Голова, полная призраков - Тремблей Пол Дж.

Дальнейшие безуспешные попытки поймать меня он снова списал на меня. Он заявил, что я хожу вперевалку и слишком громко топаю. Лучше ходить на цыпочках, так мягко, чтобы он не слышал, как я ступаю на пол.

Я уважила его, хотя на самом деле мне хотелось свалиться на пол бескостной массой, вплестись в волокна декоративного коврика, исчезнуть под ногами у всех и быть забытой. Я танцевала на кончиках пальцев, пока их не свело судорогой. Он же продолжил равнодушно открывать и закрывать вытянутые ноги, не особенно стараясь поймать меня. В отчаянии я усилила напор, хлопая по нему и щипая его за ноги. Сработало. Папа поднялся с дивана со свирепостью и силой, которые внушали и восторг, и ужас, подхватил меня на руки и притянул к себе. Он пощекотал меня и потерся грубой бородой о мои щеки. Я хихикала и умоляла его остановиться. Он неожиданно прервался и дал мне скатиться с него. Я плюхнулась на пол.

– Папа, больно!

– Прости. В общем, я пытаюсь смотреть телевизор. Сходи наверх и проверь, как дела у мамы.

Я попыталась снова схватить его за ноги, но он скрестил их и сказал:

– Я серьезно. Отстань.

Ладно. Я побежала по лестнице, касаясь ступеней самыми кончиками пальцев и стараясь двигаться как можно тише. Папина школа, что тут скажешь? Я задержалась на верхней ступеньке, а затем прижалась спиной к стене напротив перил. Я быстро выглянула за угол и увидела, что дверь в спальню Марджори заперта. Я не хотела, чтобы она меня заметила. Я старалась не оставаться с ней наедине после того случая на террасе.

Коридор был окутан мраком. Кнопка старого латунного переключателя уставилась прямо на меня. Оказавшись нос к носу с моим искаженным отражением, я решила, что лучше ничего не менять и оставить маленькую черную кнопочку в покое. Я подумала, не вернуться ли обратно вниз, чтобы попытаться уговорить папу поиграть со мной, или подуться на него, сидя тихо на диване.

До моей комнаты путь был неближний, предстояло преодолеть еще зияющую пропасть коридора. Дверь в ванную напротив входа к Марджори тоже была закрыта, но изнутри раздавался резкий шум работающего фена, он то набирал обороты, то затихал, как газонокосилка, в которой вот-вот закончится горючее. Марджори все больше времени проводила в ванной, обычно со включенным феном или открытым краном, к папиному особенному неудовольствию. За воду-то надо было платить.

Я расслабилась. Марджори не должна была услышать, как я крадучись пробираюсь по коридору. Фен был слишком громким. Вместо того, чтобы преодолеть длинный путь до моей комнаты и забаррикадироваться там, я кинулась в сторону спальни родителей и распахнула дверь.

Я объявила:

– Папа сказал, что мне стоит наведаться к тебе. – Я прекрасно понимала, что мама будет вне себя от того, что папа отправил меня докучать ей, вместо того, чтобы посидеть или поиграть со мной.

Пуховое одеяло и простыни были сброшены с постели моих родителей. В комнате была не мама. Там была Марджори. Уперевшись в изголовье, она сидела на сложенных под ней подушках. Ее дыхание было прерывистым, но частым, она кряхтела, рычала и вздыхала, как захлебывающийся двигатель или полудохлый фен из нашей ванной комнаты. Ее голова была запрокинута. Подбородок, острый как наконечник зонтика, устремлен к потолку. Глаза были закрыты очень плотно, будто бы она пыталась запрятать их поглубже в голову. На Марджори была черная футболка, которая была ей мала, настолько облегающая, что можно было рассмотреть ее ребра. Ни штанов, ни трусиков. Руки между длинными, тонкими и бледными ногами. Обе руки вращались, то поднимаясь, то опускаясь с чмокающими звуками.

Я не знала, что делать. Я просто стояла и смотрела. Я хотела крикнуть «Что ты делаешь? Не понимаю, что это такое!», хотя я и знала разгадку тайны ее движений. Я почувствовала, как краснею снаружи и белею изнутри. Потом цвета поменялись местами. Я не ощутила тошноты в желудке. Все ощущения были ниже. Глубже.

Руки Марджори двигались все быстрее, и она стала издавать более громкие звуки. Я не хотела, чтобы кто-нибудь еще в доме услышал ее, поэтому я осторожно прошептала «Шшшш». Мне в голову пришла мысль закрыть дверь, но я просто не могла. Я боялась взглянуть на ее руки, между ее ног, но я все же резко наклонилась вправо, чтобы понять, что творится за ее коленками и ляжками.

Марджори раскачивалась на месте. Все ее тело двигалось в одном ритме с ее быстро работающими руками. Она открыла рот, издав глубокий выдох.

Нет, вежливо подглядеть не получилось. На цыпочках я подобралась к краю кровати. Отсюда я увидела, что и руки Марджори, и белая простыня под ней, и промежность между ее ног были измазаны бурой кровью.

Спотыкаясь, я выскочила из комнаты в коридор и застучала в дверь ванной.

– Мама! Мама! Что-то не так с Марджори! У нее идет кровь. – Я пыталась орать прямо в дерево двери. Я не хотела, чтобы меня услышал папа.

Мама не расслышала меня из-за фена и крикнула:

– Что случилось? Дай мне секундочку. Сейчас выйду.

Я повернулась. Марджори стояла в коридоре позади меня. Опершись о стену, она балансировала на до невозможности исхудавших ногах. Спина выгнута, все тело Марджори вытянулось в необычный знак препинания. Одной рукой она продолжала трогать себя, а другой размазывала красные пятна на обоях. Марджори тяжело дышала и несла тот же бред: та же обрушивающаяся лавина из камней и осколков, которую мы уже пережили той ночью на кухне. Она открыла глаза, которые сразу же закатились. Зрачки сменились страшными блестящими белками с закрученными завитками красных прожилок. Марджори засмеялась, простонала и через силу прошептала:

– Боже, боже, боже мой… – Потом послышалось что-то несуразное, что-то вроде «Я все еще слышу их». Она замолчала и только громко охнула, как будто ей двинули в живот. Ее тело затряслось, и Марджори одновременно справила и малую, и большую нужду прямо в коридоре. Запахи дерьма, крови и мочи заполонили все. Я ощутила на языке металлический привкус монеток. Марджори сползла по стене и осела в луже собственных нечистот, водя руками вокруг себя по полу и стенам и вытирая их о себя.

Я позвала на помощь маму, умоляя впустить меня в ванную. Я закрыла глаза и повисла на дверной ручке, пытаясь обеими руками вывернуть ее. Дверь в ванную тряслась и дребезжала в раме. Теперь кричала и мама, почувствовавшая мою панику из-за двери.

Папа снизу взревел наши имена, которые звучали как бессмысленная молитва, призванная восстановить мир. Затем папа с грохотом понесся вверх по лестнице. Он сотрясал перила и балясины, оставляя позади себя нижнюю часть дома. Создавалось впечатление, что эта какофония возвещала конец света.

Часть 2

Глава 14

Самая последняя девушка

Да, это всего лишь БЛОГ! (Как старомодно!) А может быть САМАЯ ПОСЛЕДНЯЯ ДЕВУШКА – лучший блог из всех существовавших!?!? Исследуем все, связанное с хоррором и ужасами. Книги! Комиксы! Компьютерные игры! Телепрограммы! Фильмы! Уроки! Все, от кровавых, чернушных и аляповатых ужастиков до напыщенного и заумного артхауса. Опасайтесь спойлеров. Я БУДУ ВАС СПОЙЛЕРИТЬ!!!!!

Автор: Карен Бриссетт

Вторник, 15 ноября 20__ г.

«Одержимая». 15 лет спустя:

Эпизод 1 (Часть 2)

Итак, приступим к разбору первого эпизода, хорошо? ВСЕНЕПРЕМЕННО!!!

Краткое дополнение/важное замечание к предыдущему посту о начале шоу. В интродукции, помимо ключевой темы развала патриархальной семьи (о чем я уже ИЗРЯДНО писала ниже), нам поясняют (но не разжевывают), каким образом семья вообще додумалась вывести в эфир кошмар наяву: дочь-подростка, переживающую исключительно омерзительный, роковой психопатический срыв и уверенную (а может быть прикидывающуюся?) в собственной одержимости не столь уж оригинальным демоном. Короче говоря: Барретты должны были потерять дом из-за просроченной ипотеки. Они нуждались в быстрых деньгах! Эти быстрые деньги им заплатили продюсеры шоу в обмен над надругательство над семьей по телевизору.

(Отступление 1: Sixth Finger Productions[22] тогда была новой продакшн-компанией во главе с венчурным капиталистом [о, спасибо за баблосики, папочка, можно еще?] Рэнди Фрэнсисом, которому было тогда немного за двадцать. Sixth Finger с тех пор смогла пробить себе нишу и сейчас занимается выпускаемыми сразу на видео малобюджетными фэнтези-фильмами, свободно крадущими идеи у Джоан Роулинг, Джорджа Мартина, Джона Толкина и других авторов с инициалами вместо имен. Все еще непонятно, каким образом Sixth Finger прослышала об истории Барреттов, почему компания решилась оказать им финансовую помощь, и откуда, собственно, она достала деньги до того, как к делу подключился Discovery Channel. Преподобный отец Дэвид Уондерли, священник, сдружившийся с Джоном Барреттом, кажется очевидным посредником между Барреттами и продюсерами. Впрочем, слухи по поводу участия Уондерли в работе консервативных Комитетов политического действия[23], перенаправления денег последних на шоу, тайных сговоров с епархией о продолжении работы приходской церкви Уондерли и зловещем участии в проекте обеспеченных, облаченных властью и злобно потирающих руки членов Опус Деи[24] в лучшем случае представляются бездоказательными пересудами, по крайней мере, если я правильно понимаю. Я нашла и прочитала обе неофициальных книги о реалити-шоу [«Из преисподней и обратно: реальная хроника телешоу “Одержимая”» и «Демоническая одержимость и ложь на видео: темные ангелы, стоящие за “Одержимой”»]. Оба произведения совсем не раскрывают, как был создан сериал, да и они, будем откровенны, просто отвратительно написаны. Да, я это открыто заявляю.)

Ладно. Хватит с нас всего этого. Приступаем к полноценному разбору. За дело! Приглядимся к мнимой одержимости несчастной четырнадцатилетней Марджори Барретт.

Основная часть пилотного эпизода посвящена серии реконструкций событий и интервью с родителями Марджори и отцом Уондерли. Если вступление показало, что стоит на кону, – ценности и патриархальный уклад американской семьи, то основная часть пилотной серии – перечисление всех доказательств одержимости Марджори неким злым духом, существом, домовым, демоном или чертом.

Кажется, мы это все где-то уже слышали? Ничего удивительного.

«Изгоняющий дьявола» (фильм Уильяма Фридкина, экранизация романа Уильяма Питера Блэтти) – достояние и феномен культуры 1970-х годов, пусть кинокартина, стоит признать, уже не шокирует, как прежде, и утратила в определенной мере свою силу воздействия. См. Отступление 2.

(Отступление 2: Я попросила живущего по соседству 12-летнего мальчишку назвать его любимый фильм. Его ответ поразил меня: «Изгоняющий дьявола». Я спросила, почему. Он сказал: «Реально смешной фильм». Мальчик оказался тем еще психопатом!!!! Придется установить на дверь три лишних замка!!!! Но я этим хочу сказать, что сегодняшних детей этим фильмом уже не напугаешь.)

И все же, черт бы его побрал, когда этот фильм только вышел на экраны, он изрядно пощекотал нервы многим людям. Ряд критиков/ученых/просто умных дамочек сломали не одно перо, описывая, как в «Изгоняющем дьявола» соединились воедино голливудский бюджет, подлинная эстетика артхауса и эксплуатационное кино. Эксплуатационного в фильме было предостаточно. Ведь, в самом деле, люди толпились у кинотеатров, потому что они были наслышаны о сквернословящей Риган (из ее рта лилась не только брань!), мастурбации с распятием (чем не развлечение для вечеринок? Нет, сама я никогда не пробовала) и вертящейся голове (а вот это я пыталась повторить!!!). Не имя Христа заклинало зрителей, а самая что ни на есть чернушная чернуха! Разве вы *грозящая пальцем Карен*[25] не находите вполне понятными причины, по которым парад посредственных фильмов PG-13[26] о демонической одержимости, которым наградили нас 2000-е годы, не смог повторить успех «Изгоняющего дьявола» как среди критиков, так и у зрителей. «Изгоняющий дьявола» был не просто фильмом, а целым событием для хоррор-киноиндустрии. Причем, в отличие от прогрессистских/трансгрессивных инди-фильмов («Ночь живых мертвецов», «Последний дом слева», «Техасская резня бензопилой»), «Изгоняющий дьявола» как раз оказался одним из самых консервативных ужастиков. Добро против зла! Давай, добро! Непорочно белую девочку с ангельским ликом спасают белые мужчины и религиозная вера! Так держать, белые мужчины и вера! Все, что вам нужно, – любовь вера! Триумфальное возвращение к статусу-кво! Семейные ценности! Героические представители среднего класса вступают в борьбу со страшилищем из-за океана (демон Пазузу буквально предстает перед отцом Меррином в Ираке в самом начале фильма как темнокожий иностранец)!

Да, «Одержимая» вторит мотивам «Изгоняющего дьявола» и других фильмов ужасов. Временами наглое копирование эпизодов из классических кинокартин задействует известные нам культурные архетипы (да, всю эту недурно звучащую бредятину я придумываю на ходу). Странным образом такие отсылки помогают установить подлинность того, что разыгрывается у нас на глазах. Отдельные сцены выстроены так талантливо и искусно в их отступлениях от материала предшественников, что они кажутся оригинальным контентом. Ну, или референсы достаточно малоизвестны, и поэтому сцены казались (достаточно) новыми.

Давайте пройдемся с вами по нескольким постановочным эпизодам:

– Марджори стоит над постелью Мерри и склонилась над сестрой. Очевидно же отсылка к фильму в жанре «найденная пленка», где непонятно, в чем проблема: с домом с привидениями или с бесноватой героиней? «Паранормальное явление». Перекликаются и ракурсы камеры, и освещение. Марджори даже одета как Кейти: трусы-боксеры и обтягивающая футболка. «Одержимая» придает дополнительную легкую нотку садизма простенькой зловещей сценой нависания над спящим близким человеком, когда Марджори зажимает сестренке нос. Это намек на то, что дальше могут последовать еще более страшные акты насилия.

(Отступление 3: Ура, еще больше политики! Простите. Но нельзя не обратить внимание на то, что сразу бросается в глаза!!!! Актрисе в роли Марджори, Лиз Джаффе, никакие не 14 лет. Тогда ей было 23 года, и она выглядела на свой возраст. Марджори была ребенком. Мисс Джаффе ребенком уже не была. Лиз и Марджори объединял схожий цвет волос, тон кожи и так далее, однако актриса располагала… кхм… более зрелыми физическими атрибутами. Она была накрашена и одета в облегающую одежду. В сцене мастурбации на ней вообще ничего не было, кроме нескольких расплывчатых пикселей, призванных защитить неискушенного зрителя от созерцания ее женственных прелестей. Да, «мужской взгляд» [обязательно посмотрите эссе Лоры Малви «Визуальное удовольствие и нарративный кинематограф»] представлен в «Одержимой» на обоих полюсах. Камера пожирает объективом сексуальную Лиз Джаффе при каждом ее появлении в кадре. Когда мы наконец-то видим на экране настоящую Марджори [в самом конце пилотного эпизода и в дальнейшем], камера всматривается и в нее, но по-другому, хотя и не менее унизительно следит за ней. Настоящая Марджори – лишь объект наблюдения, к которому нельзя приближаться слишком близко, а то мы, зрители-вуайеристы, вспомним, что перед нами реальная девушка, и обеспокоимся ее психическим здоровьем и самочувствием. Джон Барретт символизирует отважную борьбу патриархата против нашего затухающего светского постфеминистского общества. Марджори же выступает ускользающим объектом «мужского взгляда» из-за линзы камеры.)

– Сцена с Марджори, фонтанирующей рвотой по членам семьи во время просмотра в гостиной «В поисках йети» (по секрету: йети они так и не нашли!) – конечно же, отсылка к «Изгоняющему дьявола». Еще одна, не столь очевидная, ассоциация – бьющие через край потоки содержимого желудка напоминают гейзеры крови и слизи в киносерии «Зловещие мертвецы» Сэма Рэйми (речь об оригинальной трилогии, а не о посредственных ремейках).

– Выход проблевавшейся Марджори задом наперед на четвереньках из гостиной и вверх по лестнице, подальше от семьи воспроизводит, возможно, самый знаменитый в истории вырезанный из фильма эпизод: «паучья походка» вниз по лестнице скрюченной Риган из «Изгоняющего дьявола». Спецэффекты в телепрограмме и фильме не выглядят убедительно, от чего страдают в равной мере обе сцены «проходов» героинь.

– Нам показывают произвольную подборку ужасающих скручиваний и тирад Марджори в больнице и в кабинете психиатра. Запрятавшийся внутрь женщины демон показывает все, на что способен, на радость наблюдающим за его выходками мудрым и ученым мужчинам (это неизменно мужчины) в стерильно белых больничных палатах. Это, возможно, вторая по стереотипичности сцена, обязательная для включения в фильм о демонической одержимости (на первом месте – экзорцизм в исполнении настоящих представителей духовенства). «Изгоняющий дьявола», «Обряд», «Шкатулка проклятия» (фильм от Сэма Рэйми 2012 года, сюжет вертится вокруг подлого диббука[27], спрятавшегося в коробку из-под еврейского вина, которую герои приобретают на распродаже… ПРОДАНО!), Сезон 2 кровавого и помешанного на сексе телесериала «Американская история ужасов»… В общем, вы поняли. Психиатр Марджори доктор Гамильтон отказался (естественно) дать интервью для шоу. Вместо него мы вынуждены слушать интервью пожелавших остаться неизвестными больничных служащих, медсестер и секретарей.

– Ночные вопли Марджори, следующая по коридору вслед за Мерри дрожащая камера, карабкающаяся по стене Марджори? См. «Последнее изгнание дьявола». Только не нужно досматривать до дурацкой концовки.

– Быстренько обратимся к Эпизоду 2, где нас ждет реконструкция сцены в подвале. Марджори там застукивает сестру Мерри. Она кладет холодную и липкую руку на плечико Мерри и нашептывает сестре бред милые пустячки на ушко. Из ее рта сыплются комья грязи. Конечно же, глаза у нее закатываются до белков, и она медленно следует за орущей Мерри вверх по лестнице. Большую часть сцены лицо Марджори прикрыто длинными волосами, что делает ее похожей на Садако, злого духа из «Звонка» и других японских ужастиков.

– Итак, мы добрались до сцены мастурбации. *Глубокий вдох* Аналогичный эпизод в «Изгоняющем дьявола» представляет собой наивысшую степень богохульства и очевидное доказательство одержимости девочки злобным духом, верно? Миленькая невинная девушка (между прочим, даже одетая в строгую ночнушку) приправляет речь изрядной порцией мата, достойной Луи Си Кея, запихивает фигурку Иисуса Христа так глубоко во влагалище, что повсюду хлещет кровь. Лишнее очко в пользу Пазузу. Ну теперь мы уже точно уверены, что несчастная совершает все это, науськиваемая дьяволом, если так можно выразиться. Сцена мастурбации в «Одержимой» еще более пугающая и вызывает еще больше вопросов. Сцена начинается с ПОВ[28] Мерри. Она открывает дверь в спальню родителей. Темно, но мы видим боковой план Лиз Джаффе в роли Марджори. Марджори в постели. На ней только черный лифчик. Пиксели затеняют ее зад и руки. Камера переключается с ПОВ Мерри на фронтальный крупный план лица Марджори. Кадр максимально интимный. Камера отодвигается назад, и мы видим серию джамп-катов, которые происходят так быстро, что нам кажется невозможным увидеть хоть что-то в реальном времени. Я смотрела эту сцену со многими друзьями и неизменно спрашивала, что они разглядели в этой серии кадров в реальном времени. Ни один из ответов не совпал. Каждый раз я слышу что-то новое. А потом я последовательно показываю им те же кадры в замедленном режиме: Марджори закусывает нижнюю губу; тень на столбике кровати (не фаллос ли?); предплечья, обрамляющие кубики пресса и пупок; приоткрытый рот, язык на зубах; бицепсы создают привлекательную ложбинку груди; внутренняя часть белого бедра; кровь на белых простынях; деревянное распятье на стене; закрытые глаза, белый лоб, деревянное изголовье кровати; бородатое мужское лицо в крови (неужто Сатана?); общий кадр промежности, затемненной и запикселированной таким образом, чтобы мы не могли понять, что собственно пальцы делают с ее женскими прелестями вагиной; снова столбик кровати, только тень стала крупнее, чем в прошлом кадре; сведенные коленки; опять деревянное распятье, теперь полностью в тени; выгнутые пальцы ног; наконец, три разных кадра с пятнами крови на простынях. Затем камера возвращается к младшей сестре, Мерри. Но это уже не ПОВ, в кадре сама Мерри. В результате лихорадочного монтажа мы видим, как Марджори, спотыкаясь, идет по коридору. Она вытирает о стены окровавленные пальцы (См. сцену в раздевалке из «Кэрри»). Мы слышим, как Марджори писает на пол. На тот случай, если мы не поняли, Мерри озвучивает: «Ты писаешь на пол!» (примечание! Риган тоже опорожняет мочевой пузырь на пол в «Изгоняющем дьявола», однако это отдельная сцена, не связанная с эпизодом мастурбации). Марджори говорит: «Я все еще слышу их. Они были здесь вечность!» Произносит она это модулированным голосом, который потрясает аудиоколонки. Звучит она так, будто бы свели голоса Коржика из «Улицы Сезам», Злой Ведьмой Запада и кричащего «помогите» гибрида человека и мухи из «Мухи»[29]. Сцена заканчивается неловким падением камеры на пол и разворотом в сторону. Кажется, что она, как и Марджори, кончила истощена. Марджори сидит на полу спиной к нам. Ее ягодицы все еще прикрыты пикселями. Мама и папа Барретты вбегают в коридор и склоняются над Марджори. Камера замедляется. В «мужском взгляде» камеры прослеживаются противоречивые ощущения, с которыми снята вся реконструированная сцена мастурбации. В съемке чувствуется и возбуждение, и шок от естественной выразительности тела девушки-подростка.

Перерыв (*Карен выпивает очередную чашку кофе. Еще КОФФФЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ!!!!*)

Итак, переходим к моим любимым реконструкциям и интервью. Это еле уловимые детали, которые отступают от формулы «Изгоняющего дьявола», но вызывают ничуть не меньше ужаса и тревоги. Давайте быстренько пройдемся по ним, потому что, на мой взгляд, эти милые небольшие детали суммарно создают отличный кумулятивный эффект.

– История Марджори про потоп из патоки абсолютно реальная. Захватывающее описание затопления Бостона патокой в 1919 году содержится в книге Стивена Пулео «Темный поток»[30]. То же самое с историей про растущих существ: она, очевидно, вдохновлена рассказом сравнительно малоизвестного автора хорроров[31]. Разрисованный растущими существами картонный домик Мерри напоминает фигурки из хвороста, которые встречаются в «Ведьме из Блэр» – не первом, но самом известном примере жанра «найденной пленки» в хоррор-кинематографе. В сцене срыва Марджори посреди ночи есть кадр с дверью ее спальни, показанной во весь экран. Затем дверь слегка выпячивается. Этот же кадр (только в черно-белой версии) представлен в бесподобном фильме 1963 года «Призрак дома на холме» Роберта Уайза, который основан на одноименном романе Шерли Джексон[32]. Слова Марджори о том, что голоса в ее голове такие давние, древние и вневременные, в сочетании с бредовыми речами, будто бы состоящими исключительно из согласных, сильно напоминают Говарда Лавкрафта. Естественно, позже мы узнаем, что Марджори была под впечатлением от произведений этого автора. Да пребудет со всеми моими друзьями Ктулху! («Ph’nglui mglw’nafh Cthulhu R’lyeh wgah’nagl fhtagn!» Если есть желание – проверьте, все ли я написала правильно[33]!!!). Ее жутковатые расспросы отца по поводу пребывания в раю и неуверенности в том, кто перед тобой – близкий человек или демон, позаимствовано у Владимира Набокова и его исключительно эффектного романа от лица ненадежного рассказчика «Отчаяние»). Песня, которую Марджори то поет, то напевает в ряде реконструкций (и которую продюсеры удачно используют как фоновую тему), – «Мрачное воскресенье»[34]. Она была написана венгерским пианистом Ре́жё Ше́решем в 1933 году. Песня легендарная не только потому, что ее как-то спела Билли Холидей, но и потому что ее нууууууу очень заунывная мелодия по легенде привела к суициду кучку слушателей, хотя ничто не предвещало такого конца. Ну разве не круто! (и да, я ее послушала уже раз 50 подряд… и пока я все еще здесь!!!!)

С учетом всего вышесказанного… В интервью ближе к концу пилотной серии Джон Барретт конечно же сообщает нам: Марджори заявляет, что она слыхом не слыхивала об Интернете или библиотеках не знает, откуда к ней пришли эти истории и песня, а равно и остальные ужасающие мысли, которые посещают ее. Со слов отца, Марджори неизменно говорила семье, психиатру, отцу Уондерли, почтальону и вообще всем, кто решался расспрашивать ее, что этот «вздор» просто приходит ей в голову, как будто бы он был там всегда. Она понимала, что все это – истории/мысли других людей, но клятвенно заявляет, что они не поступили из внешних источников.

Итак… у Марджори есть дар предвидения! А возможно и поствидения! В общем, какое-то видение! Сплошная гностика! Мы априори начинаем трястись от страха при одном упоминании чего-то ужасающего!!! Повторюсь, мне кажется, что это гениальный момент. Телешоу с первых кадров захватило воображение любителей хоррора. Уж если быть откровенной, представители нашей когорты не особенно притязательны. Мы как собаки, которые машут хвостами просто при виде угощения, вне зависимости от того, паршивая ли это печенька из магазина или целый стейк. Мы (да, обращаюсь к вам, вечно вынюхивающим свеженький хоррор ищейкам) не чураемся хорошо известного и затасканного, если оно пригодно для потребления. Для обычных людей перекопированные из классического хоррора эпизоды и мотивы могут быть до боли узнаваемы и провоцировать на автомате реакцию недоразвитых, практически атрофировавшихся культурных рецепторов в глубине их мозгов (мммм, мозгииииии!!!). И все же они будут воспринимать эти повторы как что-то свеженькое и пугающее.

(Отступление 4: Я все хочу написать, что «Одержимая» идеально укладывается в готический стиль. Но мои мысли надо оформить. Плюс, мне же нужно оставить себе материал для следующих постов, так? Так! Мне просто нравится сама идея того, как все выше обозначенные мотивы извне столь очевидно влияют как на сюжет телешоу, так и на Марджори. Если она и была одержима чем-то, кроме проблем с мозгом и/или сбоем в ДНК, то мне хочется верить, что это был безграничный, вгоняющий в трепет и ужас монстр массовой культуры. Одержимая коллективным сознанием!)

К тому моменту, когда мы наконец-то в заключительные минуты пилотной серии знакомимся с настоящей Марджори (а не с Марджори в исполнении Лиз Джаффе), шоу уже скрупулезно выстроило весь тематический фундамент за счет обращения к реализму, страхам по поводу упадка американского среднего класса и традиционных консервативных семейных ценностей, а также обращения к культурным урокам, переосмысленным или позаимствованным из классических произведений кинематографа и литературы в жанре хоррора.

В кадрах, будто бы отснятых на камеру видеонаблюдения, мы видим сидящую напротив безымянного интервьюера настоящую Марджори в трениках и толстовке ее футбольной команды. Она отбрасывает волосы и поднимает на нас усталые (неистовые?) глаза. Мы одновременно боимся за нее и боимся ее.

Она произносит срывающимся голосом: «Меня зовут Марджори Барретт, и мне нужна помощь». Мы содрогаемся, возможно, позволяя себе сдавленный нервный смешок. Нам стыдно продолжать наблюдать за героиней, но нас уже подцепили на крючок. Мы конкретно подсели на сюжет.

(здесь включается музыка из финальной заставки пилотного эпизода – все тот же минор «Мрачного воскресенья»)