Усадьба Сфинкса - Константин Александрович Образцов

не потому только, что он что-то им раздавал из награбленного – в чем я лично, знаете ли, сомневаюсь, хотя может быть, – но потому, что он делал то, решиться на что не могли они сами, – жить свободным, а не покорно жевать запеченное перемолотое зерно, сетуя на тяжкую жизнь. Ну-ка, Дуняша, подай-ка мне ростбифу…

Дуняша двузубой серебряной вилкой подцепила восхитительно нежный, сочащийся розовым ломоть говядины и положила Аристарху Леонидовичу на тарелку. Василий Иванович вытащил изо рта косточку от вишневого варенья, зажал пальцами, стрельнул в сидевшего напротив Лаврентия и тихонечко захихикал. Тот выпучился, скатал шарик из хлебного мякиша и щелчком запустил в своего приятеля. Аристарх Леонидович отрезал кусочек ростбифа, поднял его на вилке и продолжал:

– Мясо – источник силы и дерзости! Вспомним, как у Диккенса про вдруг взбунтовавшегося Оливера Твиста спрашивали: вы что, давали ему есть мясо?! В этом контексте, кстати, современная натужная популяризация вегетарианства среди масс выглядит весьма недвусмысленно. Я непременно напишу когда-нибудь об этом в своей монографии. И в особенности источником храбрости является мясо, добытое на охоте! Вообще ген охотника, как и ген убийцы, есть только у двух процентов людей, которые и составляли традиционно истинную элиту общества. Наша современная знать о чем-то таком подозревает, а потому в их среде тоже сделалось модным выезжать на охоту, но так как они и сами в большинстве своем являются лишь симулякром настоящей элиты, то симулируют и охоту тоже: то расстреливают картечью кабана, закрытого в клетке, то стреляют в голову спящей в берлоге медведице, или же просто пьянствуют, пока челядь ловит им кроликов.

Он понял, что его занесло немного не туда, торопливо прожевал ростбиф и поспешил добавить:

– Но! В Академии Элиты проходят обучение представители только истинно благородных семей, а потому наша ежегодная парфорсная охота…

Вдруг из застекленных дверей Большой гостиной появилась Марта: она почти бегом пересекла обеденный зал, на ходу сделала книксен и бросилась в двери кухни. Фон Зильбер проводил ее недоуменным взглядом, поднял брови, покачал головой и попытался продолжить:

– Так вот, у нас традиционная парфорсная охота…

В кухне загремело и рассыпалось с металлическим дребезгом по плиткам пола. Зазвучали возбужденные голоса, а потом из двери выбежала Обида Григорьевна с криком:

– Молодая госпожа приехала! Молодая госпожа приехала!

Дуняша всплеснула руками, охнула и уронила оладушек с вилки на брюки Никите. Обида Григорьевна пронеслась мимо стола, опомнилась, на мгновение развернулась, поклонилась стремительно, задыхаясь, быстро сказала:

– Аристарх Леонидыч, молодая госпожа приехала!

И помчалась к дверям в Большую гостиную. За ней поспевала Марта. Фон Зильбер, как мне показалось, чуть побледнел. Он поднялся, вытер губы белоснежной салфеткой, смял ее, бросил в тарелку и произнес:

– Господа, судя по всему, в Усадьбу прибыла моя дочь.

Все пришло в движение; загрохотали отодвигаемые тяжелые стулья, о фарфор зазвенели приборы.

– Что происходит? – поинтересовался я у Веры.

Она деланно округлила глаза.

– Молодая госпожа приехала! Пойдем, поучаствуем.

Вслед за всеми мы поспешили через Большую гостиную и холл к Верхней террасе. Утро было по-осеннему свежим, солнце растворилось неярким светом в бледной дымке на небе, в кристально-прозрачном прохладном воздухе серо-зеленые пустоши и резная кромка далекого леса различались как-то особенно четко. По узкой ленте грунтовой дороги со стороны Анненбаума неспеша приближался большой молочно-белый внедорожник. Все столпились у балюстрады; на террасу высыпали Римма с Сережей, Дуняша, протиснулся в невысокую дверь Герасим. Позади грохотали засовы и переговаривались голоса.

– Отпереть обе створки! Двери настежь!

– Лестницу несите!

– Не надо лестницу! Прах, подсади!

– Дунька! Бестолочь! Куда лезешь?! Вот, вставай рядом с Сережей!

– Что возитесь?!

– Сейчас, заело чего-то…

– Римма, подотри ты ему сопли, смотреть тошно!

– Открыл!

С гулким протяжным скрипом раскрылись огромные двойные двери, из холла потянуло сквозняками и холодом. На террасе добавилось публики: фирсы, псарь Николай и конюх Архип. Все смотрели, как белый джип подъезжает все ближе. Когда автомобиль поравнялся с лестницей Нижней террасы, Обида Григорьевна не выдержала:

– Аристарх Леонидыч, я побегу уже, можно?

И, не дожидаясь ответа, стремительно посеменила вниз по ступеням. За ней огромными шагами стал спускаться Герасим. Машина остановилась. Водитель в черном костюме вышел, обогнул джип спереди и открыл правую заднюю дверь. Обида Григорьевна понеслась опрометью. Я всерьез опасался, не скатится ли она кубарем по ступеням, но обошлось, и, едва из машины вышла девушка в чем-то розовом, Обида Григорьевна с ликующим криком заключила ее в объятия. До террасы донеслись возбужденно-радостные голоса.

– Она была няней у нее несколько лет, – негромко сказала Вера и вздохнула. – Так трогательно, обрыдаться можно.

К раскрытому багажнику подоспел Герасим, готовый взяться за чемодан. Мария Аристарховна оживленно о чем-то говорила со своей бывшей няней и вдруг села обратно в автомобиль, делая приглашающие жесты. Обида Григорьевна обежала машину и забралась с другой стороны, водитель закрыл дверцы и отправился обратно за руль. Крышка багажника медленно опускалась. Герасим постоял мгновение в растерянности, а потом побежал по лестнице вверх, перепрыгивая две ступени за раз.

– Господа, господа, идем к северной террасе, господа! К северной террасе! – вскричал Аристарх Леонидович.

На несколько секунд возникла суетливая толчея: фирсы и прислуга расступались, чтобы пропустить воспитанников и нас с Верой. Все почти бегом устремились назад через холл, потом через Большую гостиную к застекленным дверям на террасу, глаз божества с потолка таращился возбужденно, и казалось, что сейчас к общему движению присоединятся кружащиеся в вихре королевские особы, тигры и крокодилы. Мимо, разя запахом пота, промчался Герасим. Марта раскрыла двери. Белый Land Сruiser торжественно въехал во двор, скрипя гравием под колесами. Все выстроились полукругом; распахнулись дверцы автомобиля, и через несколько мгновений порог гостиной переступила миловидная девушка среднего роста в модном розовом тренче. У нее были русые, чуть вьющиеся волосы, аккуратно забранные на затылке, детские припухлые губы, большие глаза, синие, как июньское небо, и очень правильные, классические черты лица, с которыми можно было бы позировать для портрета юной русской аристократки или легко пройти кастинг на главную роль в фильме про гимназистку из дворянской семьи. На вид ей было никак не больше семнадцати лет; а еще я отметил, что она совершенно не походила ни на отца, ни на брата. Позади нее стояла сияющая Обида Григорьевна с радостно слезящимися глазами, и Герасим с небольшим голубым чемоданчиком, который в его руке казался аксессуаром из кукольного домика.

– Машенька, душа моя! – Аристарх Леонидович шагнул вперед, широко раскрывая объятия. – Что за прекрасный сюрприз!

Машенька чмокнула губами рядом с его щекой и ловко выпорхнула из объятий.

– Ах, папа, вы все время устраиваете такую