Том Клэнси - Все страхи мира

Господи! Боб Хольцман чувствовал себя зрителем на схватке боксеров-профессионалов.

— Неужели у вас создалось такое впечатление? Прошу извинить меня, Кэролайн.

— Ничего страшного, Лиз.

— Извините, но я хотела бы, чтобы ко мне обращались…

— Я тоже предпочитаю, чтобы ко мне обращались — «профессор», я ведь доктор медицины. Больница Джона Хопкинса, и все такое.

— Мне казалось, вы адъюнкт-профессор.

Доктор Райан кивнула.

— Совершенно верно. Мне предложили должность профессора в Виргинском университете, однако тогда пришлось бы переехать из дома, в котором мы сейчас живем, перевести детей в другую школу и, разумеется, возник бы вопрос о карьере Джека. Поэтому я отклонила предложение.

— Вы, наверно, очень заняты.

— Да, у меня немало дел, к тому же я люблю свою работу в Больнице Хопкинса. Мы ведем сейчас перспективную исследовательскую работу, а мне нравится быть в гуще событий. Вам, наверно, было легче перебраться в Вашингтон — вас ничто не удерживало, да и к тому же что нового может быть в политических науках?

— Жизнь, которую я веду, вполне меня устраивает.

— Не сомневаюсь, — ответила Кэти, заметив слабое место и зная, как воспользоваться этой слабостью. — Всегда видно, когда человеку нравится работа.

— А какова жизнь у вас, профессор?

— Трудно желать лучшего. Между прочим, между нами только одно серьезное различие, — сказала Кэролайн Райан.

— Какое именно?

— …Вы не видели, куда исчезла моя жена? Ваша беседует с Хольцманами и Элизабет Эллиот. Интересно, о чем они разговаривают? — произнес Банкер.

— Дома, в постели, я сплю с мужчиной, — ответила Кэти, сладко улыбаясь. — И самое приятное в этом, что мне не приходится менять батареи в вибраторе.

…Джек повернулся и увидел свою жену рядом с Элизабет Эллиот, жемчужное ожерелье которой показалось ему темным — так побледнело ее лицо. Его жена была ниже ростом, чем советник по национальной безопасности, и выглядела девчонкой рядом с Либби Хольцман, но, что бы там ни происходило, Кэти вела себя подобно медведице, защищающей своих медвежат. Ее глаза были устремлены в лицо Эллиот. Он подошел, чтобы узнать, в чем дело.

— Ты здесь, милая.

— А, Джек! — Кэти не отвела глаз от своей цели. — Ты знаком с Либби и Бобом Хольцманами?

— Привет. — Он обменялся с ними рукопожатиями — их взгляды говорили о чем-то, но он не мог понять о чем именно. Миссис Хольцман хотела сказать что-то, но сделала глубокий вдох и, только выдержав паузу, спросила:

— Это вы тот счастливец, что женился на этой женщине? — Вопрос миссис Хольцман позволил Эллиот отвести взгляд в сторону.

— Говоря по правде, это она вышла за меня замуж, — ответил Джек после короткого замешательства.

— Прошу меня извинить. — И Эллиот ретировалась с поля боя, пытаясь сохранить остатки собственного достоинства. Кэти взяла Джека за руку и подвела к роялю, что стоял в углу.

— Что значит вся эта чертовщина? — обратилась Либби Хольцман к своему мужу. Правда, она и сама догадывалась о сути происшедшего. Ее успешная попытка удержаться от смеха едва не стоила ей жизни.

— Дело в том, дорогая, что я нарушил профессиональную этику. И знаешь почему?

— Ты поступил правильно, — заявила Либби. — Братья Маркс? Дом у трех углов. Лиз Эллиот, белая протестантка англо-саксонского происхождения, королева левой ориентации. Боже мой!

— Джек, у меня ужасная головная боль. Просто ужасная, — шепнула Кэти мужу.

— Действительно так плохо?

Она кивнула.

— Уведи меня отсюда, пока не наступил приступ тошноты.

— Кэти, но уходить с таких приемов не принято, — напомнил ей Джек.

— Без нас обойдутся.

— О чем ты говорила с Лиз?

— Знаешь, она мне не понравилась.

— Не только тебе. Ну хорошо.

Джек взял Кэти под руку и повел к выходу. Армейский капитан сразу понял серьезность положения, и через пять минут они вышли на свежий воздух. Джек усадил жену в машину и направился к выезду на Пенсильвания-авеню.

— Поезжай прямо, — сказала Кэти.

— Но…

— Поезжай прямо, Джек. — Это был ее голос хирурга, таким голосом она давала распоряжения во время операций. Райан проехал мимо парка Лафайетта.

— Теперь налево.

— Куда мы едем?

— Сейчас поворачивай направо — и въезжай налево в ворота.

— Послушай…

— Пожалуйста, Джек, — попросила она тихо.

Швейцар у входа в отель «Хэй Адамс» помог Кэролайн выйти из машины. Джек передал ключи служителю, чтобы тот поставил машину на стоянку, затем последовал за женой. Подойдя к стойке, Кэти получила ключ от комнаты и направилась к лифту. Джек вошел следом за ней, а когда лифт остановился, они направились к угловому люксу.

— Что ты задумала, Кэти?

— Джек, у нас было слишком много работы, мы без конца занимались детьми, не оставляя времени для нас самих. Сегодня — время для нас с тобой. — Она обняла его за шею, и мужу ничего не оставалось, как поцеловать ее. Кэти дала ему ключ. — А теперь открой дверь, пока мы не напугали кого-нибудь.

— Но как быть…

— Джек, помолчи. Пожалуйста, — добавила она.

— Хорошо, милая. — Райан распахнул дверь, и они вошли. Кэти с удовольствием отметила, что все ее указания были выполнены, как и надлежало персоналу лучшего из отелей. На столе был накрыт легкий ужин, и в ведерке со льдом стояла бутылка французского шампанского. Она бросила норковое манто на диван в полной уверенности, что и все остальное сделано лучшим образом.

— Открой шампанское, пожалуйста. Я сейчас вернусь. Тебе тоже следовало бы снять пиджак и расслабиться, — произнесла Кэти через плечо, направляясь в спальню.

— Конечно, — ответил себе Джек. Он не понимал, что происходит или что задумала Кэти, но вообще-то это мало его беспокоило. Положив пиджак рядом с манто, он снял фольгу с горлышка бутылки, ослабил проволоку и осторожно извлек пробку. Затем налил два бокала и снова поставил бутылку в серебряное ведерко. Доверившись французским виноделам, он решил не пробовать вино и подошел к окну, откуда был виден силуэт Белого дома. Джек не слышал, а скорее почувствовал, когда Кэти вернулась в гостиную. Он обернулся — Кэти стояла в дверях.

Она надела ее во второй раз, длинную, до пола, ночную рубашку из белого шелка. Первый раз это произошло во время их медового месяца. Кэти подошла босиком к мужу, скользя по ковру подобно привидению.

— Головная боль у тебя, должно быть, прошла.

— А вот жажда по-прежнему осталась. — Кэти улыбнулась Джеку.

— Думаю, это мы сейчас уладим. — Джек поднял бокал и поднес его к губам жены. Она сделала глоток и отвела бокал к губам мужа.

— Хочешь есть?

— Нет.

Кэти наклонилась к нему, взяв его за обе руки.

— Я люблю тебя, Джек. Пошли?

Джек повернул ее спиной к себе и пошел сзади, держа руки на ее талии. Постель была приготовлена, одеяло откинуто, свет в спальне выключен, только сияние прожекторов, освещающих Белый дом, пробивалось сквозь шторы.

— Помнишь наш первый раз, первую ночь после свадьбы?

— Я не забыл оба раза, Кэти, — улыбнулся Джек.

— Это будет у нас еще одна первая ночь, Джек. — Она протянула руки, стоя позади него, и расстегнула пояс. Он понял и быстро разделся. Когда он встал перед ней обнаженный, она обняла его с неожиданной страстью и шелк ночной рубашки охладил его горячую кожу.

— Ложись.

— Сейчас ты красивее, чем раньше, Кэти.

— Я никому не позволю отнять тебя у меня.

Кэти последовала за ним в постель. Оба дрожали от нетерпения. Кэролайн подняла ночную рубашку до пояса и опустилась на него, затем шелк упал вниз. Его руки ласкали ее груди. Она прижала их, раскачиваясь на нем, зная, что он не сумеет долго сдерживать себя, но и ее момент был уже совсем близко.

Я — самый счастливый человек в мире, подумал Джек, пытаясь сдержаться, и, хотя это ему не удалось, получил в награду улыбку, от которой у него дрогнуло сердце.

— Совсем неплохо, — заметила Кэти через минуту, целуя его руки.

— Практики недостаточно.

— Ничего, вечер только наступил, — сказала она, ложась рядом, — и я тоже не испытывала ничего подобного вот уже много времени. Ну как, проголодался?

Райан посмотрел по сторонам.

— Я…

— Подожди. — Она встала с кровати и принесла ему халат с монограммой отеля. — Это чтобы ты не утратил пыла.

Ужин прошел в тишине. Они не нуждались в словах и следующий час молча делали вид, что им снова двадцать с небольшим, юные и страстные, проявляющие любопытство в любви, стремящиеся познать ее как новое и удивительное явление, где каждый поворот открывает что-то неизведанное, не встречавшееся раньше. Прошло слишком много времени, напомнил себе Джек, но тут же выбросил эту мысль из своего сознания, которое на этот раз было спокойным и безмятежным. Они покончили с десертом, и он разлил по бокалам остаток шампанского..