Лики страха - Влад Райбер

их «гостями». Почти всегда эти «гости» были очень неприятные, они вызывали у меня страх, отторжение или ненависть.

Больше всех я ненавидел плешивого мужика, который являлся ко мне несколько раз. Вообразите себе, как глупо я себя чувствовал, понимая, что больше всего на свете презираю того, кто даже не существует.

Первый раз я встретил его в зале ожидания на автовокзале. Я просто сидел, ссутулившись, листал какие-то картинки в телефоне, чтобы убить время, и ко мне подошёл он.

Этот мужик встал прямо передо мной. Он был совсем невысокого роста, слишком тощим для своего костюма, старые брюки были высоко и туго затянуты ремнём. У мужика был нос, как зрелый лимон, с огромными порами, кожа на щеках вся в рытвинах. Лысина блестела, и только на висках торчали пепельные волосы. Он отбрасывал тень и выглядел не менее реальным, чем все окружающие меня люди.

Я подумал, что этот мужик наверняка попросит поделиться сигаретой, но он молча завёл руки за спину и, как фокусник из дешёвого цирка, откуда-то вынул и расправил перед моим лицом грязную тряпку, а потом бросил её на меня. Серая тряпка повисла на моей правой руке.

Я не помню, осязал ли я прикосновение, но навсегда запомнил вонь. Тряпка воняла тухлыми яйцами, мочой, дерьмом, мертвечиной. Всеми самыми отвратительными запахами, какие только существуют. Не знаю, как меня только не вывернуло от этого смрада.

Я вскочил с места и давай крутиться, трясти рукой. Ко мне подбежала какая-то беспокойная женщина. Она подумала, что мне нужна помощь, вцепилась в моё плечо, наверное, боялась, что я упаду, и кричала прямо мне в ухо: «Что случилось?».

«Тряпка! Тряпку эту снимите с меня», – орал я, и в ту секунду до меня доходило, что нет никакой тряпки и нет никакого плешивого мужика, а я просто бьюсь в панике посреди автовокзала на глазах у десятков людей.

Женщина отпустила моё плечо, и я увидел, как лицо её поменялось. Она сообразила, что я не в порядке и пожалела, что бросилась помогать ненормальному.

«А, тряпка, понятно», – теперь она говорила со мной совсем другим тоном.

Это был далеко не первый мой приступ, однако тогда меня впервые назвали «сумасшедшим». Так и есть. Я принимаю лекарства, годами не вижу своих «гостей», но я никогда не узнаю, каково это быть «нормальным». Хотя я сомневаюсь, что нормальность – это не выдумка. Зная о разных психических расстройствах, я понимаю, что вокруг больше тех людей, которые ошибочно считают себя здоровыми, чем тех, которые воображают себя больными.

А моя рука после той тряпки воняла ещё несколько дней. В первый день я не мог есть, потому что меня тошнило от этого запаха. Кожа на руке у меня вся высохла, потому что я постоянно мыл её с мылом до локтя. Запах был воображаемый, я это знал, но его на время удавалось перебить ароматом мыла.

Я не помню, когда всё это со мной началось. Может быть, ещё в раннем детстве. В детском саду я рассказывал своим друзьям, что в кустах у забора живёт Тигровый человек. Он покрыт шерстью и весь в полосках, у него звериная пасть, но глаза, как у людей. У него человеческие руки, только лохматые и с острыми когтями. Тигровый человек страшный, но никого не обижает. У него нет друзей и он всегда грустный.

Я уже не помню точно, в самом ли деле видел его или просто верил собственным выдумкам. Тигровый человек мог быть моим первым «гостем». Есть у меня ощущение, что я его видел. Другие дети не видели, но я их очень напугал своими рассказами.

В детском саду из-за меня устроили собрание. Вызвали моих родителей, разговаривали с ними строго, жаловались, что из-за моего вранья детки плохо спят и часто плачут.

Мои мама и папа заступились за меня. Они сказали, что уникальный взгляд на вещи и богатая фантазия – это дар, присущий почти каждому ребёнку. Всё так и должно быть, так детям и положено развиваться, а взрослые губят эти таланты, потому что они им неудобны.

Хорошие у меня родители. Столько в них любви и доброты. И за что я им такой достался? Со мной им не повезло.

Приступы. Приступы. Приступы. Я шёл ранним утром через городской парк. На одной из веранд сидели люди. Я не мог пройти мимо, ноги сами вели меня к ним. У моих галлюцинаций будто всегда есть сценарий, и я отыгрываю в нём свою роль, не имея возможности повлиять на события.

Войдя на веранду, я сел с краю на скамейку. Люди, что сидели там, выглядели ужасно. По виду это были алкоголики последней стадии. Пропитые насквозь. У них были вздутые лица, почти не видно глаз из-за опухолей, но говорили они осмыслено.

Я среди них был просто наблюдателем и слушателем. Эти люди не обращали на меня внимания.

Среди них сидела женщина, такая же безобразная, как и мужчины. У неё не хватало передних зубов, кулаки в ссадинах. Она рассказывала, что не только сама спилась, но и споила своего сына Ванечку. Ещё юношей он стал пить с матерью на пару. Другие алкоголики сочувственно кивали, слушали, просили её не терзать себя виной.

Женщина продолжала откровенничать: «А ещё у меня выкидыш случился». Мужчины угрюмо опустили головы. Алкоголичка махнула рукой: «Может, так и лучше. Ребёнок тот был от Ванечки».

Я сидел, слушал всё это и никуда не мог деться.

«Вырождение – цена порока», – сказал один из алкоголиков. Сказал без укора, будто просто подвёл печальный итог.

Эти слова. Вырождение – цена порока. Я даже не сразу понял их смысл. Как мой нездоровый мозг сумел сгенерировать эту фразу? Вспоминая свой приступ, я думал, что, возможно, слышал эти слова ранее. Может, цитата какая-нибудь? Искал фразу в Гугле, в кавычках и без кавычек – ничего не нашёл.

Меня самого удивляет, как мои «гости» могут быть такими реалистичными и продуманными? Будто живут своей жизнью, независимо от меня.

Только однажды я лежал в психиатрической клинике. Добровольно провёл там полтора месяца. Думал, что под постоянным наблюдением врачей смогу стать здоровее. Ошибался. В неволе, среди таких же, как я, безумцев, мне становится хуже. После я лечился только дома, принимал препараты по рецептам. «Гости» могут не являться много месяцев или целый год, а новый приступ всегда сигналит о том, что пришло время скорректировать лекарственную терапию.

Хорошо, если мне удавалось вовремя обнаружить, что привычные дозы уже не действуют. Первый сигнал –