Джеффри Форд - Девочка в стекле

— Ладно, пойду посмотрю, что там к чему. Ждите здесь, пока я не подам вам ясный знак.

Когда он, выйдя из рощи, оказался во дворе и пошел по нему в своей ночной одежде, подняв руку с пистолетом, повалил снег — громадными мокрыми хлопьями.

— Tengo mucho frío,[68] — сказала Исабель.

— Потерпи еще немного, — сказал я.

Пока мы ждали, чтобы они убрались, я ни о чем не думал, а теперь воображение рисовало мне жуткие картины того, что могло произойти в доме. Перед моим мысленным взором мелькали то Шелл, то Морган — они, убитые, лежали на полу кухни. Наконец я поднялся и сказал Исабель:

— Больше я не могу ждать.

Мы вышли из рощицы как раз в тот момент, когда из задней двери появился Антоний, одетый в рубашку и брюки, и подал нам знак, что в доме все чисто. Прежде чем повернуться к дому, он громко сказал:

— Не вижу нигде ни Шелла, ни Морган. Наверное, их увезли.

В доме был полный кавардак — когда-то уютное жилище Шелла превратилось в черт знает что. Мебель была перевернута, лампы и картины разбиты, десятки бабочек вылетели из Инсектария и теперь порхали над всем этим хаосом, быстро погибая от холода, проникавшего с улицы через открытые двери. Первым делом я нашел одеяло для Исабель и укутал ее, но Антоний тут же сказал:

— На это нет времени. Одевайтесь. Мы сматываемся отсюда — они могут вернуться.

Одевшись, мы помогли Антонию еще раз обыскать дом, но никого не нашли. Вдруг силач сказал:

— Черт, я тут вспомнил кое-что.

Мы пошли за ним в спальню Шелла, где он сразу направился к уже открытому шкафу, порылся там, вытащил целую кучу костюмов и бросил их на кровать. Снова заглянув в шкаф, он надавил на его верхнюю стенку.

— Тут где-то должна быть кнопка, — пояснил Антоний, шаря рукой.

Я об этом понятия не имел. Минуту спустя панель в задней стенке шкафа отошла и открылось небольшое помещение, где помещалась Морган Шоу в длинной ночной рубашке из белого шелка. Антоний протянул ей руку и помог выйти.

Первыми ее словами были:

— Где он?

— Они его увезли, — сказал Антоний.

Морган закрыла лицо руками и разрыдалась.

— Сейчас не время для слез, сестренка, — сказал Антоний. — Одевайся. А я пойду заведу машину.

К счастью, нападавшие не тронули «корд». Когда мы погрузились в него, Антоний сообразил, что если бы они собирались возвращаться, то по меньшей мере прокололи бы покрышки и не дали нам уехать. И все же он настаивал на том, что уезжать нужно. Уже в пути Антоний открыл нам, что у Шелла есть маленький рыбацкий домик в Вавилоне на южном берегу, рядом с заливом.

— Это только сараюшка, но там есть камин и плита, — сказал Антоний.

Для меня это стало еще одним откровением.

— Шелл никогда мне об этом не говорил, — сказал я, и слезы навернулись мне на глаза.

— Черт возьми, малыш, у него есть секреты, которыми он даже с самим собой не делится. Не обижайся, — сказал Антоний, выруливая на дорогу.

В свете фар поблескивал тонкий слой снега, лежащего на дороге, — снегопад уже прекратился.

— Дело не в этом. — Я уже не скрывал слез.

— Но одна хорошая новость все же есть, — добавил Антоний. — Сегодня я неплохо разглядел так называемого призрака. Он никакое не чудовище. В этом я уверен — послушать только, как он завопил, когда Шелл кинул в него перо. Просто он какой-то урод с рыхлой кожей и большой шишковатой головой. К тому же ему давно пора к дантисту. Правда, он в отличной форме и силен как бык. Хреново, наверное, шляться в одних трусах в такую погоду — а на нем, кроме трусов, ничего не было. Но ничего особенного в нем нет — пара пуль уложит его как миленького.

— Они его убьют? — спросила Морган, наклоняясь к переднему сиденью.

— Кого — Шелла? — переспросил Антоний. — Не знаю.

Морган откинулась к спинке и снова принялась плакать. Я повернулся и посмотрел на Исабель — она еще не вышла из шока и сидела, уставившись перед собой пустым взглядом. Только Антоний вел себя так, будто мы ехали на обычное дело.

Путь от северного берега острова к южному был довольно долог. Исабель и Морган в конце концов задремали, нервы у обеих были на пределе. Меня тоже одолевала усталость, глаза моргали со страшной скоростью, мозг стал неповоротливым. Я старался не уснуть, чтобы не оставлять Антония одного, но усталость брала свое.

Антоний долго молчал, но где-то в середине пути повернулся ко мне и спросил:

— Ты не спишь?

Я тряхнул головой, прогоняя сон, выпрямился и ответил:

— Нет.

— Слушай, мы с Шеллом договорились вчера вот до чего. Я неплохо исполняю приказы, но вот соображать — тут меня уволь. Он сказал, если с ним что случится, то ты за главного. Так вот, малый, с этого момента ты — босс.

— Что? — переспросил я, думая, что ослышался.

— Ты уже мужчина, малыш.

— О'кей.

Больше я ничего не смог выдавить из себя. Я слишком устал и не мог осознать, что мне принесет мое новое положение. Первое, что я сделал в качестве главы нашего маленького предприятия, — свернулся калачиком и уснул.

Ё-МАЁ

К полудню следующего дня, выспавшись и поев, мы с Антонием вернулись в дом. Исабель и Морган остались в рыбацком домике — место было уединенное и казалось вполне безопасным. Еще я попросил Антония научить Исабель стрелять из пистолета, который мы ей и оставили.

Груз ответственности начал давить на меня на обратном пути к северному берегу, и, хотя перспектива отдавать распоряжения пугала меня, я не мог не улыбаться, вспоминая, как всего пару дней назад чувствовал себя зрелым мужчиной, потому что одной рукой обнимал женщину, а в другой держал бокал с коньяком. Теперь мне пришло в голову, что взрослость — это прежде всего способность вызывать доверие у других людей и умение выкручиваться из неприятностей.

Антоний подпер заднюю дверь, чтобы та не открывалась, а на место главной двери прибил гвоздями старый ковер, чтобы защититься от осеннего холода. Я растопил камин в гостиной обломками мебели. Когда огонь занялся и дом начал согреваться, я принял мое первое решение: направился в свою спальню, взял тюрбан, широкие штаны и рубашку с высоким воротником — свой реквизит, и большая часть того жульничества, что называлась словом «Онду», отправилась в огонь. От всего этого, словно от злобного джинна, повалил черный дым, вонь по дому пошла неимоверная — и это казалось мне в чем-то справедливым.

Потом я направился в комнату Шелла, выбрал один из его шелковых костюмов (кремового цвета, с жилеткой), пару лаковых туфель и темно-синий галстук. Я интуитивно чувствовал, что эти вещи мне пойдут. Удачей было то, что Шелла похитили в пижаме: значит, его бумажник (нам были нужны деньги) вместе с отмычками (я знал, что они нам пригодятся) остались в доме. Зачесав назад волосы перед зеркалом, я принялся изучать свое отражение, и мне вдруг пришло в голову, что я, как одна из бабочек Шелла, наконец-то вылупился из кокона.

Я вошел в кухню, где готовивший кофе Антоний поднял на меня глаза. Я понял, что он отметил факт моего переоблачения, однако ничего не сказал, а продолжил наливать воду.

— Они перерезали телефонный провод? — спросил я.

— Нет.

— Улучишь время, позвони Халу Излу, растолкуй ему, что случилось с Шеллом, и скажи, что он нужен нам здесь как можно скорее. Мы подхватим его на вокзале.

— Хорошо, босс. — Антоний поставил кофейник на плитку и пошел в кабинет звонить.

Я сел за кухонный столик и принялся суммировать все, что я знаю и что мне нужно узнать, разглядывая замысловатый мозаический рисунок на крылышках Colubura dirce — мертвая бабочка лежала рядом с сахарницей. Моя единственная цель состояла в том, чтобы вернуть Шелла. Меня больше не волновало, сможем ли мы разоблачить Агариаса или отомстить за Шарлотту Барнс.

Когда мы несколько часов спустя подхватили Хала на вокзале в Порт-Вашингтоне, на нем были пальто с очень длинными рукавами, перчатки и шляпа с необыкновенно широкими полями, скрывавшая его лицо от любопытных и жестоких взглядов.

— Есть новости от Томми? — спросил он, устраиваясь на заднем сиденье «корда» и снимая свою громадную шляпу.

— Никаких, — ответил Антоний.

— Малыш, что с тобой? — Хал стащил перчатки. — То я тебя вижу в роли свами, а теперь ты жиголо. Да у тебя больше лиц, чем у Лона Чейни.[69]

— Малыш теперь за главного, — объяснил Антоний.

— Ё-маё, — сказал Хал. — Поздравляю с повышением. — Он протянул мне руку, и я пожал ее.

— Не то чтобы я очень рвался, — сказал я. — Но вы с этого момента можете называть меня Диего.

Я почувствовал руку Хала на своем плече.

— У тебя все получится, Диего, — заверил он.

— Спасибо, — поблагодарил я.

Назвав свое имя, я словно перепрыгнул через высокий забор.

— Ты еще погоди — узнаешь, какую работенку он для тебя придумал, — сказал Антоний, улыбаясь в зеркало заднего вида.