Медицинский триллер. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - МакКарти Кит

Хотя вид у Билрота был испуганный и вел он себя как загнанный в угол маленький зверек, Джонсон понимал: парень догадывается о том, что произошло. Он открыл рот и спросил голосом, в котором даже глухой уловил бы боязнь услышать подтверждение своим догадкам:

— Что?

Улыбка Уортон теперь походила на улыбку убийцы, готового нанести удар.

— Ее изнасиловали, Тим, — прошептала она.

— Это он убил, Джонсон.

Джонсон ничего не ответил. Она, конечно, имела право считать Билрота убийцей — масса косвенных улик была против него. Но Джонсон не любил скоропалительных выводов.

— Так что? — спросила она так, будто его согласие имело решающее значение.

— Похоже на то, что он мог это сделать, — признал он.

— Готова поспорить, это его рук дело!

«Кого, интересно, она пытается убедить? — подумал Джонсон.

— Где старший инспектор?

— Полагаю, все еще у декана.

Уортон состроила недовольную мину. Тот факт, что она сама спровадила его туда, не был в ее глазах извинительной причиной.

— Ну что ж, придется опять взять инициативу в свои руки.

Можно подумать, что это для нее непредвиденное затруднение.

— И что вы собираетесь предпринять?

— Мистер Билрот отвезет меня к себе домой, чтобы я могла познакомиться с его квартирой.

— Он уже успел выразить свой восторг по этому поводу?

— Еще нет.

Инспектор даже не улыбнулась. Джонсон всеми силами старался скрыть, что не одобряет ее методов, но, видимо, это плохо ему удалось, потому что она довольно резко бросила:

— Я хочу, чтобы вы допросили профессора анатомии Гамильтона-Бейли. После этого отыщите машину девушки, а также разузнайте все, что возможно, о Джейми.

Джонсон молча кивнул. Его лицо при этом осталось полностью бесстрастным.

— А затем, — продолжила Уортон после небольшой паузы, которую сделала то ли набирая в легкие воздух, то ли борясь с раздражением, — сходите в канцелярию школы и найдите все, что там имеется о Никки Экснер. После чего осмотрите ее квартиру. Поговорите с соседями.

А после ланча? Джонсон открыл было рот, чтобы задать этот вопрос, но передумал и лишь молча кивнул.

— А как насчет заключения патологоанатома?

Инспектор взглянула на часы:

— Оно будет готово не раньше пяти. Времени вполне достаточно, чтобы найти кое-какие вещественные доказательства, после чего Билроту будет уже не отвертеться.

Найти доказательства? Или подкинуть?

— Вы хотите, чтобы я при этом присутствовал?

Уортон неопределенно пожала плечами:

— Если вы к тому моменту уже покончите со всем остальным…

Между сотрудниками медицинской школы существовало негласное правило: перед ежедневной встречей профессорско-преподавательского состава за ланчем заскочить минут на пятнадцать в буфет и поболтать.

Именно там декан Шлемм и подловил профессора Рассела. Он взял профессора под локоть и с выражением величественной озабоченности отвел его в сторону. Волнистая линия нахмуренных бровей декана с регулярным чередованием пиков и впадин пришлась бы впору олимпийцу. Казалось, весь облик Шлемма излучает спокойствие.

— Что происходит в музее?

По тону декана Рассел понял, что лучше всего будет изобразить высокомерное неведение.

— Одному Богу известно, декан.

В разговоре со Шлеммом считалось очень важным почти в каждую фразу вставлять слово «декан» — это тоже было одним из неписаных правил школы.

Шлемм понимающе кивнул:

— Надеюсь, это не слишком мешает вашей работе?

Рассел фыркнул:

— Почти все утро меня продержали в плену, как заложника! Придется перенести всю текущую работу на вечер. Какое право они имеют лишать меня свободы передвижения? Как будто я как-то связан с этой кровавой историей!

— Да, да!

— И как вы, конечно, понимаете, декан, подобные события отвлекают персонал от работы. Я с большим трудом заставил их вернуться к своим обязанностям.

— Ох да, представляю, — произнес декан таким тоном, каким два представителя высшей расы могли бы обсуждать недостойные выходки более низких существ.

Мимо них прошел Гамильтон-Бейли. Он ничего не ел со вчерашнего дня, и по его виду можно было подумать, что он вообще решил никогда больше не есть. Даже в этой академической обстановке, которую и в обычные-то дни нельзя было назвать оживленной, он выделялся своей замкнутостью. Шлемм, окликнувший его, не удостоился никакого ответа.

— Александр! — Декан не столько повысил голос, сколько придал ему суровости.

Профессор резко поднял голову. Глаза его расширились, и он изобразил на лице некое подобие улыбки.

— Декан?

— Мы как раз говорили об этом досадном происшествии в музее. Бэзил жалуется, что оно мешает работе его отделения.

Гамильтон-Бейли открыл рот, очевидно, чтобы выпустить на свободу какие-то слова, но те, похоже, не желали покидать своего убежища, а когда наконец застенчиво выглянули наружу, то прозвучали с неестественной взволнованностью:

— О каком происшествии?

— Не могли же вы не слышать об этом!

Но оказалось, что он мог. Даже декан вежливо, насколько позволяли правила приличия, выразил свое недоумение:

— Вы, похоже, единственный, кого не затронул этот инцидент.

Никто из присутствующих не решился как-либо прокомментировать слово «инцидент».

Гамильтон-Бейли озадаченно нахмурился, и без того тонкие черты его лица, казалось, стали еще тоньше.

— Так что все-таки случилось?

И опять эта фраза прозвучала как-то неестественно.

В этот момент декан увидел, что кто-то в другом углу буфета пытается привлечь его внимание, и, извинившись и кинув «Бэзил объяснит», оставил Гамильтона-Бейли в обществе Рассела, тут же утратив все свое олимпийское благолепие. Странно, но Рассел, глянув в том же направлении, почему-то не увидел никого, кто претендовал бы на внимание декана.

Оставшись наедине, оба профессора смотрели друг на друга в некотором замешательстве. Бэзил коротко рассказал коллеге, что утром в музее был найден труп, и Александр изобразил на лице потрясение.

— Кошмар! — произнес он магическое слово, способное не хуже нервнопаралитического газа пресечь в зародыше всякое конструктивное обсуждение какой-либо проблемы.

— Жуткое кровавое месиво.

— Кровавое месиво?!

— Ну да. Подвешена к потолку, как туша в мясной лавке, а внутренности вывалены наружу. Всюду сплошные кишки и кровь. Все равно что…

Но тут Рассел обнаружил, что Гамильтон-Бейли его просто не слышит — Александра объял самый настоящий ужас.

— О боже! — выдохнул он, борясь с подступающей тошнотой. Казалось, профессор вот-вот потеряет сознание.

Рассел посмотрел на коллегу с нескрываемым изумлением:

— Вам плохо, Александр?

Гамильтон-Бейли, чье лицо серело буквально на глазах, спустя некоторое время все же нашел в себе силы ответить, что чувствует себя прекрасно.

— Я думаю, в скором времени вам нанесет визит полиция, — не преминул «обнадежить» его Рассел.

В глазах Гамильтона-Бейли заметался испуг.

— Мне?! Зачем?

— У вас есть ключ от музея. Они считают это важной уликой.

Это сообщение, похоже, окончательно подкосило профессора анатомии, вогнав его в предобморочное состояние.

В этот момент декан, прервав беседу Гамильтона-Бейли и Рассела, пригласил всех присутствующих в зал заседаний. Рассел еще долго не сводил глаз с профессора анатомии, и в голове у него роился целый сонм вопросов.

В целом Уортон была довольна тем, как все складывалось. Конечно, Сайденхем далеко не тот патологоанатом, которого она пригласила бы сама, но даже он на начальной стадии расследования дал ей кое-какую ценную информацию. Оказалось, что Экснер умерла уже после полуночи — возможно, часа в три ночи. Причиной смерти, по всей вероятности, послужила потеря крови, так что вскрывали ее еще живую. А вот к тому моменту, когда ее повесили, она (опять же по утверждению Сайденхема) была уже мертва. Ну или почти мертва.