Клиффорд Ирвинг - Следствие защиты

– И они это делают. Смерть Дан Хо Трунга заслужила лишь полабзаца на последней странице “Пост”, а “Кроникл” вообще ее проигнорировал.

– Ну вот мы и подошли к делу Отта, – резюмировал Скут. – Однако здесь мы знаем, что курок спустила Джонни Фей Баудро. Она призналась в этом. Позвонила в полицию и сообщила им. Правда, когда все случилось, дома находилась приемная дочь Клайда, так что для Джонни Фей было бы мудреным делом улизнуть благополучно. Она выстрелила в Клайда Отта два раза из пистолета 22-го калибра, из ее собственного оружия, которое она обычно носила в сумочке. У нее было разрешение: в своем клубе “Экстаз” ей случалось иметь дело с опасными людьми. Теперь я вижу по твоему лицу, что ты хочешь узнать, с какой стати я рассказываю все это тебе.

Скут Шепард откинулся в своем высоком кожаном кресле, и дым его сигареты, завиваясь спиралями, медленно уплывал в отдушины кондиционера.

По словам Скута, это было дело особого профиля. На первый взгляд, совсем простое, как большинство случаев, связанных с самообороной, но в нем существовали свои волчьи ямы. Боб Альтшулер, обвинитель, был первоклассным юристом и большим охотником до газетных передовиц. Он выиграл сорок девять процессов подряд и был сильно заинтересован в том, чтобы довести их число до пятидесяти: следующей осенью он намеревался выставить свою кандидатуру на пост судьи. Окружная прокуратура располагала личным аппаратом и всеми ресурсами бюрократической системы. Учитывая это, Скут не в состоянии был управиться с делом в одиночку. Предстояло досконально изучить определенные законы, опросить потенциальных свидетелей. Два молодых юриста из его офиса, которые обычно ему помогали, теперь были связаны серьезной многомесячной тяжбой – делом, касавшимся имущественных споров, процессами в государственных и федеральных судах с сотнями свидетелей.

– У тебя был нехороший перерыв, – сказал Скут Уоррену. – Лу Паркер скрутила тебя. С тех пор ты проделал кучу дерьмовой работы, но я многие годы наблюдал за тобой и считаю, что ты прекрасный адвокат. Если ты свободен, то я прошу тебя стать моей правой рукой, созащитником в деле “Баудро”.

Скут прикурил новую “Кемэл” от окурка только что выкуренной сигареты.

– Я знал твоего отца, но ты достаточно умен, чтобы понять, что это вовсе не милостыня. Я не могу позволить себе заниматься благотворительностью, когда нуждаюсь в реальной помощи. Джонни Фей предложила мне предварительный гонорар в семьдесят пять тысяч долларов и каждый месяц оплачивает мои счета по триста пятьдесят долларов за час. Я заплачу тебе двадцать тысяч сверх того, что ты заработаешь на условиях почасовой оплаты, какой бы она ни была. Слушание дела назначено на двадцать четвертое июля. Я дам тебе для работы одного-двух свидетелей. Тебе, вероятно, будет интересно. Ты мог бы кое-чему научиться. Ну, что скажешь? Сделка состоялась?

Уоррен не колебался.

Пресса будет шумно добиваться разговора со Скутом, а не с адвокатом, который сидит по правую руку от него. Но если Скут поверил ему, это сделают и другие, мир будет слушать, и если Скут выиграет, часть славы достанется и ему, Уоррену. Это был реальный шаг к возвращению, к работе с удовольствием и в хорошей компании. Значительно лучше, чем борьба за бездомного мексиканца, который отказывается понимать, что уже обречен.

– Согласен! – сказал Уоррен и протянул через стол руку. Скут крепко пожал ее.

Та женщина, вероятно, убила жену своего любовника, затем, по меньшей мере, одного из наемных убийц и теперь призналась, что застрелила в целях самообороны и самого возлюбленного. Это убийство не считалось предумышленным, поскольку оно не было совершено в момент, когда обвиняемая находилась под следствием в связи с другим преступлением и никакие особые обстоятельства ему не сопутствовали. По закону она имела право на адвоката, а далее закон требовал, чтобы адвокат сделал все возможное для ее оправдания. Если адвокату это не удавалось, он обязан был вступить в переговоры с судом присяжных по поводу смягчения наказания. Здесь не оставалось места для стеснений – не важно, виновна она или нет. Это была соревновательная система: прокурору следовало стараться упрятать подсудимую за решетку, а защитник должен был бороться за то, чтобы вывести ее на свободу из зала суда. Без компетентного и энергичного адвоката прокуратура довела бы свое дело до конца, независимо от того, виновна или невиновна подсудимая. Иначе система могла бы рухнуть.

Уоррен спросил:

– Какова линия защиты?

Скут сказал:

– Ты знаешь историю про выпускника Гарварда, который приезжает на каникулы в Техас и говорит своему дяде-фермеру: “Дядя, как это вы дожили до того, что у вас здесь существует более строгое наказание за воровство коровы, чем за убийство человека?” Фермер ответил: “Выгляни в окно. Видишь вон тех коров на пастбище? Подумай: заслуживает ли хоть одна из них того, чтобы ее не украли?”

Уоррен улыбнулся, хотя этот анекдот он слышал.

– Способ защиты – самый древний в Техасе, – сказал Скут. – “Этого сукина сына давно следовало прикончить!, “ Это стало труднее делать в наши дни, потому что уж слишком много янки перебралось сюда, однако с судом присяжных это еще проходит. Меня слушают.

Уоррен поставил свою баночку с “Лоун стар”.

– Многое зависит от того, что они думают о нашей клиентке, не правда ли?

Скут одобрительно кивнул.

– А ее ты видел, ведь так? Если ты хочешь, чтобы эта банка с пивом осталась действительно холодной, то тебе не найти для нее лучшего места, чем рядом с сердцем Джонни Фей Баудро. Здесь есть немножко работы, которую мы должны проделать. Возьми это домой и прочитай.

Скут протянул Уоррену толстую папку – копию досье с надписью: “Техас против Баудро”.

Серая накипь облаков плыла над городом. В своем коттедже-офисе Уоррен установил кондиционер на отметке “Полуденный зной”, затем уселся за письменный стол и открыл досье.

В воскресенье вечером, 7 мая (согласно стенограмме секретаря, который вел запись первой беседы Джонни Фей Баудро со Скутом Шепардом), обвиняемая была приглашена доктором Клайдом Оттом на ужин в “Гасиенду”, техасско-мексиканский ресторан, что в переулке прямо за 1-10. Это было одно из любимых местечек Джонни Фей, большое строение с несколькими обеденными залами и со стенами двухфутовой толщины. В нем выступали странствующие мариачес.

– Я обожаю слушать мексиканскую музыку при свечах, – сказала Джонни Фей Скуту. – И еще я люблю хорошо наперченный гуакамоле и говяжьи фахитас с луковицами, шипящими и золотисто-коричневыми. Если от меня потом пахнет, я обычно говорю: “Дорогой, я могу сделать это для тебя и каким-нибудь другим способом”.

Она подозвала музыкантов к столу и заставила их сыграть “Лас Маньянитас” и “No vale nada la vida”, ее любимые мексиканские песни. Дала им хорошие чаевые. Перед ужином Клайд пропустил пару стаканчиков, во время ужина – еще несколько; стоит ли говорить о том, сколько их было, прежде чем он пришел туда.

– Спиртное и наркотики обязательно приведут к ранней могиле, – объяснила Джонни Фей. – Одним путем, или другим… это уж как получится.

Клайд пил, как она сказала, и нюхал кокаин, который обычно приобретал в непомерных количествах. Он был из числа тех пьяниц, которые никогда не валятся с ног и не теряют дара речи: он попросту становился злым. В прошлое Рождество он ударил Джонни Фей кулаком прямо в лицо. Она сидела на кожаном диване в его телевизионной комнате, пытаясь поговорить с Клайдом, чтобы разобраться в путанице их жизней, но получилось так, что он обиделся на что-то из сказанного ею, пересек своей медвежьей походкой комнату и бросился на Джонни Фей, прежде чем та сообразила, что происходит. Бац! У нее вся кофточка была залита кровью.

– Он раскаивался?

– Вы, мистер Шепард, не знали Клайда, раз вы так спрашиваете.

Он продолжал вопить и грозился убить ее. Ей пришлось силой вырываться из его дома и ехать в отделение “скорой помощи” госпиталя Германн. Джонни Фей думала, что у нее сломан нос, но, как выяснилось, у нее был перелом в верхней части скулы. До сих пор на том месте, где раньше щека была совершенно гладкой и круглой, осталась небольшая впадинка.

Клайд также избивал свою жену Шерон и одну из своих подружек, официантку коктейль-бара из “Гранд-отеля”. Выбил последней три зуба, после чего ему пришлось заплатить ей 25000 долларов плюс счет дантисту, чтобы только заставить ее молчать. И он не один раз угрожал Джонни Фей. Однажды он поднял кулак и в присутствии двух мужчин, с которыми они обедали, и сказал:

– Ты – сука, я тебя убью!

Она хотела выйти за него замуж, это действительно так. Любовь – странная вещь: не всегда выбираешь самого достойного человека, чтобы одарить ею. То, что он был так богат, ничего для нее не значило, хотя Джонни Фей и не стала бы утверждать, что богатство Клайда стояло на пути ее привязанности.