Любовные письма серийному убийце - Таша Кориелл

Я ни разу не встретила в спортзале Марка, зато медленно сближалась с сестрой Джилл. На третий день наша беседа разрослась до целого «Привет, как вы?». Казалось, что между дружеским приветствием и настоящей дружбой не такая большая дистанция.

На суде очередной судмедэксперт описывал повреждения на телах, которые нельзя было отнести ни к причинам смерти, ни к травмам, полученным при падении в канаву.

– Очень похоже, что эти ранения были нанесены еще при жизни, – говорил он.

После него давал показания психиатр, заявивший, что такого рода действия очевидно указывают на тип убийцы, получающего удовольствие от причинения боли. Это были не убийства по необходимости или из корысти. Это были убийства ради воплощения фантазий.

К концу моей бесплатной недели в спортзале все мое тело ныло, а мозг почти отказывал. Вместо того чтобы продолжить следить за Томпсонами, я проводила вечера в компании дешевой пиццы, которую брала по дороге до отеля.

Только в последний день пробного абонемента сестра Джилл узнала меня.

Она занималась на стойке для приседаний.

– Вы уже заканчиваете? – спросила я, когда она поставила штангу на перекладины. Как будто я знала, что делать с этой штангой!

Она кивнула и глотнула воды из бутылки.

– Извините, что так надолго заняла стойку. Тяжелая была неделя, – сказала она.

Я воспользовалась возможностью вставить заготовленную фразу:

– Я слышала про вашу сестру. Соболезную.

– Спасибо, – отозвалась она. По ее позе было понятно, что она считает разговор оконченным.

Я маячила за ее спиной, пока она заканчивала свой комплекс упражнений. Она была по-настоящему сильной – до такого мне было далеко. Я задумалась, каково это: иметь подобный контроль над собственным телом.

– Я все, – сказала она, хлебнув еще воды. И снова взглянула на меня. – Я видела вас раньше. Вы наблюдаете за судом. Вы из его группы поддержки, да? – Ее голос становился громче с каждым словом. На нас начали посматривать остальные люди в зале.

О нет. Как и мужчина на автозаправке, она учуяла это во мне. Этот аромат.

– Нет, я… – пробормотала я в поисках оправданий. Но их не было. Я его не просто поддерживала, я была его девушкой.

– Вам лучше уйти, – сказала она.

Я заметила, что на меня глядят подтянутые молодчики; два пожилых гражданина на эллиптических тренажерах тоже кидали на меня косые взгляды.

– Хорошо, – сказала я. – Извините. Я правда не хотела вас обидеть.

Мне хотелось, чтобы она сказала еще что-то. Но она молчала.

Весть о нашем конфликте добралась до суда. Я видела, как Джилл показывает на меня со скамейки, где она сидела с остальными друзьями и родственниками жертв. Они хотели кого-то ненавидеть – кого-то более доступного, чем Уильям Томпсон.

– Оставь в покое сестру Джилл, – прошипела мне одна из подруг Эммы, когда мы стояли в очередь на досмотр.

– Как ты на себя в зеркало смотришь? – кинула другая, когда я мыла руки в туалете.

Они нашли мою страницу в инстаграме – настоящую, а не ту, которую я завела для слежки за Максом, – и обзывали меня в комментариях чокнутой сексисткой. Хотя сама я давно провела по каждой из них маленькое интернет-расследование, для меня стало неожиданностью, что со мной могут сделать то же самое. Я забыла, что я не невидимка и мои поступки могут влиять на других людей. Я не без сожаления закрыла свои профили в соцсетях и заблокировала всех девчонок по очереди.

А в завершение истории ко мне подошел не кто иной, как Марк Томпсон.

– Я заметил, как отвратительно эти женщины с вами обращаются, и решил представиться, – сказал он. – Моя семья очень ценит вашу поддержку по отношению к моему сыну.

У Марка было твердое рукопожатие и еле уловимый южный акцент. Странно, я никогда не представляла Уильяма с акцентом. Внезапно я осознала, что не знаю, как звучит его голос.

– Приятно познакомиться. Я Ханна.

– Не терпится узнать вас поближе, Ханна.

Так и завязались мои запутанные отношения с остальным семейством Томпсонов.

24

Я перестала следить за Томпсонами, как только они узнали меня в лицо и по имени, зато начала здороваться с Марком где только можно: у фонтанчика с водой, у уборных, в коридоре, по пути к машине вечером после суда. Осложняло дело то, что Уильяму бы точно не понравилось мое общение с его отцом, так что взаимодействовать с ним можно было только там, где он нас не видел.

Марк пригласил нас на вечерний коктейль, когда обвинение завершило свое выступление и представление доказательств. Я подумала, что это будет интимное мероприятие: только я, Дотти, Лорен и узкий семейный круг, за исключением, конечно, Уильяма, который по-прежнему сидел в тюрьме. Но когда я зашла в зал ресторана, который Марк зарезервировал для своего вечера, то увидела огромную толпу народа. Даже несмотря на то, что их сын сидел на скамье подсудимых, у Томпсонов сохранялись обширные связи, и многие были совсем не прочь поприсутствовать на их вечеринке, тем более если она проходила за закрытыми дверями.

Марк в качестве хозяина чувствовал себя в своей стихии. Он с энтузиазмом приветствовал каждого гостя и провожал его за стол с закусками или к бару. Не зная, невозможно было догадаться, что в данный момент его сына судят по обвинению в серийных убийствах.

Марк приветствовал меня объятиями, которые остро напомнили мне о нехватке физического контакта.

– Я так рад, что вы выбрались, – сказал он.

Синди встретила меня прохладнее. Хоть она была гораздо старше меня, она напомнила мне популярных девчонок из школы, которые могли поставить тебя на место одним взглядом. Стоило ей посмотреть на меня, и я сразу вспомнила о своих секущихся кончиках и древней туши, которой намазала ресницы перед выходом из отеля.

– Приятно познакомиться, – сказала она, продолжая анализировать стоимость всех моих внешних атрибутов. – Я вас видела, вы разговаривали с моим мужем.

В ее тоне сквозила такая неприязнь, что мне стало не по себе, хотя я не могла понять, в чем провинилась. Я представила, что чувствуют мухи, когда люди пытаются их прихлопнуть, хотя они всего лишь невинно летают по комнате.

Мы с Лорен были лишними на этом сборище. Мы были слишком молоды, наша одежда – слишком потрепана, а наш акцент контрастировал с тяжеловесным южным говором, разносящимся по залу. Дотти же, напротив, вписалась идеально. Это место кишело людьми ее круга – богатыми и белыми. Всего за несколько минут она собрала вокруг себя группу женщин, которые рассказывали