И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов

немного шпрехшталмейстером поработать, пока эту должность не объединили с должностью управляющего делами. Потом снова был главным постановщиком, тренером для акробатов и эквилибристов. Даже воспитателем я работаю с полной отдачей сил. Буайяр, этот самодовольный старик, и тот относится ко мне с почтением за прежние заслуги. Но я не ощущаю себя счастливым. Почему так, спросит меня мой визави? Наверное, потому, что я такой человек, у меня есть свои принципы и убеждения. Невозможно ощущать себя счастливым, зная, что половина всего рабочего персонала трудится на правах, приравненных к рабским. Невозможно жить в радость, зная, что в цирке действует просто безумный закон, запрещающий его сотрудникам по собственной воле и в одностороннем порядке покидать цирк. Чудовищное правило, выдуманное и закрепленное по задумке Хозяина: «Пришедший однажды в этот дом – сам из него уже не выйдет». Впервые его услышав, я готов был тотчас же подойти к Пьеру и плюнуть ему в лицо! Но что бы это изменило? Меня бы наказал Безымянный палач, и только. А Сеньер становится еще более жестоким и страшным, если к нему подобным образом относиться. И все же, обо всем по порядку. Я решился на написание дневника не для того, чтобы изливать в нем свои переживания, но для того, чтобы оставить в истории всю подноготную цирка, о котором буквально каждый, едва даже слышавший о нем, высказывается с восторгом…»

После прочтения вступления Юби загорелся желанием продолжить изучать дневник Мариуса Дурре. Мы с вами еще вернемся к внутренностям этого «произведения», а пока оставим Юби наедине с текстом и переместимся дальше. Вечером вовсю рядовыми артистами отмечался успех первого дня в Туре. Оправданное веселье, потому как слаженная напряженная работа по программе принесла цирку прибыль размером в несколько десятков тысяч франков только лишь за один день. Клод, будучи идейным вдохновителем реализации программы «Человеческая комедия а-ля Парадиз» (вернее, будучи продолжателем дела Буайяра и Фельона), чувствовал себя настолько хорошо, что напился и уснул ближе к девяти часам пополудни. Отсутствие Юби на общем празднике никого не смутило, потому что он успел предупредить Иштвана о том, что не пойдет в шатер-столовую, а останется у себя, поскольку будет читать понравившуюся книгу. На вопрос Иштвана, что это за книга, Юби пришлось солгать, что ему полюбилась «Евгения Гранде» Бальзака. После такого, как может показаться многим, ошеломляющего ответа, Иштвану пришлось оставить Юби в покое и уединении. Что же до семейства Сеньеров, то оно, как в большинстве случаев бывало, либо не праздновало подобного события вообще, либо же его праздновали все по отдельности. Ирэн играла в преферанс со своими буржуазными друзьями, Марин вместе с большинством артистов весь вечер провела в шатре-столовой, искренне радуясь за успех каждого циркача.

Пьер Сеньер, напротив, чувствовал себя неважно, да и характером резко изменился. Он и раньше-то не жаловал людей своей добротой или хотя бы терпеливостью. Теперича ни один визитер его не мог не получить от него словесного избиения. Состояние здоровья Хозяина также вызывало вопросов все больше и больше. Старость с людьми способна творить всякого рода вещи, в том числе и портить здоровье, включая психическое. Но старость разная бывает. Для Сеньера она наступила совершенно неожиданно и быстро. Не рано, ничуть, шестьдесят два года – возраст в девятнадцатом столетии более чем почтенный. Но дело в другом: старость наступила, когда перевалило ему за шестьдесят. До этого ему даже бегать удавалось без особых усилий; теперь же, как вы уже убедились, ему триста метров пешком не удается пройти. Но простой ворчливостью старческого возраста также невозможно объяснить жуткую перемену в характере Хозяина. Вспомнить даже Мишеля Буайяра, который скончался в семьдесят один год и до самых последних дней до удара сохранял бодрость духа и тела, а ворчал лишь по очень малому количеству тем, в основном связанных с непосредственной деятельностью цирка (то есть ворчливость эта скорее не возрастом трактовалась, а должностными обязанностями и положением Буайяра в цирке). Сеньер, как известно, сильно зависим от огромного числа всевозможных лекарственных средств. Причин их принимать столько же много, сколько таблеток он выпивал за сутки. Но перемены в поведении Сеньера не могли объясняться одним лишь бесконтрольным приемом лекарств и лечении непонятно каких заболеваний, хотя тяжелая зависимость его от врачей секретом не была. Так казалось очень многим. Но для того, чтобы выяснить остальные, не менее важные причины требовались немалая смелость, большое влияние на руководство и время, иначе же новоиспеченного детектива смели бы те силы, что оказывают явное и не явное влияние на Хозяина. Такими качествами вполне обладал комиссар Обье. Он то и решил выяснить, в чем же обстояло дело. Вечная раздражительность и нервозность Сеньера приводили его в замешательство. Ну, и как-то надо было проводить досуг, и игра в детектива отвлекала Обье от скучной работы, на выполнение которой тратилось ежедневно от силы часа два, и еще более скучного времяпрепровождения в остальные часы между сном и пробуждением.

Как опытный полицейский и следователь, он замечал самые незаметные детали, следил за каждым шагом как Сеньера, так и его окружения. За несколько десятков дней наблюдения наиболее подозрительным человеком из самых приближенных к Хозяину ему показался Отец Дайодор. Почему он, поинтересуетесь вы? Обье отвечал на этот вопрос примерно так: «Он, по моим подсчетам, общается с директором каждый день, потому что в поезде их вагоны разделяются всего двумя промежуточными, а шатры во время гастрольных стоянок практически примыкают друг к другу. Это первый довод. Далее идет в ход неистовая набожность месье Сеньера, замечают которую абсолютно все сотрудники цирка. Отец Дайодор – личный духовник директора, значит, они постоянно общаются на самые сокровенные и личные темы и обсуждают дела, знать о которых положено лишь ему, т.н. Хозяину. Было бы весьма разумным предположить, что и священник что-то невзначай, а может и специально, советует своему подопечному, а тот, возможно, даже прислушивается к советам. Если же влияние Отца Дайодора на месье Сеньера еще более велико, то опасаться стоит именно его. И именно его следует воспринимать как самого главного виновника столь сильной перемены характера директора, потому что религия способна творить с людьми очень страшные вещи. Душа человека поддается воздействию очень легко… Стоит, видимо, пообщаться с самим священником, иначе полной картины не получится».

И комиссар тем же вечером пошел в шатер к Отцу Дайодору. Стоит сказать, что сколь-нибудь нормального диалога между ними не получилось. Причиной этому явилась деятельность священника: он читал какие-то странные тексты на одном из арамейских языков в тот момент, когда