Любовь в смертельной прогрессии (СИ) - Худякова Наталья Фёдоровна

Между тем сюрреалист не собирался оставлять нас с Селеной в покое.

— А знаете что, — загадочно промурлыкал он, — я был бы бесконечно признателен вам, если бы вы согласились стать моей вдохновительницей.

— Кем, простите? — решительно вмешался я в монолог этого ловеласа.

Никогда не сталкивался с такой циничной наглостью и беспардонностью, а потому даже не мог сейчас сообразить, как лучше поступить в данной ситуации — сразу врезать ему в ухо или предложить мерзавцу выйти на улицу.

Селена глянула на меня и рассмеялась:

— Господин художник так шутит.

Она явно хотела спасти ситуацию и потому, наверное, плотнее прижалась ко мне.

— Я очень надеюсь, — снисходительно поддакнул я, обращаясь к Селене, демонстративно игнорируя этого хлюста.

Дёмов сделал страшные глаза, приложил руки к груди и склонился в вежливом поклоне.

— Простите меня, ради бога! Я неправильно выразился. Каюсь, каюсь! — простонал он с видом, весьма далеким от раскаяния.

Я же, пользуясь ситуацией, приобнял свою спутницу — наглец еще тот! — и сообщил о намерении продолжить осмотр экспозиции.

— Нет-нет! Умоляю вас уделить моей скромной персоне еще немного времени, чтобы объясниться.

Дёмов сделал кому-то вдалеке знак рукой и буквально силком потащил нас к стоявшим у стены небольшим диванчикам.

— Понимаете, — обратился он к нам с лисьей улыбкой, — для художника вдохновение — это как редкая жар-птица. — Он потупил взор, будто подбирая нужные слова.

К нам подошел официант с подносом, на котором стояли фужеры с шампанским и рюмки с коньяком.

— Оставь, — творец указал пальцем на маленький столик, стоявший рядом. — Так вот, возвращаюсь к теме — я был бы очень признателен вам, Алексей и вам, Селена, если бы вы почтили своим присутствием мою творческую келью. Ну не могу я упустить возможность запечатлеть такой прекрасный образ. Вот что хотите, хоть режьте меня!

Вот это «режьте» меня бы, честно говоря, очень устроило. За такую женщину не грех прирезать. Я даже не удивлялся, что во мне взыграл типичный инстинкт самца. Хотя такое чувство звериной ревности я испытывал впервые.

Заметив недоумение в наших глазах, он поторопился добавить:

— Я ведь сюрреалист, и мне не надо мучить натуру часами. Всего несколько штрихов, набросок сути, можно сказать, и все. Это не будет для вас мучительно, прекрасная Селена. Легкое общение ведь не повредит нам, так? — с этими словами он предусмотрительно обратился ко мне, затем взял с подноса рюмку с коньяком.

— Предлагаю выпить за знакомство и за будущее сотрудничество.

Я глянул на Селену, она кивнула:

— Шампаское.

Сам я взял коньяк, и мы легким касанием соединили наши бокалы.

Справедливости ради стоит заметить, что художник, несмотря на свою бесцеремонную манеру общаться, был мужчиной весьма привлекательным, что, очевидно, меня и раздражало больше всего. С другой стороны, именно Дёмову я был признателен за эту невольную мизансцену, где нам с Селеной была отведена роль близких людей. Пусть так, но было очевидно, что мы в данной ситуации были актерами, хорошо чувствующими друг друга. И то, что визитку, которую художник протянул Селене, она тут же передала мне, лишь подтверждало мои выводы.

Художник больше не докучал нам, отправившись общаться с другими посетителями. Мы же не спеша продолжили свой путь по залам. Я видел, как мужчины бросали любопытные взгляды на Селену. Мне это льстило, но уверенности в себе нисколько не прибавляло. На их лицах я будто читал: «Не по Сеньке шапка». Невольно я сравнивал ее с теми женщинами, которые присутствовали здесь. Да — в роскошных нарядах, да — красивые. Но это совсем не то, отчего я мог бы прийти в трепет. Наверное, такое чувство бывает в присутствии королевы, когда ты не думаешь о том, насколько идеальны ее черты лица, какого она возраста, да и вообще не думаешь ни о чем, только бы позволила находиться рядом…

Пару раз встречались какие-то давние знакомые, имен которых я и не помнил, и потому, к счастью, можно было не останавливаться для ненужных разговоров и ограничиться легким приветственным кивком.

— Алексей, у меня впечатление, что ты кого-то ищешь здесь. Или я ошибаюсь? — неожиданно спросила Селена, разглядывая очередной плод странной игры сознания художника по фамилии Снопков.

Черт возьми! Я действительно искал этого проходимца Костика. Точнее, не искал, а надеялся его здесь увидеть. Но никаких жестов и взглядов по сторонам я не позволял себе. И все равно она это почувствовала!

— Извини, — беззаботно улыбнулся я, — действительно хотел бы переговорить с этим фотографом. Лоев, так, кажется, назвал его наш художник? Хочу спросить, где именно он собирается опубликовать снимок с нами, — сказал я первое, что пришло мне в голову.

Это была такая наивная, детская ложь, что Селена решила меня не ставить в неловкое положение и с пониманием кивнула:

— Ага, интересно будет глянуть. Знаешь, ты поищи его. Мне кажется, что он еще где-то здесь…

— Нет, искать его у меня нет никакого желания. Если попадется на глаза — другое дело.

Она пожала плечами:

— Как знаешь. Если честно, я бы с удовольствием выпила чашечку кофе. Там, у гардероба, я видела вход в кафе.

Мы расположились за столиком недалеко от входа. Я понимал, что время нашей встречи неумолимо истекает и хотел, как и в прошлую встречу в супермаркете, запечатлеть каждый миг в своей памяти. Будто уже завтра она уезжает на другой конец света. Навсегда. Она ведь приехала сюда недавно, и никто не знает, надолго ли. От этой мысли у меня замирало сердце. И потому я решил тут же прояснить ситуацию. Я посмотрел в ее неземные, грустные глаза и тихо спросил:

— Ты сказала, что недавно приехала сюда. Откуда? Это не секрет?

Ее губы дрогнули, она глубоко вздохнула и произнесла на выдохе:

— Из Праги. Это не секрет.

Ее ответ не дал мне ничего, кроме чувства, что земля уходит из-под ног. Как даются некоторые знания людям в виде знаков, интуиции и прочей чепухи, мне неизвестно, но ответ на следующий вопрос я уже знал.

— Надолго?

Она пожала плечами:

— Пока не знаю.

Я не стал задавать ей больше вопросов. Она не сказала, зачем приехала сюда, чем занимается. Наверное, не считает нужным. А потому мы просто пили кофе, говорили о чем-то несущественном. Я убеждал себя, что ответ «пока не знаю» — не так уж и плох для меня. В нем не было категоричности, он давал некую призрачную надежду. В конце концов, не от меня ли зависело, где будет жить эта женщина — здесь или в далекой Праге. Но почему в Праге? Так странно было приехать из Чехии и спасти меня от верной гибели. А теперь что, опять уехать? А как же я? Со мной ведь вновь может приключиться беда. Я понял, что влюбился, мне об этом кричал мой внутренний голос. Если она уедет, то на всей земле вряд ли найдется человек более одинокий, чем я. Это будет несправедливо. Тогда и спасать меня незачем было…

Мы уже выходили из кафе, когда сквозь стеклянную дверь я увидел репортера Лоева и с ним рядом Костика. Не было никакого сомнения, что этот тип не кто иной, как любитель жареных фактов.

Он был именно таким, как его описал мне Усов — худощавый, дерганный, как будто весь на шарнирах, с длинными волосами, стянутыми резинкой в хвост. Папарацци о чем-то оживленно разговаривали у входа в выставочный зал. Сейчас к нему не подступишься, понятно. Ничего страшного, зато я знаю, кто он такой, как выглядит. Теперь он никуда не денется, я вытрясу душу из него, но узнаю, как фото попали к Сереге.

Я осторожно направил Селену в сторону гардероба. Она, очевидно, тоже обратила внимание на фотографа, но тактично промолчала.

Мы подъехали к дому Селены. Я быстро вышел из машины, чтобы открыть ей дверцу.