Rulez - Гарри Поттер и двойной капкан

— Это правда, Гарри? — почти шепотом сказала тетя, вопреки самой себе, глядя прямо в глаза своему племяннику.

— Что, правда? — и поспешно добавил, — тетя?

— То, что ты рассказал нам про то, как… что ты слышал, когда эти…

— Дементоры, — вновь подсказал Гарри.

— Да, они. Когда они нападали на тебя. Это правда, что ты слышал голос Лили?

Сердце Гарри, казалось, упало на пол вместе со всей его ненавистью и обидой на свою тетю. Первый раз в жизни Гарри услышал, как тетя Петуния назвала по имени свою покойную сестру. Причем, голос, которым она это сказала, не был наполнен злобой и отвращением, с которым она обычно упоминала о родителях Гарри; в голосе слышалась горечь утраты и ужас от осознания этого.

— Да, тетя Петуния. Я, честно говоря, крайне удивлен, что вы меня спросили про маму.

Казалось, что вот сейчас-то точно будет скандал. В надежде предотвратить это событие, Гарри так же посмотрел прямо в глаза тете и добавил:

— Неужели вы мне верите?

— Да, Гарри, я тебе верю. Но, прошу тебя не говорить Вернону о том, что я приходила к тебе.

Она опустила глаза, и ее плечи стали слегка подрагивать. Гарри, в который раз посетила очередная невозможная мысль — тетя Петуния плачет.

— Я… я не хотел всего этого говорить, хоть и был уверен, что если расскажу, то вы все равно мне не поверите. Вы же всегда ненавидели моих родителей. Но то, что я услышал в утренних новостях, похоже, окончательно стерло границы между вашим миром и моим.

Тетя Петуния подняла глаза, полные слез, и сказала то, после чего Гарри окончательно перестал что-либо понимать в ней:

— Мне очень жаль, что ты потерял своих родителей, Гарри. И еще…

Она всхлипнула, из глаз ручьем потекли слезы, и Петуния сделала то, чего она никогда не делала даже в мыслях — она обняла Гарри по-матерински и прошептала:

— Прости меня, Гарри, прости, если сможешь.

Гарри был не в состоянии сказать ни слова, он был поражен до глубины души.

— Я всегда считала, что Лили злая, завистливая, недалекая девчонка. Я не могла принять то, что она была лучше, чище и справедливей меня; что она любила тебя и твоего отца больше, чем весь мой мир, при этом, не ненавидя нас всех; она была так далека от меня всю жизнь. Но теперь я понимаю, что это я была чужой для нее. Я ненавидела ее, когда она узнала, что она волшебница; я презирала ее, когда она уехала учиться в твою школу. Я завидовала ей, когда она встретила твоего отца, когда они поженились, и у них родился ты. Когда в то утро я увидела тебя на моем пороге, я поняла, кто ты, и не хотела допустить и мысли, что мне придется жить по одной крышей с сыном Лили. Вместе с тобой, я нашла письмо, в котором мне рассказали, что твоих родителей убили и я — твоя единственная надежда выжить. Я ничего не понимала и не хотела понимать, я была зла на Лили, на ее мужа, и на тебя; я была зла на тебя просто потому, что ты существовал на свете. Все эти годы я убеждала себя, что ты негодяй, неблагодарный мальчишка, которого судьба оставила на моем пороге, издеваясь над моей семьей — ты был мне в тягость. Я ни на минуту не сомневалась, что ты вырастешь отъявленным подонком, и старалась убедить в этом и Вернона. Все эти годы я и представить себе не могла, как ты страдал без материнской любви; как ты страдал от неведения того, кем ты являлся на самом деле. Но я снова и снова говорила себе, что ты все это заслужил, потому, что ты — сын Лили. А теперь…

Тетя Петуния утирала красные от слез глаза и старалась теперь не смотреть на племянника.

— Теперь, когда ты рассказал нам, что слышал, как она просила этого человека пощадить тебя и убить ее вместо тебя, я поняла, как я была к ней несправедлива.

Петуния замолчала, все еще утирая глаза и, по-прежнему, старалась не смотреть Гарри в глаза.

Гарри нашел в себе силы подняться с кровати и подойти к раскрытому окну, через которое в комнату бесцеремонно влетал теплый летний ветер, сопровождаемый лучами солнца. Он снова уставился в окно, глядя поверх соседних домов на небо, на котором еще виднелись немногочисленные остатки тех облаков, которые утренний ветер не успел отогнать за пределы видимости.

— Знаете, — наконец промолвил Гарри, — я рад, что вы избавились от ненависти к своей сестре. Я второй раз в жизни ощутил, что вы — сестра моей мамы.

Гарри повернулся к тете и посмотрел в ее заплаканное лицо:

— У вас, наверно, были основания так к ней относиться. Я говорю так потому, что знаю как это тяжело — принять то, что ты отличаешься от других людей. Мне было очень тяжело, а сейчас, когда у меня не осталось никого, кто бы меня любил, как сына, мне стало еще тяжелей.

Нахлынувшая волна горечи от потери Сириуса вновь накрыла его. Гарри из последних сил сдерживал слезы.

— Наверное, я никогда не смогу ощутить счастье от родительской любви, потому что последний человек, которого я любил, погиб.

Тетя Петуния посмотрела на Гарри взглядом, полным жалости. Она поднялась с кровати и подошла к нему.

— Твой крестный погиб?

— Да, — тяжело ответил Гарри, — он умер у меня на глазах, он спас мне жизнь, но сам погиб.

Петуния обняла Гарри и сказала:

— Мне очень жаль, Гарри. Я знаю, что даже после того, что я тебе сказала, ты вряд ли будешь испытывать ко мне нечто похожее на родственную привязанность. Да я и не вправе на нее рассчитывать после того, как к тебе относилась моя семья все эти годы. И, увы, я не могу тебе обещать, что Вернон и Дадли будут когда-нибудь относиться к тебе с любовью.

— Теперь мне этого не нужно, тетя. Теперь мне уже все равно. Я, конечно, рад, что вы изменили свое отношение ко мне и моим родителям, но этого все равно мало, чтобы я любил вас, как родителей, чтобы я считал себя частью вашей семьи. Этого недостаточно.

— Я понимаю, Гарри, и я не могу тебе обещать, что смогу сделать твое пребывание в моем доме более приятным, чем оно было раньше, я лишь могу…

— Вы не понимаете! — Гарри начал выходить из себя, сам не понимая, почему. — То, что передали сегодня в новостях… смерть этой семьи маглов, такой же, как ваша… за этим стоит Волдеморт!

— Что? О чем ты говоришь, Гарри? Тот человек, о котором ты говорил, это он их убил?

— Я почти уверен в этом. Я же говорил вам в прошлом году, что он вернулся из мертвых, а вы мне не поверили! Он начал войну против всех: против волшебников, против маглов! Он начал войну даже против вас, тетя, неужели вы не понимаете?

— А мы тут причем, и что это за слово такое — магл?

— Магл — это человек, у которого нет волшебной крови, то есть, маглы — такие, как вы.

— А почему этот… Волдеморт убивает этих… маглов…зачем?

— Просто потому, что он находит в этом элемент развлечения. Он — чудовище, он жаждет власти над всем миром и если он придет к власти, то, будьте уверены, что он уничтожит всех маглов.

— Что?… и нас?

— Да.

— И почему полиция не ищет его, раз он — преступник?

Гарри рассмеялся, но радости не было в его голосе, только горечь.

— Вы думаете, что полиция маглов сможет поймать самого могущественного Темного Мага за всю историю?

— Но…тогда, — тетя Петуния не могла найти подходящих слов для продолжения диалога; ее голова раскалывалась от услышанного. — Что же делать, Гарри? Неужели нет человека, способного его остановить?

Похоже, тетя Петуния и правда осознала серьезность происходящего, потому что в ее глазах был ужас и отчаяние.

— Нет. Есть один человек, способный уничтожить Волдеморта, — ответил Гарри, как будто и не было всех этих трудных и горьких лет унижений и обид, — такой человек есть, тетя.

— Кто он? — спросила она.

— Я. Его остановить могу лишь я. Но, пока не знаю, как.

Гарри посмотрел на тетю в ожидании того, что она скажет. Ему казалось невероятным, что он говорит с ней о Темном Лорде снова; что он так говорит с ней об этом. И что самое удивительное, Гарри кажется, что она ему верит. После всего, что он терпел от нее, ее сына и мужа, Гарри казалось еще более невероятным, что он должен исполнить пророчество, чтобы защитить и этих людей, и тысячи подобных им людей тоже.

Тетя Петуния отстранилась от него, потому, как на лестнице за дверью послышались шаги дяди Вернона, а она явно не хотела, чтобы он видел, как она обнимает Гарри. Дверь открылась, и дядя Вернон оценивающе посмотрел на жену и племянника.

— Петуния, что ты делаешь здесь? Он что, продолжает тебе нести эту чушь, что он наплел про своих никчемных родителей? Надеюсь, ты ему не поверила, дорогая? Он хочет, чтобы мы были к нему снисходительны и простили его за то, что он напал на Дадли год назад.

— Нет, Вернон. Я как раз выговаривала ему за ту ересь, которую он нам наплел в кухне. И запретила ему вообще разговаривать с нами, если мы его не спрашиваем.

— Вот и хорошо, дорогая! А ты, наверно, подумал, что мы испугаемся той шайки придурков, которые нам угрожали на вокзале, да? Поэтому решил наплести нам всякую чушь про то, что ты слышал, как…