Избранное. Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Симмонс Дэн

Избранное. Компиляция. Книги 1-14 (СИ) читать книгу онлайн
Первый рассказ, написанный Дэном, «Река Стикс течёт вспять» появился на свет 15 февраля 1982, в тот самый день, когда родилась его дочь, Джейн Кэтрин. Поэтому, в дальнейшем, по его словам, он всегда ощущал такую же тесную связь между своей литературой и своей жизнью.
Профессиональным писателем Симмонс стал в 1987, тогда же и обосновался во Фронт Рейдж в Колорадо — в том же самом городе, где он и преподавал в течение 14 лет — вместе со своей женой, Карен, своей дочерью, Джейн, (когда та возвращается домой дома из Гамильтонского Колледжа), и их собакой, Ферги, редкой для России породы Пемброк-Вельш-Корги. В основном он пишет в Виндволкере — их горном поместье, в маленьком домике на высоте 8400 футов в Скалистых горах, неподалёку от Национального парка. 8-ми футовая скульптура Шрайка — шипастого пугающего персонажа из четырёх романов о Гиперионе и Эндимионе — которая была сделана его бывшим учеником, а ныне другом, Кли Ричисоном, теперь стоит там рядом и охраняет домик.
Дэн — один из немногих писателей, который пишет почти во всех жанрах литературы — фентези, эпической научной фантастике, в жанре романов ужаса, саспенса, является автором исторических книг, детективов и мейнстрима. Произведения его изданы в 27 странах.
Многие романы Симмонса могут быть в ближайшее время экранизированы, и сейчас им уже ведутся переговоры по экранизации «Колокола по Хэму», «Бритвы Дарвина», четырёх романов «Гипериона», рассказа «Река Стикс течёт вспять». Так же им написан и оригинальный сценарий по своему роману «Фазы Тяготения», созданы два телеспектакля для малобюджетного сериала «Монстры» и адаптация сценария по роману «Дети ночи» в сотрудничестве с европейским режиссёром Робертом Сиглом, с которым он надеется экранизировать и другой свой роман — «Лютая Зима». А первый фильм из пары «Илион/Олимп», вообще был запланирован к выходу в 2005 году, но так и не вышел.
В 1995 году альма-матер Дэна, колледж Уобаша, присвоил ему степень почётного доктора за большой вклад в образование и литературу.
Содержание:
1. Темная игра смерти (Перевод: Александр Кириченко)
2. Мерзость (Перевод: Юрий Гольдберг)
3. Утеха падали (Перевод: С. Рой, М. Ланина)
4. Фазы гравитации (Перевод: Анна Петрушина, Алексей Круглов)
5. Бритва Дарвина (Перевод: И. Непочатова)
6. Двуликий демон Мара. Смерть в любви (Перевод: М. Куренная)
7. Друд, или Человек в черном (Перевод: М. Куренная)
8. Колокол по Хэму (Перевод: Р. Волошин)
9. Костры Эдема
10. Молитвы разбитому камню (Перевод: Александр Кириченко, Д. Кальницкая, Александр Гузман)
11. Песнь Кали (Перевод: Владимир Малахов)
12. Террор (Перевод: Мария Куренная)
13. Флэшбэк (Перевод: Григорий Крылов)
14. Черные холмы (Перевод: Григорий Крылов)
Теперь Паха Сапе действительно не хватает его дедушки Сильно Хромает и других почтенных людей из их деревни. Если проходить ханблецею по правилам, то старшие срезали и сплели бы ивы, приготовили для него синткалу ваксу, и Паха Сапа не начал бы свой четырехдневный пост в парилке, пока все для него не было бы подготовлено. Но по совету, полученному на Медвежьей горке от Роберта Сладкое Лекарство, Паха Сапа к тому времени, когда готова парилка, наполнена священная трубка, в тыквах и бурдюках есть вода, чтобы вылить ее на раскаленные камни в центре вигвама, где темно, хоть глаз выколи, и от жары по телу уже катится пот, постится (по крайней мере, воздерживается от твердой пищи) уже почти шесть дней. Теперь он воздерживается вообще от любой пищи, но еще может пить воду. Он знает, что когда будет ждать видения в парилке, то не менее четырех дней должен будет провести без еды и воды.
И молитвы Паха Сапа должен будет наилучшим образом распевать сам в одиночестве и произносить «Хо, дедушка!» каждый раз, когда будет плескать водой на раскаленные камни синктала ваксы и ощущать исходящую от них вместе с взрывом пара священную энергию. Ни один человек не может выносить атмосферу темного, пышущего паром вигвама бесконечно долго, и голый Паха Сапа приблизительно каждый час вываливается из парилки в бесконечно более прохладный августовский воздух и падает в высокую траву, судорожно дыша, иногда пугая пасущихся лошадей, но через несколько минут (за это время он доползает до ручья, чтобы напиться холодной воды, от которой ломит зубы, и чуть не плачет от благодарности за то, что ему пока что разрешается пить) неизменно возвращается в парилку, чтобы снова курить и напевать молитвы. Более длительные перерывы он устраивает только для того, чтобы принести топливо для костра и воду, которой он поливает камни. Паха Сапа всегда был худеньким мальчиком, но теперь вообще стал скелетом, обтянутым кожей.
Три долгих дня он очищает себя таким образом, и хотя все это время призывает видение, оно не приходит. Он знает, что парилка — это только начало, но он надеется…
На четвертый день его очищения и девятый день поста, ослабевший без еды и трясущийся от воздействия жара, пара, темноты и табака, он в мокасинах и одной рубахе, взяв священную трубку и тючок, совершает сорокапятиминутное восхождение к месту над парилкой неподалеку от скалистой вершины Шести Пращуров. Там Паха Сапа находит мягкую землю между камнями и скальной породой. Он очищает ее от сосновых иголок и шишек, вырывает неглубокую ямку таких размеров, чтобы в нее можно было лечь. Красное одеяло, одна из бесценных вещей Сильно Хромает, было в тюке на Белой Цапле, и теперь Паха Сапа ножом разрезает его на полоски, которые привязывает к шестам, — они призваны служить знаменами вокруг его Ямы видения. На бечевках, натянутых между этими шестами, узелки из яркой материи, в которых подношение в виде табака (Паха Сапа не знает, оставил ли Сильно Хромает сколько-нибудь табака для себя), и еще мальчик вырезает маленькие квадратики кожи у себя с бедра и плеча, добавляя их к священным узелкам вокруг Ямы видения.
Пятый шест торчит из центра Ямы видения рядом с левой рукой мальчика, когда он ложится на спину, а последний шест означает, что (по крайней мере, в целях этого видения) данное место является центром мира и средоточием всех духовных сил.
Паха Сапа снял с себя все, прежде чем лечь в Яму видения, даже набедренную повязку и мокасины, потому что следует ждать видения голышом — в том самом виде, в котором и пришел в этот мир; но мальчик не лежит в яме целый день. Утром, когда на востоке из-за далекого, но отчетливо видимого Макасичу, Бэдлендса, встает солнце, Паха Сапа поднимается на скалистую вершину Шести Пращуров и протягивает священную трубку черенком в сторону этой наиболее мощной видимой формы Вакана Танки, напевая приветственные молитвы и посылая просьбы о видении духу-который-за-Солнцем. В течение дня он несколько раз поднимается из Ямы видения и повторяет жесты, напевы, молитвы — в полдень, стоя лицом на юг, а вечером подходит к каждому из шестов, к которым привязаны его знамена, и обращает просьбы и мольбы к западу.
Паха Сапа внимательно наблюдает за всем вокруг: за небом, за погодой, за ветром, за движением деревьев, за парящими в воздухе ястребами или совами, он прислушивается к тявканью койота или барсука вдалеке — все его чувства обострены, ведь дух любой сущности или твари может оказаться частью его видения.
Все идет так, как должно.
Ничто не идет так, как должно.
Нормальная ханблецея должна происходить под ясным небом в дневное время и под звездным — ночью, но почти все время пребывания Паха Сапы на Черных холмах идет дождь. Когда мальчик пробуждается, чтобы утром приветствовать восходящее солнце своими песнопениями и молитвами (только он их плохо запомнил, а тут нет вичазы вакана или старейшин, которые помогли бы ему напевать или подсказать слова), «встающее солнце» являет собой пасмурное пятно, едва видимое на востоке за пеленой дождя. Небо каждый день затянуто плотными тучами, и ему трудно определить, когда солнце проходит зенит, а ведь в полдень нужно произнести ритуальную молитву югу; и закат виден так же плохо, как восход. Паха Сапа по-прежнему протягивает черенок Птехинчала Хуху Канунпы, с которой капает вода, дождю и окутавшей мир серой мгле. Несмотря на все его усилия, древние и священные перья трубки напитались влагой и линяют от дождя.
Без помощи более опытных шаманов и других людей все идет не так, как надо. Паха Сапа знает, что его парилка нимало не похожа на то изящное и правильное сооружение, каким она была бы, если бы ему помогали Сильно Хромает или даже Сердитый Барсук. Он чувствует, что его выбор священных камней далеко не идеален; и в самом деле, некоторые из них треснули, когда он плескал на их раскаленную поверхность водой. Он знает, что его молитвы и мольбы небрежны, и подозревает даже, что его Яма видения сделана не совсем так, как полагается. И самое главное, из-за отсутствия других людей, их пения и молитв во время курения трубки и других обрядов, связанных с парилкой, его очищение, как уверен теперь Паха Сапа, было неполным, а его инипи, видимо, неприятно духам.
И наконец, нельзя забывать о том, что Паха Сапа может умереть с голоду. Молодые люди всегда начинают полный пост после окончания очищения в парилке, но Паха Сапа начал поститься (следуя совету шамана шайенна на Медвежьей горке, хотя это и могло быть лишь глупым сном) еще до того, как добрался до Черных холмов. Хотя Паха Сапа должен был начать полный пост в тот день, когда выкопал себе Яму видения, он к тому моменту уже девять суток провел без еды, и теперь его тело стало ненадежным и слабым, как и его разум.
Но есть и еще более веские аргументы, убеждающие Паха Сапу в том, что его поиски видения уже обернулись полным провалом.
Лежа в наполненной жижей яме на вершине скалистой горы, называющейся Шесть Пращуров, чувствуя, как дождь хлещет его по лицу, он понимает, что Шальной Конь был прав: ни один человек, в которого внедрился дух Длинного Волоса или какого-нибудь другого вазикуна, не может пользоваться расположением богов и духов, а тем более Вакана Танки. И по мере того как слабеет тело Паха Сапы, а мысли все больше путаются, призрак в его голове и чреве бормочет все громче, словно горит желанием выйти.
«Что случится с призраком Длинного Волоса, если я умру здесь? — думает Паха Сапа. — Может быть, оба наши духа наги одновременно взлетят вверх: его — в те места, куда отправляются духи вазичу после смерти, а мой — на Млечный Путь и дальше?»
Помимо всего прочего, в его голове присутствуют еще и раздражающие воспоминания Шального Коня, которые смешиваются с его собственными воспоминаниями. Как духи узнают его, Паха Сапы, дух, если большая часть сознания мальчика захвачена яростными и однообразными воспоминаниями неистового хейоки?
Ему доступны воспоминания Шального Коня о его собственной успешной ханблецее в те времена, когда военный вождь был молодым воином и звался еще Кудрявым Волосом, но они отнюдь не обнадеживают Паха Сапу. Юный миннеконджу получил всю нужную помощь от ясновидцев грома, таких как Осколки Рога, и своего собственного отца, которого тогда звали Шальным Конем; помогала ему и уверенность всего его рода в том, что юный Кудрявый Волос получит видение от существ грома и станет хейокой и военным вождем, а они именно этого и хотели. Даже воспоминания о фактическом видении юного Кудрявого Волоса — Шального Коня — довольно путаны, поскольку кажутся не более чем туманным сном, в котором сверкают молнии, грохочет гром и наги Кудрявого Волоса разговаривает с духом-воином на духе-коне. Паха Сапа знает, что из всех людей на земле только он и Шальной Конь знают, каким туманным и неопределенным было это видение, хотя начиналось оно хорошо — с краснохвостого ястреба, криками привлекавшего внимание мальчика.
