Дэвид Хьюсон - Укус ящерицы

– Но ведь убитый антиквар был вашим двоюродным братом. Вы наверняка их знали.

Словно почувствовав перемену в тоне разговора, пес улегся на сухой песок и спрятал морду в лапах.

– Вот как?

– Хотите сказать, что это не они его убили? – не отступал Коста.

– Ник… – Фальконе многозначительно постучал по часам.

– Я только хочу сказать, что мы здесь понятия не имеем, что у них там, – Скакки кивнул в сторону Венеции, – творится. И уж я по крайней мере больше вашего никак не знаю.

Такой ответ Косту не устраивал, но все-таки он нисколько не жалел, что задал вопрос, пусть даже и вопреки желанию Фальконе, все заметнее проявлявшему свое нетерпение.

Скакки между тем задумчиво кивнул и, попросив подождать немного, направился к дому, невысокому сооружению из деревянных и железных частей, наполовину скрытому грядой высоких подсолнухов, бодро кивавших желтыми головами в такт легкому бризу.

– В следующий раз, – строго заметил Фальконе, – дважды повторять не буду.

– Понял, – ответил Коста. От ледяного тона инспектора по спине у него прошел холодок.

Скакки вернулся с пожелтевшим конвертом и, подойдя ближе, бросил на стол четыре почтовые открытки. Все они легли картинками вверх. Обычные, рассчитанные на туристов виды. Кейптаун. Бангкок. Сидней. Буэнос-Айрес. Последняя, из Аргентины, пришла, судя по штемпелю, три месяца назад. Другие приходили в течение года с промежутком примерно в четыре месяца.

Коста перевернул карточки. Внизу каждой стояло одно и то же имя, написанное аккуратными печатными буквами, словно их выводил ребенок.

– Я так понимаю, парень дает знать, что они еще живы, – сказал Скакки.

– Но ведь здесь только имя.

– Точно. А чего вы от меня хотите? Я понятия не имею, зачем он их мне посылает. Я их обоих почти и не знал. Может, это что-то вроде страховки. На случай если кто начнет расспрашивать. А может… – Он вздохнул. – Нет, не знаю. Да и знать не хочу.

– Я могу их взять? – спросил Коста.

– Берите, раз так надо.

Коста уже собирался положить открытки в карман, когда его остановил Фальконе.

– Не нужно, – твердо сказал он. – Мы занимаемся другим расследованием. Спасибо, что уделили столько времени. Нам пора.

Они остались на берегу, две неподвижные темные фигуры, человек и собака. Остались дома, в одиночестве посреди пустынного зеленого пейзажа.

Некоторое время полицейские сидели молча. Потом Фальконе взглянул на Косту.

– Не хочу повторять, но я не собираюсь отвлекаться на сбор карточек, подписанных людьми, которые сбежали отсюда несколько лет назад. И даже если их разыскивают за какие-то преступления, пусть поисками занимаются другие.

– Слышу.

Прозвучавшая в ответе резкая нотка не осталась незамеченной. Инспектор кольнул его взглядом.

– Но?…

– Но они не подписаны. Карточки. Буквы печатные.

Фальконе ошибался, и Ник решил, что пришло время указать ему на эту ошибку.

– Дэниэл Форстер учился в Оксфорде. И считался, судя по всему, хорошим студентом. И что же? Парень провел всех – полицию, Мэсситера, журналистов – и при этом не может написать собственное имя?

Глава 4

Эмили Дикон стояла на мостике под вытянутой рукой железного ангела, напряженно прислушиваясь к напоминающим стоны и вздохи звукам, нервничая и уже коря себя за поспешно принятое решение. Вообще-то подобное состояние было для нее не характерно. Уйдя с государственной службы восемь месяцев назад, она твердо запретила себе поддаваться каким-либо сомнениям. Переезд в Европу представлялся очевидным решением части проблем. Больше всего на свете Эмили хотелось изучать архитектуру, прежде всего итальянскую. Колледж в Риме принял ее едва ли не с распростертыми объятиями. К тому же в Риме был Ник. Милый, добрый, застенчивый Ник. Человек, желавший ей счастья и готовый дать все, что она только пожелает. Кроме, как казалось теперь Эмили, себя самого. Что-то удерживало его, какой-то невидимый барьер, преодолеть который никак не удавалось. Раньше быть вместе их вынуждала работа. После того как эта связь исчезла – а иначе не могло и быть, – ее место заняла пустота. Большую часть времени Ник проводил в Венеции, откуда не всегда вырывался даже на выходные. Эмили перебралась в его шикарный загородный дом в пригороде Рима и почти сразу же ощутила одиночество. Редкие разговоры по телефону не заменяли настоящего человеческого общения. Предпринятый ради выстраивания отношений решительный шаг результатов не дал. Теперь им предстояло отступить, вернуться к тому, что когда-то свело их вместе, и уже заново вдвоем искать другой путь вперед, в будущее. Прочитав досье на Мэсситера, Эмили поняла, что может стать катализатором этого процесса. Тот самый элемент, который и соединил их когда-то, в начале. Работа.

И вот теперь, остановившись в нерешительности на мосту, соединяющем Мурано с Изола дельи Арканджели, Эмили с удивлением обнаружила, что испытывает удовольствие от возвращения в старую игру. Архитектура – это прекрасно; учеба стимулировала интеллект, непознанное бросало вызов и манило, как манит альпиниста непокоренная вершина. Но с другой стороны, она четыре года постигала премудрости другой профессии, готовясь стать агентом ФБР, а отказаться от приобретенного опыта, от того, что составляло суть твоей жизни, не так-то просто. Сейчас Эмили хотела быть в команде Лео Фальконе. Хотела снова испытать то ни с чем не сравнимое возбуждение, которое никогда не посещает мастерскую архитектора.

К черным железным воротам, защищавшим остров от посторонних, подошел Хьюго Мэсситер. Его сопровождал пожилой мужчина с наполовину парализованным лицом. Не говоря ни слова, он отомкнул тяжелый замок, пропустил гостью и, снова повернув ключ, направился не к окруженному строительными лесами выставочному залу, а к литейной на другом конце островка.

– Мистер Мэсситер, – неуверенно начала Эмили, – прежде всего прошу извинить, что оторвала вас отдел. Я полагала, что у вас есть секретарь или…

– Никакого секретаря нет, – со вздохом перебил ее Мэсситер. – Только я да каменщики. К тому же я не люблю окружать себя лишними людьми. Доверием у семьи мы, как видите, не пользуемся, хотя я и вношу немалую арендную плату. Кого пускать, а кого нет, решает Микеле. Что ж, добро пожаловать в Венецию. Итак, чем могу помочь?

– Честно говоря, я просто рассчитывала посмотреть, – призналась она. – И совсем не думала отвлекать столь занятого человека на роль гида.

– А я вас помню. Вы были на вокзале с молодым полицейским, который, очевидно, ваш…

– Друг.

– И теперь вам нечем заняться?

Дела есть, объяснила она, но только не сегодня. В любом случае вечером ей нужно быть на приеме.

Из открытой двери выставочного зала доносились перемежавшиеся проклятиями крики рабочих и стук молотков. Мэсситер скривился, словно у него разболелся зуб.

– Тогда… Здесь довольно шумно, моя дорогая, хотя я лично ничего не имею против приятной компании.

– Извините. Мне очень жаль. Просто подумала, что раз уж оказалась поблизости, то было бы глупо не воспользоваться такой возможностью. Я изучаю архитектуру и читала кое-что об этом комплексе.

– Наглядный пример того, как все испортить, а?

– В некотором смысле. Но это еще не значит, что ничего нельзя исправить.

Англичанин скептически покачал головой:

– Вы не первая, от кого я это слышу. – Он смерил ее внимательным, цепким взглядом. – Хорошо. Проходите. Все равно мне скучно и одиноко.

Приятно удивленная легкостью, с которой ее пропустили за ворота, Эмили послушно проследовала за любезным англичанином и вскоре остановилась у причала перед палаццо, в теня, отбрасываемой его высокой центральной секцией. У нее перехватило дух. Ничего подобного выставочному залу Арканджело видеть ей еще не приходилось: огромный стеклянный монолит, закругленная крыша в форме трех полукружий, вертикальные стены из стекла и кованого железа… Громадное строение растянулось на добрую сотню метров и занимало едва ли не весь крошечный островок. С первого же взгляда было ясно – создатель всего этого руководствовался только своей буйной фантазией и ничем больше. Помещение можно было бы использовать как аудиторию или концертный зал, да вот только стекло не отличается хорошими акустическими характеристиками. Другой вариант практического применения – какой-нибудь безумный аттракцион. Но и для него помещение великовато. А ведь задумывалось оно как выставка и одновременно действующий музей стекла. Размах проекта явно не соответствовал скромной реальности.

Теперь, оказавшись вблизи, Эмили заметила и кое-какие проблемы. Железные конструкции в некоторых местах погнулись, не выдержан пришедшегося на них давления. Стекло кое-где треснуло, во многих местах его покрывал слой грязи.

– Старая развалина, да? – Взгляд Мэсситера, пробежав по периметру здания, остановился на какой-то точке у вершины. – Вроде меня.