Избранное. Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Симмонс Дэн

Избранное. Компиляция. Книги 1-14 (СИ) читать книгу онлайн
Первый рассказ, написанный Дэном, «Река Стикс течёт вспять» появился на свет 15 февраля 1982, в тот самый день, когда родилась его дочь, Джейн Кэтрин. Поэтому, в дальнейшем, по его словам, он всегда ощущал такую же тесную связь между своей литературой и своей жизнью.
Профессиональным писателем Симмонс стал в 1987, тогда же и обосновался во Фронт Рейдж в Колорадо — в том же самом городе, где он и преподавал в течение 14 лет — вместе со своей женой, Карен, своей дочерью, Джейн, (когда та возвращается домой дома из Гамильтонского Колледжа), и их собакой, Ферги, редкой для России породы Пемброк-Вельш-Корги. В основном он пишет в Виндволкере — их горном поместье, в маленьком домике на высоте 8400 футов в Скалистых горах, неподалёку от Национального парка. 8-ми футовая скульптура Шрайка — шипастого пугающего персонажа из четырёх романов о Гиперионе и Эндимионе — которая была сделана его бывшим учеником, а ныне другом, Кли Ричисоном, теперь стоит там рядом и охраняет домик.
Дэн — один из немногих писателей, который пишет почти во всех жанрах литературы — фентези, эпической научной фантастике, в жанре романов ужаса, саспенса, является автором исторических книг, детективов и мейнстрима. Произведения его изданы в 27 странах.
Многие романы Симмонса могут быть в ближайшее время экранизированы, и сейчас им уже ведутся переговоры по экранизации «Колокола по Хэму», «Бритвы Дарвина», четырёх романов «Гипериона», рассказа «Река Стикс течёт вспять». Так же им написан и оригинальный сценарий по своему роману «Фазы Тяготения», созданы два телеспектакля для малобюджетного сериала «Монстры» и адаптация сценария по роману «Дети ночи» в сотрудничестве с европейским режиссёром Робертом Сиглом, с которым он надеется экранизировать и другой свой роман — «Лютая Зима». А первый фильм из пары «Илион/Олимп», вообще был запланирован к выходу в 2005 году, но так и не вышел.
В 1995 году альма-матер Дэна, колледж Уобаша, присвоил ему степень почётного доктора за большой вклад в образование и литературу.
Содержание:
1. Темная игра смерти (Перевод: Александр Кириченко)
2. Мерзость (Перевод: Юрий Гольдберг)
3. Утеха падали (Перевод: С. Рой, М. Ланина)
4. Фазы гравитации (Перевод: Анна Петрушина, Алексей Круглов)
5. Бритва Дарвина (Перевод: И. Непочатова)
6. Двуликий демон Мара. Смерть в любви (Перевод: М. Куренная)
7. Друд, или Человек в черном (Перевод: М. Куренная)
8. Колокол по Хэму (Перевод: Р. Волошин)
9. Костры Эдема
10. Молитвы разбитому камню (Перевод: Александр Кириченко, Д. Кальницкая, Александр Гузман)
11. Песнь Кали (Перевод: Владимир Малахов)
12. Террор (Перевод: Мария Куренная)
13. Флэшбэк (Перевод: Григорий Крылов)
14. Черные холмы (Перевод: Григорий Крылов)
Дело сделано.
Они идут вместе, тихо, старик двигается очень медленно, но мальчик не помогает ему, потому что боится прикоснуться к Роберту Сладкое Лекарство. Они идут к выходу из пещеры, где проверяют лошадей и облегчаются, разойдясь подальше и каждый глядя в другую часть темноты — в дождливую ночь.
13 Джексон-Парк, Иллинойс
Июль 1893 г.
В течение всей полуденной атаки на хижину белых поселенцев, даже после того, как он застрелен и убит прибывшей кавалерией, Паха Сапа нервничает — ему предстоит встреча с Рейн де Плашетт.
Еще ему не нравится, когда его убивают. Сам бы он ни за что не вызвался, но мистер К. показал на него и заявил, что это его собьют выстрелом с лошади, вот так оно все и получилось. Почти каждый вечер Паха Сапе приходится мучиться с синяками, растяжениями или разбитой левой коленкой, вылечить которую нет ни малейшей надежды. Для него специально насыпают холмик мягкой земли, чтобы он туда падал, этот холмик должен обновляться раз днем и раз вечером, но другие воины — в их абсолютно подлинном угаре — нередко забывают освободить для него место, и он не попадает на мягкую землю, ему приходится, взмахнув руками в воздухе, падать с высокого, пегой масти пони на жесткую, утрамбованную землю арены. После этого он должен лежать там мертвый, пока не проскачут мимо и над ним остатки его банды мародеров, составленной из разноплеменных индейцев, а потом, сразу же за этим, он должен опять и глазом не моргнуть, когда мимо поскачут солдаты. Ему уже три раза доставалось подкованным копытом, а он, будучи мертвым, даже не мог реагировать на это.
Его убивают дважды в день — на дневном и вечернем представлениях, и это убивает его. (Хорошо хоть, что ему позволено остаться в живых при нападении на Дедвудскую почтовую карету.) Он придерживается такой тактики: выбирает самую маленькую, самую низкую, самую неторопливую лошадь. Тогда он может соответствовать своему имени — тому имени, которое дали ему семнадцать лет назад вазичу; и если он должен продолжать умирать, то, по крайней мере, может гарантировать, что упадет с наименьшей высоты.
Но в этот июльский день в течение четырех часов между дневным шоу и более долгим вечерним представлением у него встреча с мисс де Плашетт, и Паха Сапа так нервничает, что не то что думать, но и умереть толком не может.
Правда, напоминает он себе, спеша в палатку для умывания, общую для солдат и индейцев, его ждет вовсе не свидание.
Так случилось, что Паха Сапа заносил что-то в приемную этим утром, когда мистер Коди и его друг преподобный Генри де Плашетт вышли из кабинета, продолжая разговор. Преподобный де Плашетт, с которым Паха Сапа уже встречался раньше, говорил, что его дочь пришла посмотреть дневное шоу «Дикий Запад», но потом хочет посетить и саму выставку, и ей нужен сопровождающий. Он, преподобный де Плашетт, встретит ее у входа в корпус «Промышленные товары и гуманитарные науки» у Большого бассейна в шесть часов, а до этого времени будет занят. Мистер Коди сказал, что это не проблема — он сам проводит молодую даму по выставке. Но потом Коди вспомнил, что у него после дневного представления назначена встреча в Чикаго.
— Для меня будет большой честью проводить мисс де Плашетт в курдонер и дождаться вашего прибытия, преподобный де Плашетт.
Всю свою последующую жизнь Паха Сапа не сможет поверить, что он и в самом деле произнес эти слова.
Мистер Коди и преподобный Генри де Плашетт медленно повернулись к маленькому, худому двадцатисемилетнему сиу, известному им под именем Билли Вялый Конь. Коди, на котором был дорогой коричневый костюм и который только что, собираясь выйти на улицу, надел широкополую, по западной моде шляпу, кашлянул.
— Это очень мило с твоей стороны, Билли. Но я не уверен, что у тебя будет время между дневным и вечерним представлениями, и, наверное, было бы лучше…
— Нет-нет, Уильям. Я несколько раз беседовал с мистером Вялым Конем, и, как тебе известно, он знаком с моей дочерью. Я думаю, это превосходная мысль. Я встречу Рейн не позднее шести часов, а это значит, что у мистера Вялого Коня будет достаточно времени, чтобы вернуться и облачиться в свой… гм… костюм.
Костюм Паха Сапы состоит из набедренной повязки, лука, стрел и единственного белого пера, которое он вставляет в заплетенные в косу волосы, — это его малая дань памяти Шального Коня. Но в тот день он чуть ли не краснел, скача по арене и думая, что мисс де Плашетт смотрит на него, почти голого, с заметными синяками и всякое такое.
У Коди с лица не сходило выражение сомнения, но священник (и отец) явно принял решение.
— Будьте добры, встретьте мою дочь как можно скорее после представления, мистер Вялый Конь. Я ей скажу, что вы проведете ее по выставке. И я еще раз благодарю вас за вашу любезность.
Преподобный де Плашетт кивнул, но руку подавать не стал. Паха Сапа в тот момент знал, что этот человек решил позволить ему проводить свою дочь до выставки — идти там было всего ничего — исходя из своего либерального (и почти наверняка поверхностного) представления о равенстве всех перед Господом, но Паха Сапе было совершенно все равно, чем руководствовался священник.
Он быстро-быстро моется, все время благодаря эфемерного бога вазичу и реального Вакана Танку (который представлялся ему гораздо больше, гораздо сложнее, чем белобородое божество этих пожирателей жирных кусков,[46] а уж о том, что его присутствие в этом мире бесконечно заметнее, и говорить не приходится) за то, что он не упал в конский помет, когда свалился мертвым с лошади во время представления, — и бежит назад в палатку, чтобы надеть свой единственный, купленный им в Рэпид-Сити костюм, который он взял с собой на восток: черный, в тонкую полоску, из плотной шерсти с мешковатыми брюками; костюм плохо на нем сидит и совершенно не подходит для июля.
После третьей безуспешной попытки завязать галстук он с удивлением понимает, что руки у него трясутся. Паха Сапа не помнит, чтобы у него когда-нибудь тряслись руки, разве что когда он болел, еще будучи мальчиком, и у него случался жар.
Стоя перед зеркалом, Паха Сапа примеряет соломенную шляпу, которую купил месяц назад, во время своего второго похода в Чикаго. Маленькая летняя шляпа выглядит нелепо с черным зимним костюмом и торчащими из-под шляпы длинными черными косичками. Он швыряет ее на кушетку и возвращается в палатку, чтобы напомадить кончики косичек. Паха Сапа постоянно поглядывает на карманные часы, доставая их из кармана костюма — жилетки у него нет.
Мисс де Плашетт ждет его в фойе, и когда он приближается, на ее лице появляется улыбка узнавания. Паха Сапа уверен, что никогда еще не видел зрелища такого абсолютно прекрасного или такого бесконечно недоступного. Еще он замечает, что его рубашка местами уже промокла от пота.
На мисс де Плашетт шелковая коричневая приталенная блузка с обычными пышными рукавами — похоже, все женщины теперь носят такие. Это заметил даже Паха Сапа. На ее доходящей до пола шелковой летней юбке, тоже относительно легкой и невесомой (для такого большого количества материала), имеется полоска в цвет дорогой блузки — коричневые полоски перемежаются с густыми зелеными, отделанными тонкой золотой ниткой по краям. На девушке узкополая соломенная шляпка, которая смотрится на ней идеально в той же мере, в какой на нем нелепо выглядела его. Еще на ней коричневые перчатки, в руке — зонтик от солнца.
Паха Сапа рад тому, что на ней перчатки. С возрастом число «прикоснись — и увидишь, что будет» у него уменьшилось, но если они все же случались, то неизменно когда он прикасался к чьей-то коже. Он исполнен непоколебимой решимости не прикасаться каким-либо образом к коже мисс де Плашетт — для этого он и сам надел свои единственные перчатки. Но он рад тому, что и девушка надела перчатки. Теперь никакая случайность…
— Мистер Вялый Конь, я рада снова вас видеть и не могу найти слов благодарности за то, что вы согласились проводить меня на выставку сегодня, чтобы я могла встретить там отца. Приношу свои извинения, но как правильно… мистер Вялый Конь? Или просто Конь?
