Михаил Ахманов - Крысолов

Мы выпили чаю, сыграли в шахматы, и я отправился домой, но, выйдя на Австрийскую площадь, вспомнил о завтрашнем семейном торжестве. В прежние времена я, случалось, проскакивал площадь, не озираясь и не оглядываясь, а между тем тут было несколько шикарных магазинов — парфюмерный, компьютерный, галантерейный и что-то еще, с двумя просторными витринами, где за стеклом сверкали яркие пестрые краски тропической флоры. Я сунулся к ним; как оказалось, то был салон с вычурным названием “Орхидиана. Экзотические цветы”. За прилавком — две миленькие девушки, брюнетка и блондинка, а вокруг — горшки и кадки, букеты и гирлянды, а также воздух, сдобренный такими ароматами, что кружится голова и начинается дрожь в коленках. От цен, кстати, тоже.

Если не считать меня, посетителей в этой лавке не имелось. Я начал озираться по сторонам, задумчиво морщить лоб, чесать затылок, не забывая поглядывать на Джеймса Бонда с Итальянцем. Они остались на улице, у витрины; их фигуры смутно маячили сквозь плотный полог зелени, но все же можно было разобрать, что они с восторгом изучают какой-то кактус. Девушки-продавщицы ринулись ко мне, но тут вошел еще один потенциальный покупатель, рослый мужчина в пиджаке и с сумкой через плечо. Пиджак был из натуральной кожи, и блондинка (она казалась пошустрей и постройней) бросилась к рослому на всех парах. Ну а мне досталась брюнетка.

— Могу я вам чем-то помочь?

— Разумеется, моя милая. Как обстоят дела с экзотикой?

Она улыбнулась, кокетливо стреляя глазками.

— Превосходно. Наш магазин как раз для таких мужчин, как вы.

— А я какой?

— Ну-у… — она изобразила в воздухе параболу, — вы тоже экзотический. И хотите купить букет для экзотической женщины. — Да вы просто прелесть! — с энтузиазмом воскликнул я. — Прямо как в воду глядели… Так что тут у нас самое экзотическое?

— “Одонтоглоссум гранде”, “дендробиум нобиль” и “катлея лабиата”, — доложила моя брюнеточка.

О, польза чтения словарей! О, тайный клад энциклопедий! Я с изяществом повел бровями, бросил взгляд на второго клиента (он, похоже, интересовался не цветочками, а блондинкой) и небрежно произнес:

— “Катлея лабиата”? А “брассокатлеи” у вас не найдется? Я люблю сорт “олимпия альба”. Такая, знаете ли, нежная, беленькая, с резными лепестками и с желтоватым нацветом внутри. Из бразильских орхидей. Брюнеточка была потрясена, но, к великому несчастью, “олимпии альбы” у нее не оказалось. Зато была “голубая луна” — только для вас, монсеньор, только для истинных знатоков, для ценителей и фанатов! Прямо из Англии, в кувшинчике с питательным раствором и в герметичной упаковке. Каждый цветок — по отдельности, каждый — по сорок долларов, и всего их осталось пять. Не плебейские орхидеи, а уникальные розы потрясающей красоты! Нет, здесь мы их не держим, прошу вас в служебное помещение… Сами понимаете, редкий товар… Меня повели к служебной дверце, что вела в темноватую комнатку. Мужчина, флиртовавший с блондинкой, вдруг встрепенулся и сказал, поворачиваясь ко мне:

— Вам покажут что-то особенное? Не возражаете, если я тоже взгляну? Он пристроился за мной в кильватер, да так ловко, что блондиночка отпала сразу, а брюнетка оказалась впереди. В дверях я почувствовал, как его дыхание греет мое ухо. Затем раздался шепот:

— Из этой комнаты есть выход во двор, Гудмен. Там стоит голубой “БМВ”.

Садитесь и ни о чем не беспокойтесь. Отвезут туда, где вас рады видеть.

Мои губы чуть заметно шевельнулись:

— Я не один.

— Знаю. Я же сказал, не беспокойтесь! “Голубая луна” была изумительна: рядом с ней обычные розы казались посудомойками, коих не пристало сравнивать с принцессой. Изящный цветок, в общем-то, белый, но с несомненным налетом голубизны: небольшой, довольно плоский и в самом деле похожий на луну, мерцающую за голубыми облаками. Края лепестков имели более интенсивный, почти сиреневый оттенок, а сердцевина сияла снежной белизной. Очень загадочно и романтично! Я забрал все розы, а вместе с ними — массу улыбок и комплиментов темноволосой продавщицы.

Мой спутник тоже даром времени не тратил и из мужчины в пиджаке преобразился в мужчину в свитере. Пиджак отправился в сумку, откуда перед тем был извлечен свитер, а сумка повешена за спину — точь-в-точь как у меня. Вдобавок этот тип не уступал мне ростом, и свитер вроде был похож, и брюки, и эта самая сумка, и башмаки, не говоря уж о волосах; завершив метаморфозу, он кивнул, вернулся в зал и, встав спиной к окну, продолжил флирт с блондинкой Не мешкая, я подхватил свои розы в кувшинчиках и выскочил во двор. Любопытство терзало меня голубой “БМВ”, подпольная кличка Гудмен и таинственность обстановки распаляли воображение. Юркнув в машину, я посмотрел на часы (было 14.10), бросил водителю: “Едем!” — но он не торопился, внимательно оглядел меня и спросил:

— Вы — Хорошев? Дмитрий Григорьевич Хорошев? Он же — Гудмен?

— Нет, великий дух Маниту!

Кажется, пароль был правильным; рявкнул двигатель, и мы дворами выползли на Каменноостровский проспект. Дорога была недолгой, зато извилистой; минут пятнадцать мы петляли по узким и разбитым улочкам Петроградской стороны, потом проехали под древней аркой и остановились во дворе-колодце у единственного подъезда. Дом был самым обычным — четырехэтажным, столетней постройки, с трещинами на грязно-розовых стенах и осыпающейся штукатуркой. Двор тоже был не в лучшем состоянии. Вход в подъезд закрывала массивная дверь, вероятно дубовая, окрашенная в мрачный черный цвет.

— Поднимайтесь на четвертый этаж, — сказал водитель. — Вас ждут.

— А что на первых трех? — с невинным видом поинтересовался я.

— Школа стриптиза для начинающих, — раздалось в ответ. — Хотите записаться? Мысленно поаплодировав, я вылез из машины и потащился на самый верх, бережно придерживая пакет с розами и кувшинчиками. На площадке второго этажа притормозил, ощупал правое запястье — невидимый гипноглиф-берсерк был там, прятался под толстой тканью свитера. Это придавало мне уверенности. В конце концов, что могут сделать с благородным боярином? Вздернуть на дыбу? Посадить на кол? Я сам их вздерну и посажу! Все три команды! Как советовал Мартьянов — выпрыгнуть из-за прилавка, словно как тигр из зарослей, и сразу бить на поражение!

При мысли о Мартьянове я еще больше взбодрился и стал напевать:

— Три короля из трех сторон решили заодно: ты должен сгинуть, юный Джон Ячменное Зерно! Погибни, Джон, — в дыму, в пыли, твоя судьба темна! И вот взрывают короли могилу для зерна… На четвертом этаже была только одна дверь, распахнутая в ожидании дорогого гостя. На пороге стоял мормоныш с белой нашлепкой на темени. — Как голова? Не болит? — спросил я. Он лишь поморщился и махнул рукой — не задавай, мол, глупых вопросов, а проходи скорее в нашу конспиративную квартиру. Она оказалась большой, ухоженной, но без излишней роскоши — никаких евростандартов, венецианских зеркал и мебели маркетри. Из холла, оклеенного светлыми обоями в васильках и маргаритках, мы попали в просторную комнату, где на обоях зеленели ветви шиповника с нежными розовыми цветами. Еще тут обнаружился массивный круглый стол с отполированной до блеска столешницей, два мягких кожаных диванчика у стен, плотно закрытый шкаф, камин и кресла. В одном из них сидел мой старый чернокожий друг из Таскалусы. Челюсти его мерно шевелились, перетирая жвачку.

— Какой приятный сюрприз! Дик Бартон, страховой агент, если не ошибаюсь? — Я перешел на английский и подмигнул ему с оттенком интимности. — Увы, Гудмен, ошибаешься! Дик Долби, коммерсант. Интересуюсь закупками рашен пива. — Он вытянул из кармана смятую бумажку и прочитал по слогам:

— Стэ-панс Рэй-зенс.

— Не стоит, — посоветовал я, усаживаясь в кресло. — Лучше “Балтика”.

Особенно рекомендую четвертый номер. Но третий тоже хорош. — Моча, — угрюмо буркнул мормоныш и плюхнулся на диван. — Скунсовая моча плюс керосин из енотовой задницы.

Я обиделся. Этому заокеанскому хмырю не стоило критиковать чужое пиво. Тем более что в их Заокеании не умеют делать даже приличные сухие вина. Их белое калифорнийское — вот это моча!

— Ну, к делу, — произнес Бартон-Долби, который явно был тут за старшего. — К делу, джентльмены! Время — деньги… — Он повернулся ко мне, оглядел пакет с кувшинчиками и розами, который я поставил на пол, и спросил:

— Так чем порадуешь, Гудмен?

— Чем-нибудь порадую. Но прежде хотелось бы справочку… такую маленькую справочку… Кажется, в ЦРУ нет воинских званий? А что там есть? Младший полевой агент, старший полевой агент, ведущий и так далее, вплоть до самого главного? Зулус прекратил жевать и недоуменно моргнул.

— Зачем это тебе, Гудмен?

— Для расширения кругозора. Вот он, — я ткнул пальцем в мормоныша, — кто он такой? Рядовой незримого фронта? Обычный агент?

— Примерна так, — согласился Бартон-Долби.