Любовные письма серийному убийце - Таша Кориелл

Не уверена, что когда-то захочу детей. Но собаку – точно. А это почти как ребенок.

Мне кажется, мне нравится твоя жестокость. В глубине души меня будоражит мысль быть рядом с тем, кто в любой момент может причинить мне боль. Я всегда знала, что Макс разобьет мне сердце. Он не ранил меня физически, но это просто вопрос семантики.

Мне нравятся большие собаки, которые не знают, что они большие. Которые все равно пытаются забраться на коленки и занимают полкровати.

У меня были фантазии о связывании, но я всегда стеснялась кому-то о них рассказать. Есть такое клише – ты хочешь лишиться контроля, потому что тебе надоедает контролировать все самостоятельно. Но сексуальное желание не основывается на литературных тропах. Ты свяжешь меня, Уильям? Заставишь бояться за свою жизнь?

Неважно, что случится через несколько недель, – будущее все равно наступит. Всегда можно найти радость даже в самые мрачные дни жизни.

Иногда я представляю, что случится, если ты убьешь меня. Меня волнует скорее скорбь, нежели сама смерть, – как будто моя жизнь в итоге приобретет больший смысл. Просто подумай о толпах людей, которые станут признаваться мне в любви, потому что меня больше нет в живых и я не могу от них ничего потребовать.

Ты мне так помог, даже находясь далеко. Если бы не ты, я бы все еще работала на своей паршивой работе и жила в дерьмовой квартире. А теперь я готова к более великим и важным делам.

Во всяком случае, если я умру, все точно будут знать, кто это сделал.

30

Я думала, Бентли станет избегать меня после той ночи. Понятно, что поцелуй – пусть и чисто физиологический акт – отражал эмоциональную близость, а, по моему опыту, мужчины избегают женщин, с которыми становятся слишком близки. В моменты, когда побеждала моя рациональная сторона, я объясняла поведение Бентли следующим образом. Он долгие месяцы держал все в себе, пока его осаждали журналисты и ведущие подкастов, а потом сорвался и рассказал о своей детской травме мне. Его боль и тоска вылились сначала в слова, а потом в поцелуй. Но потом он вспомнил, кто он, как я выгляжу и что дома его ждет жена, и скрылся в ночи.

В менее рациональные моменты я представляла, что Бентли охватило нестерпимое желание и он не смог удержаться от поцелуя, но потом решил бежать, пока все не зашло слишком далеко. Учитывая, что его жена была гораздо привлекательнее меня, это казалось маловероятным.

В любом случае он должен был чувствовать то же смущение, что и я. Но нет: в понедельник утром он специально подошел к нам, чтобы поздороваться. Вирджиния вернулась – они крепко держались за руки, как влюбленная пара. Если она и считала меня угрозой, то ничем этого не выдавала.

– Здравствуйте, дамы! Как поживаете? – спросил он у нас троих.

– Отлично, – сказала Дотти и захлопала своими накладными ресницами.

Я еле выдавила из себя: «Нормально», а Лорен вежливо ответила:

– Хорошо, спасибо.

Я не рассказала им о случившемся. Как я могла? Вся наша дружба строилась на чувствах к Уильяму, а я предала его. События той ночи прокручивались у меня в голове во время заключительного слова сторон. Все выглядели уставшими. Корни волос на голове женщины-прокурора отросли, и для меня стало некоторым утешением, что она не натуральная блондинка.

– Оправдательный приговор для Уильяма Томпсона станет не просто провалом системы правосудия, – сказала она. – Это станет решением отпустить монстра на свободу.

– Мы все выступаем за правосудие, – сказал юрист. – Но настоящее правосудие заключается в том, чтобы точно знать, того ли человека мы сажаем в тюрьму.

После заключительных слов присяжные удалились для обсуждения, а мы с Дотти и Лорен отправились в ресторан поужинать и попрощаться. Неловкость между мной и Лорен после эпизода в кафе вроде бы испарилась, но, возможно, только из-за приближающейся разлуки. Легко хорошо относиться к человеку, когда знаешь, что вы с ним больше никогда не увидитесь.

Мы пошли в мексиканский ресторан, и я пихала себе в рот один начос за другим.

– Вам подать еще? – спросил официант.

В другом месте и в другое время я бы отказалась. Чипсы были не самой здоровой пищей, и, если я съедала слишком много, у меня всегда болел живот. Но тот день был окружен ореолом такой ирреальности, что забота о здоровье казалась неуместной. Я слизала соль с ободка бокала с «маргаритой» и принялась за вторую миску.

– Я буду по вам скучать. Хорошо, что мы прошли через это вместе, – сказала Дотти.

Слово «это» она произнесла так, будто поперхнулась комком слизи.

– Что ты теперь будешь делать, Дотти? – спросила Лорен.

– Мы с мужем поговорили. Думаю, попытаемся все наладить. К тому же детям нужна мать. Меня не было слишком долго.

Я подозревала, что на самом деле это был план Дотти с самого начала. Она использовала Уильяма в качестве наказания для мужа, и он честно его отбыл.

– А у тебя какие планы, Лорен? – спросила Дотти.

– Семестр начинается через пару недель. Я сначала съезжу домой на несколько дней, а потом поеду в юридическую школу. Мне уже не терпится вернуться в кампус. Может, после стольких часов в зале суда занятия покажутся реально интересными.

– А напомни мне свою специальность? – спросила я.

– Уголовное право. – Очевидный ответ для девушки, которая не переставая говорит об убийцах.

– А что насчет тебя, Ханна? Что ты теперь собираешься делать?

Повисла пауза. Мой язык прилип к нёбу, как будто я набила рот арахисовым маслом – с недавних пор очень знакомое чувство.

В начале недели я впервые за месяц позвонила маме. После короткой перепалки («Почему ты не звонила?» и «Я за тебя волновалась!») я призналась, что потеряла работу, исчерпала все лимиты по кредитным картам и теперь на некоторое время вынуждена вернуться домой. Я вообще не могу вспомнить, чтобы была настолько честной с ней, даже в детстве, когда она еще могла рассчитывать на мое доверие. Это было хуже, чем впервые появиться перед мужчиной голой в самом нелестном освещении. Как только слова слетели с губ, мне захотелось запихать их обратно и заменить обычной ложью про то, насколько все замечательно и с каким оптимизмом я смотрю в будущее.