Элита. На дне класса - Замора Абриль

Мелена весь день была как призрак. Она попыталась навести порядок в комнате, но не смогла. Она послушала музыку и загрузила в телефон приложение для микширования песен. Она вообразила, что станет диджеем, чего, конечно, никогда не произойдет и о чем она никогда никому не расскажет, кроме старого замызганного единорога. Она приняла душ и принялась размышлять, какую прическу сделать, чтобы замаскировать залысины на голове. Они были чудовищными, но у нее уже имелся опыт в их сокрытии. Несмотря на все усилия, она сомневалась, что вернется в школу. Несовершеннолетняя Мелена должна была продолжать учиться, но теперь, когда мать исчезла, наилучшим вариантом был бы визит представителей социальных служб, которые забрали бы девушку (Мелена понимала, что одна и без денег она долго не протянет). Она могла бы поискать работу и вообще была настроена решительно, хотя и осознала, что ни к чему не готова.

Горка, в свою очередь, провел воскресенье в вегетативном состоянии, почти в депрессии: он был печален, но не погружен в страдания. Он мечтал, чтобы мир остановился, образно говоря, хотел сойти с поезда, и не желал слышать бесконечные вопросы родителей: «Что с тобой? Что с тобой? Что с тобой?» Поэтому парень заперся у себя комнате, повозился с приставкой, посмотрел четыре серии «Карателя»[49], пару раз мастурбировал при включенном порно (он заранее подыскал ролики под ключевыми словами вроде «большие сиськи» или «анал»), поскольку для этого занятия ему не требовалось быть в хорошем настроении.

Потом Горка вышел из комнаты, чтобы доесть оставшийся со вчерашнего вечера салат (парень запихнул его в буханку хлеба с ощущением, что создает нечто новое), принял душ – и больше ничего. Еще одно никчемное воскресенье.

У Паулы было примерно то же самое, но без порно и без салатов. С той лишь разницей, что она целый день провела вместе с матерью. Она не поделилась с родительницей переживаниями, но Сусанна понимала, что упустила в жизни дочери слишком многое и теперь-то, конечно, была начеку. Она решила стать частью всего, что произошло с ее девочкой, но вовсе не потому, что Паула чувствовала себя обязанной исповедоваться: женщина намеревалась завоевать доверие, которое было у них раньше, когда Паулита училась в четвертом классе и все выкладывала маме.

Тогда их конфликты были объективно глупыми, но у Сусанны появилось странное чувство, что дочь как-то неожиданно выросла, и незаметно от ссор с подругами за право быть девочкой-супергероем Леди Баг[50] на детской площадке перешла к той стадии, в которой оказалась в чужой постели. Вот что действительно пугало. Сусанна не могла избавиться от чувства вины из-за того, что уделяла чрезмерное внимание работе и думала, что домашняя ситуация под контролем. Ей стало обидно, что дочка была не слишком уверена в себе и не сразу рассказала о потере девственности.

Сусанна не хотела выслушивать подробности, ей просто хотелось узнать об этом факте пораньше, поэтому она собиралась наверстать упущенное время, что означало провести воскресенье вдвоем. В общем, она намеревалась строить разумные планы вместе с Паулой, но так, чтобы дочь ничего не заподозрила.

Они наводили порядок в шкафах, чтобы отдать кому-нибудь ненужную одежду: замечательное занятие, которое заключалось в том, чтобы все разбросать, а затем попросить девушку-горничную, чтобы та снова аккуратно сложила тряпки. Они искупались в бассейне и забрызгали гостиную, убирать которую предстояло той же горничной. Они накрасили себе ногти на ногах и разбили флакончик лака кораллового цвета (горничная, разумеется, не сидела без работы) и так далее.

Беспорядок они навели невероятный, но провели день в доверительных разговорах, в любви и в хорошем настроении.

Мать знала, что это начало чего-то нового между ними, новых отношений, причем почти взрослых, и чувствовала себя счастливой. Так она продолжала думать и некоторое время спустя, но когда убили Марину, поняла, что погибнуть могла и Паула, и стала гораздо более авторитарной и строгой, а то, что зародилось как доверие, было утеряно.

Когда вы в курсе, что в школе, где учится ваша дочка, орудует убийца, лучше не строить из себя крутую мамашу, а потом жалеть о собственном либерализме, обнаружив утром холодный труп.

«А вот ни хрена». Так думал Марио утром в понедельник. Можно было бы притвориться больным и подождать, пока все немного успокоится, прежде чем отправиться в школу, но он решил: «А вот ни хрена», – и пошел, и не собирался позволять никому запугивать себя. У парня имелось много заготовленных фраз, он знал, как задеть каждого из обидчиков, если они начнут цепляться и издеваться.

Итак, он был на взводе. Марио не стал завтракать и поспешил в «Лас-Энсинас», чтобы избежать утренней толчеи у дверей класса. Он понимал, что недруги сделали фото и видео, на которых измывались над ним: информация поступала из разных источников, и на один снимок в «Инстаграме» он даже пожаловался, мол, тот разжигает ненависть (правда, жалобы остались без внимания). Можно было предположить, что неудачный опыт должен помочь парню стать самокритичным, но нет, конечно же нет.

У Марио было эго такого размера, что он оказался неспособен поставить себя на место другого. Он просто не мог представить себя на месте тех, кто стал его легкой мишенью в тот год. Он не догадывался, что теперь у него много общего с Панчо Карапаэлла или с Лурдес Патапало, попавшей в автокатастрофу, в которой она потеряла родителей. После нескольких лет реабилитации девушка смогла встать на ноги, только ходила немного странно. Теперь Марио принадлежал к клану Роберто Каралефа, парня с проблемной кожей и пигментацией, который в восьмом классе был на грани самоубийства, потому что ребята дразнили его далматинцем и другими очень некрасивыми словами…

Когда Марио вошел в школу, одноклассники ждали второгодника с легкой улыбкой на губах, но оскорблений в его адрес не было, и он подумал, что все не так трагично, а через некоторое время он снова будет на пьедестале почета «Лас-Энсинас». Но он ошибся.

Марио направился к своему шкафчику и увидел граффити «ТРАХАТЕЛЬ ТОЛСТУХ». Он такого не ожидал, это было ужасно. При виде надписи у него вдруг перехватило дыхание. Как забавно! Судьба, казалось, вернула ему все, что он посеял. Он со злостью плюнул на шкафчик и попытался стереть буквы рукавом форменного пиджака, но обидчики были такими же, как и он, и использовали перманентный маркер. В поисках спасения Марио побежал в туалет. Он едва сдерживал слезы…

Ну и ну, на глазах у всей школы он превращался в неженку. Он подумал о том, что не сможет никому пожаловаться, потому что не хотел, чтобы слухи дошли до родителей.

Кристиан, один из парней, которых перевели в «Лас-Энсинас» после того, как в другой школе произошло обрушение, окликнул Марио.

– Эй, чувак, это правда, что написано на твоем шкафчике? – спросил он. – Ладно, не расстраивайся, когда трахаешь уродливых, толстых девушек… в темноте все равно ничего не имеет значения. У них тоже есть право. Если они приятно пахнут и чистые…

Марио не понял, был ли комментарий серьезным или шуточным, он оттолкнул парня и выбежал из туалета. Что он мог сделать? Практически ничего. Он проглотил обиду, сделал все возможное, чтобы взять себя в руки и вошел в класс под шепоток, переглядывания и подхихикивания.

Не все ребята в «Лас-Энсинас» оказались крутыми. Дураков хватало, как и везде, а в целом контингент не был особенно опасным, но как только подростки увидели, что самый популярный тип падает на дно, это доставило им невероятное удовольствие. Если король-деспот разорен, свергнут и вынужден жить в толпе – без золота, без дорогой одежды, без привилегий… он порождает в народе странное чувство высокомерия, на которое они сами всегда жаловались раньше.

Именно это и произошло. Издеваться над Марио было легко и весело. Ребята дали волю оскорблениям и шуточкам. В чем его обвиняли? Только в том, что он стоял в очереди в кинозал с девушкой сорокового размера. Разве это справедливо? Конечно, нет. Заслужил ли поступок Марио такого отношения? Может, да, а может, нет…