смягчило бы ее сердечную боль.

– Послушай, – сказал Джек. – Не знаю, что ты заметила, но я, честное слово, не понимаю, какие назревают события.

– Тогда ты слеп. – Келси покачала головой.

– Что?

– Эта женщина жила в африканской пустыне, располагающей к фригидности, почти три года. Борись со своими инстинктами, Джек.

Келси ушла. Джек наблюдал за ней, не зная, что думать, и не желая больше об этом думать. Но заставить себя перестать думать он не мог, и это вызывало у него чувство вины.

Ибо сейчас он не думал ни о ком, кроме Рене.

Часть четвертая

48

В баре «Спаркис» был в самом разгаре «Веселый час», но Джеку было невесело. Он сидел на табурете у стойки с тех пор, как покинул зал заседаний суда, печально размышлял и изливал душу Тео, который обслуживал клиентов, но в основном присматривал за кассовым аппаратом, чтобы новый бармен не обворовывал его. «Спаркис» привлекал «крутую» публику. Это было место постоянных сборищ рабочих, мужчин и женщин, а не типичное «удобное для секретарей» заведение для выпивки на скорую руку, поблизости от авеню Брикелл или площади Альгамбра-Секл, где главным образом тусуются мелкие служащие. Здесь не торговали первосортной водкой или шотландским виски «Ригал», а единственным импортным пивом было «Эль Президенте», доминиканская «сервеса»,[14] которую Тео продавал по вторникам по цене ниже себестоимости, сборщикам помидоров с ближайшей фермы, потому что наверняка никто, кроме него, не давал им шанса повеселиться. Впрочем, в основе своей на простом человеческом уровне «Веселый час» в «Спаркис» был заурядным явлением. Плохое освещение, громкая музыка, изобилие спиртного. В туалетах – торговля ребристыми, «в гармошку», презервативами и щиплющими язык ментоловыми таблетками от дурного запаха изо рта. Мужчины, высматривающие женщин, женщины, высматривающие мужчин, люди, которые слишком громко говорят и смеются, одна и та же обстановка в конце каждой недели, разрешение возникающих споров, замечания по поводу каждого неверного шага в коротком танце между двумя бутылками пива.

– Позвони ей, – сказал Тео, стараясь перекричать звон ударяющихся друг о друга бутылок и пустую болтовню за стойкой.

– Кому позвонить? – спросил Джек.

Тео отправил официантку с очередным подносом коктейлей «два на одного». Еще два заказа дожидались своего выполнения, но он отложил листочки с заказами в сторону и нагнулся под стойку, что предвещало лишь неприятности. Это была его собственная «заначка». В этот момент Джек заметил, что его приятель надел сегодня свою противную тенниску с надписью: «Я не так Думать, как ты Напился».