Усадьба Сфинкса - Константин Александрович Образцов

– Что ты наделал! Я же запретила тебе! Что ты наделал!!!

По лицу Гронского промелькнуло что-то, похожее на растерянность. Алина, внимательно наблюдая и не выпуская ружье из рук, чуть сместилась в сторону. Машенька заметалась по спальне, схватилась за раму большого портрета с изображением девочки в белом платье, стоящего у стены на полу, и опрокинула его. За портретом в стене обнаружилась металлическая, медного цвета дверца с большим цилиндром из нескольких цифровых дисков, укрепленных посередине. Крича от отчаяния, Машенька принялась крутить их, набирая шифр замка.

– Что ты наделал! Я же просила тебя! Я просила!

Дверца открылась. За ней в небольшом углублении оказался рычаг с похожей на петлю рукояткой. Машенька схватилась за нее, с силой потянула на себя и повернула. Что-то звонко щелкнуло и как будто бы отозвалось металлическим эхом, прокатившимся среди отдаленного гула пламени и звуков бушующего пожара.

– Полчаса! – вскричала Машенька. – Гидравлическая система наполнится только через полчаса, и за это время…

Момент казался благоприятным. Алина отступила на шаг, одновременно поднимая ружье, но в тот же миг боковым зрением увидела, как Гронский вскинул свой пистолет. Не было времени ни думать, ни взвешивать, ни вспоминать, ни колебаться, и Алина, резко развернувшись, навела дробовик и выстрелила за мгновение до того, как это мог сделать Гронский. Выстрел из ружья двенадцатого калибра с расстояния в пять шагов отбросил его за дверь, он рухнул спиной на ступени лестницы и скатился вниз. Алина замерла на мгновение, и тут же почувствовала такой сильный рывок за ружье, что едва удержала его в руках. Машенька, налетев с боку, схватилась за ствол дробовика и пыталась вырвать его у Алины, которая инстинктивно тянула ружье к себе. Они закружились по спальне, и вдруг Машенька, крутанувшись из всех сил, выпустила ствол из рук. Алина в последний миг поняла, что происходит, но было поздно: потеряв равновесие, сжимая ружье в руках, она врезалась спиной в окно, высадила стекло и полетела из окна башни на плоскую крышу портика над Восточным крылом, навстречу страшному удару и тьме…

* * *

Я понимал, почему остался жив: ружейная пуля по счастливой случайности лишь скользнула по черепу, разорвав кожу и на несколько минут оглушив. Чего я не в состоянии был понять, так это того, как моя старая знакомая, которая, насколько мне было известно, работала судебно-медицинским экспертом, а не служила в спецназе, ухитрилась управиться с дробовиком быстрее, чем я с пистолетом? Это казалось более невероятным, чем ее внезапное появление здесь.

– Ты размяк, словно булочка, – сказал я себе, пытаясь подняться. – Мягкое легче съесть.

Дым разъедал глаза, и дышать становилось труднее. Я добрался до спальни: разумеется, Машеньки там уже не было. Это не удивило меня, как не огорчило и то, что она оставила меня в башне объятой пожаром Усадьбы; все было правильно, как и должно: рыцарь умирает, дева остается жить, но вот только я пока еще не покинул земную юдоль, а значит, должен следовать за своей госпожой. Из раскрытого люка в стене торчал металлический длинный рычаг. Я посмотрел на часы: Граф с мальчиками должны были уйти по подземному ходу пятнадцать минут назад, и оставалось лишь надеяться, что они успеют выбраться до тех пор, пока безжалостные механизмы не обрушат на них разрушительные потоки воды.

Не могло быть и речи, чтобы выйти наружу через Усадьбу, превратившуюся в огромную топку, полную жара и дыма. Я кое-как вылез из окна Зеркального зала на длинный балкон над Верхней террасой и огляделся.

По темной пустоши метались зловещие сполохи пламени, в огненных отсветах с темного неба ниспадали потоки дождя и мокрого снега. Правее, там, где к кладбищу уходила памятная тропинка, черноту леса прорезала длинная и прямая рана, протянувшаяся до середины пустоши и заканчивавшаяся угловатой бронированной тушей армейского танка, протащившегося сюда сквозь заросли и болота. Его башня была повернута, длинный ствол пушки указывал на Нижнюю террасу: там на месте одного сфинкса остались лишь осколки и куски постамента, у другого отсутствовала голова – результат обстрела позиций, которые оборонял бедняга Архип.

Позади меня дым валил из окон. Я примерился, перешагнул через перила и прыгнул вниз. Сильный удар о каменные плиты отозвался болью в контуженной голове, но я погасил его кувырком и поднялся на ноги. Стрельбы не было слышно; пропали как будто все вообще звуки, кроме ровного гула пламени, пожирающего Усадьбу. Я спустился на Нижнюю террасу, а с нее на дорожку, по которой совсем недавно ночами бродили караульные фирсы. Идти стало трудно: прыжок все же отдавался болью в колене. Я старался держаться поближе к стенам; судя по всему, люди лорда-адмирала не стали предпринимать нового штурма, но ожидали неподалеку, когда пламя и удушливый чад сделают за них всю работу. Я прошел мимо Восточного крыла – его окна были темны, стекла во многих разбиты – и доковылял до конюшни. Ворота стояли открытыми настежь. Рядом с ними сидел Архип. Кровь из раны на животе растеклась под ним широким пятном и впиталась в песок. Когда я подошел, он поднял голову; лицо было белым, как седина спутанной шевелюры.

– Мария Аристарховна… госпожа фон Зильбер… – прошептал он.

Я присел рядом.

– Что, друг мой? Что ты говоришь про молодую госпожу?

– Ускакали… Медуза… минуты три как…

Архип затих. Я прошел по конюшне к стойлу Сибиллы. Мне показалось, что она смотрит на меня понимающе. Может быть, поэтому забраться на нее без упряжи и седла у меня вышло всего со второго раза.

Из конюшни мы вышли шагом, но с возвышенности я смог различить в темноте впереди стремительно удаляющийся серебристый силуэт всадницы, летящий сквозь мрак на северо-запад, в сторону заболоченного ручья, и тогда, вцепившись в гриву Сибилле, пустил ее сходу в галоп. Конечно, мы не догнали Медузу, это вряд было возможно, особенно когда скакала на ней Мария Аристарховна фон Зильбер; но мы подскакали достаточно близко, чтобы увидеть то, что произошло.

Я не слышал выстрела пушки, и уж тем более не мог заметить, как танк развернул свою башню. Но я видел, как на том месте, где только что шла галопом Медуза, разорвалась мгновенная вспышка темно-красного пламени; из земли вверх взметнулся неправдоподобно огромный поток земли, вырванных из грунта камней, и за долю мгновения до того, как взрывная волна ударила по мне и Сибилле, я успел заметить летящий по воздуху тоненький белый шарф, похожий на волшебного мотылька.

* * *