Шантажистка - Алевтина Ивановна Варава

второй месяц без нашей с Ларисой помощи платить за свою съёмную квартиру! Моя дочь – одна из лучших учениц лицея. Её переходный возраст протекает сравнительно легко. Моя жена не сварлива, самодостаточна и прекрасно выглядит для своих лет.

Я хорошо зарабатываю. Более того, я хорошо зарабатываю, совершенно не нарушая закон. Наш лицей славится своей принципиальностью и высоким уровнем подготовки. Мы не позволяем себе брать подарки ради хороших оценок. Родители платят достаточные взносы за образование своих детей, чтобы все – от меня и до охранника – получали более чем приличную зарплату и не нуждались во взяточничестве.

Да что там, я копейки никогда не взял из бюджета лицея, хотя живу в четырёхкомнатной квартире с отличным ремонтом, пусть и не в центре, но зато рядом с работой. У меня есть машина, финансовая подушка безопасности, мои родители здоровы, я сам здоров. Здоровы дети и жена.

Так почему в мою голову вообще полезли все эти безумные мысли о безумных неприятностях?

Я никогда не верил в предчувствия. Могу сказать смело, что я – материалист чистой воды. Ненавижу гороскопы, приметы, лунный календарь, таро и прочую лабуду. До того дня, когда Лена Семёнова появилась на пороге моего кабинета и разрушила мою жизнь, я ни разу не сталкивался с проявлениями интуиции. Я, пожалуй, не верю в неё так же, как и в таро.

То, что люди называют интуицией, если оно срабатывает, – на самом деле умение быстро и неосознанно анализировать вторичные факторы. Складывать из них целостную картинку и просчитывать вероятности. Так бессознательно, что мозг списывает это потом на чутьё.

Но что я мог считать или предугадать в тот день?

Разве найдётся среди смертных человек, способный заранее предположить то, что со мной случилось? И как-то подготовиться? Отреагировать иначе, отреагировать правильно. Не увязнуть в болоте, из которого невозможно, совершенно невозможно выбраться?

Мог ли я хоть каким-то своим действием изменить и повернуть в другую сторону то, что на меня навалилось?

Если только не прийти в тот день на работу. Но тогда Лена Семёнова появилась бы в моём кабинете в другой день.

Я так часто впоследствии перебирал в голове каждую секунду после того момента, когда приоткрылась дверь. И не смог придумать ни единого действия, способного спасти ситуацию. Спасти меня.

Разве что свалиться с сердечным приступом ей под ноги. Настоящим.

Лена вдруг закрыла лицо руками и согнулась, поставив локти на колени. Она вздрагивала всем телом и лихорадочно шмыгала носом – судя по всему, начиная плакать.

Женские истерики пугают меня, я становлюсь из-за них совершенно беззащитным. Теряюсь и не знаю, как себя вести.

К счастью, передо мной была не женщина, а девочка, да ещё и ученица моего лицея.

Эта когорта нет-нет, да и применяла в образовательной сфере рыдания. Так что опыта по урегулированию ситуации у меня было хоть отбавляй. Главное правило – не поддаваться на уловку и задавить в себе жалость, какой бы трогательной и несчастной ни была ревущая особа. Сконцентрироваться на проблеме. И отвлечь способами её решения.

– Давай ты просто объяснишь мне, что случилось, а я постараюсь помочь, – весомо и авторитетно сказал я. – Мы обязательно найдём выход.

– Это ужасно! – всхлипнула Лена, водя плечами, словно гребец. – Как я могу вам сказать?

– А разве ты пришла не для этого? – резонно заметил я.

Она сжималась всё сильнее и скоро оказалась в позе, рекомендованной в самолётах при аварийной ситуации.

Я уже собрался снова задавать наводящие вопросы, но посетительница наконец-то решилась на своё признание:

– Мне нужно сто тысяч, – тускло выдавила Лена, и её плечи снова задвигались. – А у меня их нет.

По крайней мере, моя тревога не была беспочвенной. Девочка, очевидно, попала в неприятности. Может быть, даже в те, которые я сразу предположил. Хотя она не пошла бы с ними ко мне. Неужели кто-то в лицее занимается вымогательством?!

Я горжусь тем, что в нашем учебном заведении никто и никогда не подвергался травле, или буллингу, как это сейчас называют. Педагоги очень внимательны к проявлениям агрессии среди учащихся, и любые тревожные звоночки мы обсуждаем всем коллективом, а потом успешно купируем. По крайней мере, я так считаю.

Мог ли кто-то из старшеклассников запугать девочку, чем-то угрожать ей и требовать денег? Если бы это произошло не в лицее, она навряд ли оказалась бы тут со своей бедой. Ведь я даже не преподаю ей ничего.

Только этого не хватало. Все наши ученики – дети обеспеченные. Все их родители – приличные и часто даже влиятельные люди. Если кто-то додумался вымогать у девочки деньги, да ещё и такую астрономическую сумму, решать вопрос придётся очень и очень аккуратно.

– Александр Николаевич, переведите мне сто тысяч, пожалуйста, – сказала Лена.

Я опешил. Такого я меньше всего мог ожидать.

– Скажи, прошу тебя, зачем тебе понадобилось так много денег? – после минутной паузы спросил я, сверля её макушку взглядом. Больше смотреть было решительно некуда. Оттого диалог получался особенно неудобным и вымученным.

Белые кудри Лены свесились шатром вокруг головы. У самых корней волосы были темнее. Крашенные.

– Это не важно. Переведите мне их, – повторила она.

Было очень сложно разговаривать со скрюченной девушкой, видя только её затылок. Я предпочитаю смотреть в глаза ученикам. Да и любым собеседникам. Так куда проще реагировать и понимать ситуацию.

Сейчас я не понимал ничего абсолютно. И она не спешила вносить ясность.

– Раз ты пришла ко мне, значит, вопрос касается школы? – попробовал подступиться я.

– Вопрос может коснуться школы. – Голос из-за её положения был сдавленный и приглушённый, натужный. – Александр Николаевич, переведите мне деньги. Или я закричу.

– Что, прости? – переспросил я.

– Закричу так, что прибежит секретарь, – повторила Лена.

Я окончательно перестал понимать что-либо. И, если честно, не понимал ещё секунд тридцать.

Неполная минута, сломавшая сорок четыре года моей структурированной, упорядоченной и успешной, как я считал, жизни.

Лена Семёнова распрямилась стремительным рывком. Впоследствии я столько раз прокручивал в голове эту сцену, что могу восстановить её в мельчайших деталях. Кроваво-красная помада на губах девушки была размазана тыльной стороной ладони, она пятном покрывала угол рта и щёку слева. Волосы растрепались. Сидя в своей неудобной позе, Лена исхитрилась полностью расстегнуть пуговицы модной рубашки. Под ней оказался белоснежный кружевной лифчик. Одна упругая, уже совсем женская грудь вывалилась из скомканной чашечки, бесстыдно щерясь багровым соском.

Я отпрянул вместе со стулом, а Лена бросилась мне на шею, и, прежде чем я успел хоть что-то сказать, выдохнула:

– Просто представь, как это будет выглядеть.

А потом она впилась в мои губы, оставляя на лице свою ядовитую красную помаду.

Глава 2

Я оттолкнул её так сильно, как никогда не позволил бы себе по отношению к женщине в нормальной ситуации. Вскочил со стула, и он отъехал в сторону, ударившись спинкой