Башня из слоновой кости - Паола Барбато

продала, но вещи из дома, где та умерла, перешли ей и должны были отправиться на склад, под ответственность Луки. Среди прочего нотариус упомянул об «инвентаризации». Его ассистентка, по его словам, прекрасно с этим справлялась и была готова помочь, если понадобится. Тогда она отказалась. Смерть матери все еще казалась ей чем-то абстрактным. Она не видела ее после того, как все произошло, а завещание гласило: никаких похорон; кремация и передача праха кому угодно, только не ей. Она размышляла над этим в течение нескольких месяцев, решая сложные головоломки и загадки, которые теперь давались ей легче. В конце концов она раздобыла визитную карточку ассистентки нотариуса и, получив разрешение, связалась с ней, чтобы спросить, не согласится ли та провести инвентаризацию всех вещей, которые Лука запер на складе. Женщина запросила сумму, показавшуюся ей смехотворной, а через две недели приехала с тремя толстыми бухгалтерскими книгами в руках.

– Я решила разделить предметы на три категории, – объяснила она с улыбкой. – В первой – ваши личные вещи, происхождение которых точно известно. Во второй – вещи ваших родителей, отдельно, насколько это было возможно. В третьей – сомнительное.

– Мне принадлежит… нечто сомнительное? – спросила она.

– Возможно, и нет, – улыбнулась женщина. – Но, на мой взгляд, вышло так, и, чтобы не ошибиться…

Они пожали друг другу руки, счет был оплачен через банк, оформили еще бумаги, подсыпали еще песка в шестеренки бюрократии. Она не сразу открыла полученные реестры. Помощница нотариуса проделала огромную работу, даже разбила список на подкатегории, обозначив их буквами алфавита. Она прочитала все, уделив особое внимание реестру «сомнительного». И поняла, что не готова встретиться ни с одним из этих воспоминаний. Но и избавиться от них не могла. Она пришла к выводу, что будет достаточно просто владеть ими, не видя. Превратить эти реестры в нечто осязаемое, в своего рода физический каталог. Все детективные романы матери – в одном месте. Все полотенца из старого дома – в другом. Фоторамки, часы, нижнее белье, DVD-диски, медицинские справки, шарфы в комплекте с шапками, нож для разделки кур, ветряные колокольчики… Она взяла бумагу и ручку и принялась за расчеты, представляя планировку гипотетической квартиры. В итоге она определила идеальный размер базовых модулей, которые, если поставить рядом или друг на друга, могли бы образовать стену воспоминаний: пятьдесят на сорок и на тридцать с половиной сантиметров. Коробка. Точнее, белые картонные ящики, которые можно расставить горизонтально или вертикально. В каждый можно сложить воспоминания одной категории, снаружи пометить буквой и кратко описать содержимое. И запечатать. А дальше… что делать дальше, она пока не знала. Заполнив пару дополнительных формуляров, она заказала сотню таких ящиков и снова связалась с ассистенткой нотариуса, спросив, согласится ли та рассортировать ее воспоминания и запечатать их в коробки. Женщина забрала реестры и через несколько дней сообщила, что ста модулей недостаточно.

Она заказала еще сотню.

* * *

Она никогда не поднималась по лестнице в доме выше своего этажа. Не было ни повода, ни любопытства. Границы ее передвижений были строго очерчены, и эта лестница в них не входила. За пределами квартиры Мара бывала только в двух местах. Первое находилось в том же доме, на первом этаже, рядом с входной дверью. Это было дополнительное помещение при квартире, кладовка, где прежде хранили уголь. Пространство около четырех квадратных метров, куда из подъезда вела старая металлическая дверь. Внутри – три голые бетонные стены и железная заслонка, открывавшаяся на улицу. Она приоткрывалась чуть больше чем на пядь: раньше через нее засыпали уголь, теперь это было окно для «курьерской доставки». Каждый вечер Мара выходила из квартиры, спускалась по лестнице, открывала кладовку и забирала из стоящей под люком продуктовой тележки доставленные за день посылки. Второе место она посещала лишь раз в неделю – между двумя и тремя часами ночи. Тогда она выходила, открывала кладовку, брала тележку и толкала ее сначала к банкомату на главной улице, а затем к круглосуточному супермаркету в пятистах метрах от дома. Делала покупки, расплачивалась только наличными и возвращалась. Других выходов из квартиры не предусматривалось – ни ежемесячных, ни ежегодных, хотя иногда все же случались исключения: например, обязательные медицинские осмотры. Валерия, которая первой попросила ее быть осторожнее, не слишком благосклонно отнеслась к такому добровольному затворничеству. Даже не раз намекала, что у Мары развилась агорафобия – вполне частое явление у тех, кто долго остается запертым в одном и том же месте. Но Мара прекрасно знала, что ее уединение не связано с какой-либо патологией. Ей было одинаково комфортно и в открытых, и в закрытых пространствах. Она просто приняла решение больше не выходить. Потому что, как ей казалось, врачи ошиблись – она вовсе не вылечилась. Оставаясь дома, она по крайней мере никому не навредит.

Первый лестничный пролет остался позади.

Она не бывала в таком чужом месте со времен локдауна, когда, как ни странно, приходилось чаще выходить из дома, даже днем, чтобы сдавать анализы. На вершине второго пролета лестницы была дверь квартиры. Мара вздохнула, досадуя на то, что хотела бы избежать этой ситуации. Она надеялась, что ей не придется вести светскую беседу: постучит, сообщит о протечке, услышит обещание вызвать сантехника и вернется к себе. Надеялась, но не верила. Подойдя к двери, она заметила, что на ней нет таблички, а на звонке снаружи была лишь белая этикетка. Она позвонила. Подождала полминуты и позвонила снова. Вздохнула. Многие не открывают на звонок, притворяясь, что их нет дома, надеясь, что звонят с улицы, от подъезда. Но когда стучат – это уже другое дело.

Она постучала.

Когда постучала во второй раз, дверь приоткрылась. Внутри горел свет, пахло приятно – аромадиффузором, а на дизайнерской вешалке у входа висели пальто и шляпа. Мара узнала их и толкнула дверь.

– Можно? – спросила она.

Недалеко от вешалки стояла пара мужских туфель, дорогих, брендовых.

– Добрый день, я соседка с нижнего этажа.

Тишина. Она шагнула в прихожую

сектор А

и огляделась. Квартира была точной копией ее собственной, с идентичной планировкой, если не считать Башни, конечно. Обставлено уютно, хотя Мара не помнила, чтобы кто-то сюда въезжал.

Впрочем, мебель могла быть здесь и с давних времен, как в квартире напротив, где постоянно сменялись жильцы. Но что-то было не так. Слишком чисто. Сидя у окна, Мара всегда замечала, кто входит и выходит из дома, и в последнее время чужаков не видела. Представить же элегантного господина моющим полы или вытирающим пыль она не могла. Однако, возможно, она