Любовь в смертельной прогрессии (СИ) - Худякова Наталья Фёдоровна

— Да, — холодно ответил я.

— Вы где спрятались, Алексей Викторович?

— В смысле? — не понял я, внутренне уже почуяв подвох.

— В самом прямом. Вы, я полагаю, находитесь где-то рядом с домом Алины. А я жду вас на перекрестке у перехода. Через дом. Можете меня там подхватить?

Он что, через крышу выбрался? — это первое, что пришло мне в голову. И тут хлопнул себя по лбу. Старик! Ну, конечно же, старик!

— Сейчас подъеду, — с раздражением отозвался я и отключил телефон. Тоже мне актер больших и малых театров!

Он стоял, прислонившись к афишной тумбе. Обычный Подмазов, такой, каким я его сегодня видел — без всякого там маскарада. Потом, правда, я заметил в его руках ту самую небольшую дорожную сумку, с которой он входил в подъезд. Костюмчик для концертного номера, надо полагать, сейчас находился в ней.

— Как говорится: и снова здравствуйте! — намеренно радостно произнес он, усаживаясь рядом со мной.

— Да уж, давненько не видались. Для кого номер с переодеванием был? Надо сказать, что здорово получилось. Где вы так быстро переодеваться научились?

— В армии, где же еще. Вы в армии служили?

— Нет.

— Поэтому и удивляетесь. Армия плюс небольшая тренировка — номер, как вы изволили выразиться, готов. Для кого — это вопрос другой, более сложный для меня. Но если уж я выступил в роли близкого друга Алины, то все должно выглядеть в рамках сценария. По моему сценарию выходило именно так, что я должен был зайти к Алине домой. А еще я хотел услышать от вас отзыв, насколько это выглядело правдоподобно.

— Не буду спорить — достаточно правдоподобно. Кроме одного момента.

— Какого именно? — в голосе Подмазова прозвучала откровенная тревога.

— Такого, что отношения ваши вроде как достаточно близкие, а я — человек далеко не чужой Алине, — ни сном ни духом об этом. Странно выглядело.

Он ничего не ответил. Не захотел со мной спорить, наверное.

— Куда помчимся? — спросил я.

— Время позднее. Вам, наверное, домой надо. Туда и поедем.

Я глянул на него вполоборота и ехидно заметил:

— Остаток ночи вы решили у меня провести.

Подмазов шумно зевнул и сонным голосом промычал:

— Уж нет. Спать хочу до чертиков. Через квартал выйду, возьму такси.

Ехали молча. Я ждал от него объяснений. Он молчал. Как рыба. Меня это раздражало, хотелось пинком вышвырнуть его из машины прямо на проезжую часть. Чувствует же, что у меня все внутри кипит!

— Вы раньше клоуном не работали? — не выдержал я.

Сыщик поерзал на сиденье, кашлянул и тихим голосом отозвался:

— При чем тут клоун? Вы на меня обиделись, наверное.

Обиделся? Что он о себе вообще возомнил, этот пинкертон-фрилансер?

— Я не девица из пансиона, чтобы обижаться по всякому поводу!

— Обиделись, — разочарованно протянул он. — Простите меня. По-другому никак нельзя было.

— Нельзя было предупредить, что поедете с Алиной к Бородичу?

— Сколько негативной экспрессии в ваших словах… — произнес он тоном поэта эпохи декаданса. — Нельзя. Предупредить было нельзя. Хотя, будьте справедливы ко мне, я вас предупреждал накануне, что если встретимся в людном месте — мы с вами не знакомы. Понимаете ход моей мысли?

Я притормозил недалеко от стоянки такси, повернулся к нему.

— Нет. Ход ваших мыслей мне, скорее всего, никогда не понять. Сегодня, по дороге к Бородичу, меня столкнули в кювет. Я мог убиться, покалечиться… Приезжаю к Виталию Ивановичу — и, нате вам, Алина с моим детективом под ручку! Для вас развлечение, может быть, а для меня кругом неприятности.

Подмазов освободился от ремня безопасности, взялся рукой за ручку дверцы.

— Кювет — это плохо, — серьезным тоном сказал он. — Не должны были так с вами поступить. Значит, вы что-то делаете не по их правилам.

— Я? Какие правила? Кто мне может устанавливать какие-то там правила? — внутри меня все кипело.

— Алексей Викторович, поймите, мне никак и нигде нельзя выступать в роли вашего детектива в открытую. Даже пусть это будут близкие вам люди. Это менты могут вести допросы, составлять протоколы и всякое такое. Мне, с одной стороны, сложнее добывать информацию. С другой, я иду более коротким путем к раскрытию преступления.

Закрыв глаза, я откинулся на сиденье. Короткий путь. Что он несет? Сколько я буду слушать этот бред?

— Дальше. Если бы я предупредил о своем визите к Бородичу, даю гарантию, что вы не смогли бы так естественно сыграть свою роль. Вы очень искренне удивились. И еще вы очень искренне меня там ненавидели. Или ненавидите до сих пор. Не знаю.

Сыщик закончил свой монолог и уставился на меня грустными глазами. Словно провинившаяся собака. Ничего не скажешь, тут он угадал.

— Неужели так заметно было? — удивился я.

— Вам не передать, — кивнул он. — Спасибо Алине, она поняла меня и поддержала.

В этом его «поняла и поддержала» я услышал теплые нотки, очень такие душевные.

— Крайне удивлен ее сговорчивостью, — сопротивлялся я. — Удивлен еще вами — как это вы допустили ее к тайнам следствия?

Подмазов отпустил ручку дверцы и задумался, глядя перед собой.

— Как вам сказать, Алексей Викторович, — произнес, наконец, он, — кому-то надо доверять и в нашей профессии. Нельзя же расследовать что-то сидя в бункере. Так не бывает. Приходится общаться, рисковать. Алина умный, преданный вам человек.

— Да, не глупа, вроде, — согласился я для вида.

Подмазов улыбнулся, открыл дверцу машины и сказал напоследок:

— И еще красивая. Очень. До свидания.

Он захлопнул дверцу и пошел, не оглядываясь. Аферист! А где же отчет о том, как продвигается дело?

Я выскочил из машины и крикнул вдогонку:

— Никита Романович!

Он обернулся.

— Насколько длинна ваша короткая дорога? И вы ничего не сказали про серый Форд.

Подмазов вернулся ко мне.

— Я уже получил много ценной информации. Осталось совсем немного, и мы с вами узнаем правду. Можно иметь много фактов, но самое трудное — объединить их в общую композицию, в правдоподобную версию. Вот этим я и занимаюсь сейчас.

— А почему я не знаю про эти факты? — возмутился я. — Или вы даже мне не доверяете?

— Алексей Викторович…

— Можно просто Алексей, — перебил я его.

Подмазов кивнул:

— Хорошо. Алексей, лучше вам не знать про факты, которые еще не уложились в схему. Они вам могут показаться чудовищными, и вся работа пойдет насмарку.

— Почему?!

— Я пойду, — сказал он и отступил на пару шагов. — Все скоро закончится. Обещаю. И будьте осторожны.

Я отвернулся и пошел к машине. Будьте осторожны, будьте осторожны… Заладили все вокруг меня. А как быть осторожным, если не знаешь, где враги и в чем ты перед ними провинился! Осталось только позорно зарыдать от жалости к себе и от бессилия перед этим корифеем местного сыска. Все. Надоело. Прав Виталий Иванович — надо «сматывать удочки».

С утра я был разбит. Хотя не настолько, как ожидал. Тело нехотя начало свои привычные действия — вставание, умывание, заваривание кофе… Только оно жило своей жизнью, а голова — своей. И если тело покорно выполняло какую-то работу, то голова наглела, она напрочь отказывалась что-либо соображать. Напрашивался вывод — я дошел до точки.

Именно сейчас я задумался о смысле этого выражения. Точка — это предел нашего понимания, за которым, мне кажется, все равно что-то должно быть. Это как край Вселенной. Сомнительно, что там есть стена. Так, может, и не стоит биться головой в эту воображаемую стену? Если не получается идти дальше, то логично будет развернуться и пойти в обратном направлении. Других вариантов мне мой ленивый разум не предлагал.

Сделав несколько деловых звонков из дома, я направился в поселок к Бородичу. Необъяснимая тяга к месту преступления. Не моего, господь миловал. Мне хотелось вновь проехать то место, где меня столкнули в кювет, а еще я хотел убедиться, что в доме Виталия Ивановича все в порядке. Не звонить, а убедиться лично. Заодно проведать Соловьева.