Чарльз Эппинг - Trust: Опека

Она попросила водителя на минуточку остановиться перед домом номер шесть.

Это огромное многоэтажное здание в стиле неоклассицизма стояло прямо напротив оперного театра. На двери — двадцать семь звонков. Ни над одной из них не было фамилии Коган.

Она потыкала в несколько кнопок, каждый раз спрашивая одно и то же:

— Вы знаете семью по фамилии Коган? Аладар Коган?

— Нет. Не знаю никаких Коганов.

Водитель такси повторил вопрос по-венгерски. Ответ оставался тем же: «Нет».

У двери в адвокатскую контору Алекс снова помедлила. Все надписи на позолоченной дверной табличке были только на венгерском языке. Она попробовала нажать на несколько кнопок — никакого результата. Через несколько минут к двери подошла беременная женщина, набрала код и быстро вошла. Алекс ухватилась за дверь, когда та уже почти закрылась.

Молодая женщина обернулась.

— Вы та, с кем я разговаривала?

— Вы Сара? — догадалась Алекс.

— Igen. — Девушка протянула руку. — Извините, что опоздала. Мне надо было кое-что сделать. У меня скоро родится малыш, и так много нужно подготовить к его появлению.

— Поздравляю. Вы, должно быть, очень счастливы.

— Igen. — Сара улыбнулась. — Счастлива.

Она провела Алекс по темному коридору, затем вверх по длинному лестничному пролету к большой деревянной двери. Внутри все напоминало скорее квартиру, чем офис. Всю комнату заполняли кресла и книжные полки.

Сара указала Алекс на мягкое кресло в дальнем углу, а сама подошла к женщине, сидевшей за массивным деревянным столом у окна, выходящего на улицу.

Алекс уставилась на свидетельство о смерти. Она размышляла о рассказе Шандора о том, как фашисты бросали раненых евреев в реку. Такая участь постигла и Аладара Когана? Он умер так? Так окончил жизнь вдали от дома?

Подошла Сара и присела рядом с Алекс.

— Что именно вас интересует?

Алекс передала ей свидетельство о смерти.

— Как я уже сказала по телефону, семья Аладара Когана имеет банковский счет в Швейцарии. Единственное, что им необходимо сделать, — приехать и заявить на него права.

Алекс заметила, что женщина за конторкой, услышав слова «банковский счет» и «Швейцария», бросила на нее быстрый взгляд.

Наконец она встала и подошла к Алекс. Села рядом с Сарой и протянула руку.

— Может, я смогу вам помочь. Меня зовут Сабо Антония.

Алекс стала рассказывать историю с самого начала, но Антония почти тут же перебила ее:

— Теперь, когда у вас есть свидетельство о смерти, ясно, что необходимо предпринять дальше. Вам нужно свидетельство о рождении. — Очевидно, она все время прислушивалась к разговору. — Таким образом вы узнаете больше о семье. Поскольку неизвестны имена жены и детей, это единственный способ.

По-английски она говорила, как отметила про себя Алекс, намного лучше, чем Сара.

Антония попросила свидетельство и внимательно прочла его.

— Понятно. — Она подняла глаза на Алекс и улыбнулась. Ее зубы были такими же желтыми, как у Охснера. — Здесь, конечно, не сказано, когда он родился, но это нетрудно высчитать. Смотрите, тут написано: он умер в возрасте сорока шести лет в 1945 году. Путем вычитания можно определить год его рождения.

— Что это нам даст? — поинтересовалась Алекс.

— Надо пойти с этой информацией в Еврейский центр. Там хранятся все архивные документы, касающиеся граждан-евреев до наступления коммунистической эпохи. — Она вернула Алекс документ. — Попросите свидетельство о рождении.

— А когда я раздобуду свидетельство о рождении? — спросила Алекс. — Что делать дальше?

— Тогда в отделе регистрации новорожденных смогут выяснить, где жила семья, кто по профессии родители и даже сколько у них было детей. Но сначала вам необходимо найти запись о рождении Аладара Когана. Это будет не просто. — Она снисходительно улыбнулась. — Система Еврейского центра… как бы это сказать… немного старомодна. Но, к счастью, у нас есть Сара, которая сумеет помочь. Она у нас специалист по Еврейскому центру. — Доктор Сабо встала и протянула руку на прощание. — Мне пора. Меня ждут в суде.

Алекс тряхнула головой. Голова была тяжелой и гудела.

— Будьте настойчивее, — посоветовала Антония. — Если не получите необходимую информацию в Еврейском центре, вы ее больше нигде не найдете. В городских архивах нет данных о гражданах-евреях, по крайней мере, до времен социализма.

— Почему? — удивилась Алекс.

— Потому что тут так было принято — во всяком случае, до войны.

— Нам повезло. Я знаю местного раввина. — Сара привела Алекс ко входу в Еврейский центр. — Именно поэтому мне удалось договориться, чтобы нас приняли побыстрее. В марте он провел мой свадебный обряд.

— Так вы еврейка? — уточнила Алекс.

— Да. — Сара указала на большую синагогу справа. — Поэтому я и решила встретиться с вами. Когда вы упомянули фамилию Коган, я подумала, что это, должно быть, еврейская семья.

Она подвела Алекс к металлоискателю у главного входа. Охранник попросил Алекс выложить все металлические вещи.

— К сожалению, нам теперь — после 11 сентября — постоянно приходится прибегать к подобным мерам. Примета времени, в котором мы живем.

Алекс заглянула во двор и заметила, что звезда Давида использована в каждой декоративной детали, включая орнамент на потолке — неоготической аркаде. В центре двора была устроена маленькая насыпь из камней.

— Это памятник погибшим, — объяснила Сара. — А это, — указала она на потускневшую бронзовую табличку слева, — мемориальная доска.

Она провела пальцами по словам: «EHÁZ MÁRTÍRJAI — 1941–1945, EMLÉKEZZÜNK».

— Видите? — Сара прикоснулась к буквам. — EMLÉK значит «память».

Она бросила на Алекс полный печали взгляд.

— Тут написано, что мемориал воздвигнут в память погибших здесь мучеников.

Сара указала на перечень имен внизу доски.

— Здесь сказано: «Об этом нельзя забывать».

Алекс просмотрела список имен: Грюн Янош, Горовиц Ференц, Малеш Шимон. Ни одного Когана.

Они получили разрешение войти, и Сара провела Алекс по длинному лестничному пролету в большую, отделанную деревом комнату, выходящую окнами во двор. Она попросила Алекс подождать за столом у входа и пошла изложить их дело человеку, сидящему за столом у окна. На вид ему было лет восемьдесят, он был в вылинявшей голубой шерстяной кофте на пуговицах. На его галстуке Алекс заметила какие-то странные символы: треугольник с латинской буквой «Н» вверху и двумя латинскими буквами «Е» по бокам. Треугольник напоминал пирамиду на однодолларовой банкноте США. Даже человеческий глаз на вершине.

Алекс терпеливо ждала, пока Сара несколько минут разговаривала с этим мужчиной. Свет, падающий из окна за его спиной, освещал их лица. Сара говорила медленно, несколько раз четко произнеся слова «Коган» и «Аладар».

Алекс вспомнила предостережение Антонии: «Если не получите необходимую информацию в Еврейском центре, не найдете ее больше нигде».

Старик начал перерывать гору бумаг на своем столе. Через несколько минут подошла Сара и объяснила, что происходит.

— Он сказал, что сделает для меня исключение и постарается найти сведения сегодня. Но он работает лишь до обеда. Потом его рабочий день заканчивается. А завтра контора закрыта.

Алекс посмотрела на часы. Было уже одиннадцать.

Сара взяла свидетельство о смерти и вернулась за стол к старику. Он внимательно изучил документ, как будто впервые видел нечто подобное. Несколько минут спустя он потянулся и достал с деревянной полки книгу в кожаном переплете и углубился в записи, просматривая их одну за другой. Сара склонилась над его плечом, помогая разбирать рукописный текст.

Подошла еще одна пожилая женщина в очках с толстыми стеклами и в длинном черном платье. Положив на стол несколько папок, она вернулась за свой стол. Стук тяжелых башмаков по деревянному полу был единственным звуком, нарушавшим тишину комнаты.

Система, которая использовалась в Центре, заметила Алекс, не менялась с девятнадцатого века. Никаких компьютеров, никаких баз данных, ни общего списка, ни ссылок, даже указателя не было. Лишь огромная рукописная книга, заполненная в хронологическом порядке, — отдельный том на каждый год и отдельный раздел на каждую букву алфавита.

Алекс в нервном ожидании наблюдала, как старик просматривает каждую страницу. Время от времени он поднимал глаза и отвлекался. Тогда Саре приходилось мягко возвращать его к тому месту, на котором он остановился.

Примерно после часа работы Сара вновь подошла к Алекс.

— Мы уже на апреле. К сожалению, нам не известно, в каком месяце родился господин Коган. Оказывается, в 1899-м был бум рождаемости в еврейских семьях Будапешта.

— А почему вы ищете в книге за 1899 год? — спросила Алекс.