Избранное. Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Симмонс Дэн

Люди, которые в те наивные дни посещали футбольные матчи или присутствовали при медийной вакханалии вокруг речи кандидата, согласившегося баллотироваться в президенты, сегодня не узнали бы стадиона. Комплекс — ныне Центр временного содержания ДВБ — выглядел так, будто его окунули в сто тысяч галлонов вязкого моторного масла. Ник знал, что эта черная металлизированная ткань, натянутая над открытым изначально стадионом, даже в самые солнечные дни превращает пространство общей площадью в 1,7 миллиона квадратных футов (комнаты, коридоры, пандусы, лестницы, трибуны на 76 тысяч мест, ложи и ВИП-ложи) в сумеречный котлован. С севера в Центр вела темная кишка с бетонным порталом и стальными воротами; в ней могли разъехаться два грузовика.

Этим пасмурным утром сооружение высотой в сто пятьдесят футов было погружено в полную темноту.

Нет, на самом деле не так: над черным овальным въездом в ЦВС ДВБ стоял гигантский синий конь — исчадие ада. На его животе проступали красные вены, стальные копыта были острее бритвы, дьявольские глаза на перекошенной дьявольской морде испускали два лазерных луча. Лучи прорезали ползущий туман — а может, это были низкие облачка — и метались в разные стороны, пока не нащупали «хонду» и следом за ней Ника Боттома, после чего замерли.

— Расскажите все, что вам известно об этом коне, Боттом-сан, — вполголоса приказал Сато.

«О коне? — подумал Ник; мысли его метались, как крысы в клетке. — Кому нужен этот долбаный конь?»

Он загремел короткой цепочкой наручников, продетой через рукоять над дверью. Но потом услышал свой голос, глухой и глуповатый:

— Первоначально символом стадиона был Мустанг Баки. Двадцатисемифутовый Баки представлял собой увеличенную копию изваяния Триггера — вставшего на дыбы коня Роя Роджерса. Рой Роджерс был теле- и киноковбоем середины прошлого века.[34] Рой позволил сделать отливку с оригинального изваяния еще до окончания строительства стадиона, но только при условии, что городские власти и владельцы стадиона пообещают не называть нового коня Триггером. По итогам голосования — я думаю, это случилось в семидесятых годах прошлого века — коня назвали Мустангом Баки.

«Какого хера я рассказываю Сато эту дребедень? — недоумевал Ник. — Я даже не отдавал себе отчета в том, что знаю всю эту фигню».

Он попытался сжать челюсти, чтобы остановить поток этой ерунды, но обнаружил, что в буквальном смысле не может закрыть рот.

— Но это не Мустанг Баки, — продолжал гундосить Ник, пытаясь закованной левой рукой показывать вверх, на адского синего жеребца. — Этот безумный синий конь был изготовлен мексиканским скульптором Луисом Хименесом[35] — не ахти каким талантом. В основном Луис занимался изготовлением кузовов из стекловолокна для мексиканских спортивных машин. Он сделал коня по заказу Денверского международного аэропорта лет сорок назад. Хименес получил этот заказ только потому, что десятки миллионов долларов, выделенных на художественное оформление нового аэропорта, отдали меньшинствам — латинам, черным, индейцам, кому угодно: выбирайте, мол, сами. Кому угодно, кроме азиатов, проживающих в Колорадо. Вряд ли они были «меньшинством». Слишком умные. Так вот, в мэрском кресле тогда сидел чернокожий, и его жена возглавила комитет по распределению заказов на предметы искусства. Победителю следовало принадлежать к какому-нибудь из меньшинств и не требовалось быть настоящим художником, тем более хорошим художником.

Ник отвернулся от Сато и ударился лбом в боковое стекло. Красные лазерные точки передвинулись вместе с ним — прошлись по рукам, по груди.

— Пожалуйста, продолжайте, Боттом-сан, — сказал Сато. — Расскажите все, что знаете об этом коне.

Ник попытался сделать собственный голос неслышным для себя, прижав предплечья к ушам, но все равно воспринимал его — через кости черепа.

— Этот синий жеребец имеет высоту в тридцать два фута: больше, чем оригинальный Мустанг Баки. Обитатели маленького городка в Нуэво-Мексико, где жил покойный художник, считают его заколдованным. Изваяние упало на скульптора в студии и убило его, прежде чем Хименес успел закончить свою работу. Скульптуру установили в аэропорту в две тысячи восьмом году, и, согласно контракту, она должна была стоять там десять лет. Как только срок действия контракта истек, аэропорт и город избавились от нее. Она ужасала тех, кто впервые прилетал в Денвер, и вызывала ненависть местных. Департамент внутренней безопасности заменил Мустанга Баки на этого безумного заколдованного коня лет двенадцать назад, когда получил стадион в свое распоряжение. Лазеры служат для досмотра. Но если один из этих долбаных лучей попадет мне на сетчатку, я ослепну.

— Это все, что вы знаете о коне? — спросил Сато.

— Да! — завопил Ник и бешено затряс головой, натягивая цепочку наручников. Крупные пятна крови слились с лазерными точками на груди его свитера. — Сука ты, сука! Второй укол в ногу был с пфайцеровской[36] сывороткой правды, да?

— Конечно, — ответил Сато. — И если я дам вам еще один шанс, Боттом-сан, вы снова обманете нас и забросите расследование, чтобы немедленно забыться в флэшбэке?

— Да, конечно, — сказал Ник. — Можете не сомневаться, мистер Мото.[37]

— А вы бы меня убили, будь у вас такая возможность, Боттом-сан?

— Да, да, само собой! — завопил Ник. — Сука ты.

— Вы искренне верите, что есть вероятность раскрытия вами тайны убийства Кэйго Накамуры, Боттом-сан?

— Ни малейшей, — услышал свой ответ Ник.

Черные глаза оценивающе посмотрели на Ника, который в ответ уставился на японца. Наконец Ник выдавил из себя:

— Зачем вы привезли меня в ЦВС ДВБ?

Все в Колорадо знали, что внутрь черного маслянистого пирога попадали многие, но вот оттуда не выходил почти никто. Сато ответил ровным, как всегда, голосом:

— Боттом-сан, вы обманули одного из девяти федеральных советников Соединенных Штатов Америки. Вы нарушили свое слово и условия договора. Возможно, вы планировали убийство Хироси Накамуры.

— Что?! — закричал Ник, дергая руками так, что кровь из запястий брызнула на лобовое стекло и торпедо.

Сато пожал плечами.

— После надлежащего допроса они выяснят правду.

Ник чувствовал, что глаза его готовы выскочить из глазниц, как у безумного синего жеребца. Две широкие красные точки все двигались по забрызганной кровью рубашке на груди, словно окровавленные пальцы слепой любовницы.

— Ты такой же чокнутый, как этот чертов конь, Сато. Хочешь упечь меня в этот ад и заявить, что новое расследование не удалось. Тогда твой босс даст тебе разрешение на сэппуку.

Сато ничего не ответил.

«Ни хера у тебя не выйдет!» — закричал было Ник, словно второстепенный персонаж дешевого телесериала, но благодаря сыворотке правды получилось иначе:

— Все у тебя выйдет. Накамура тебе поверит. Ты должен будешь покончить с собой, искупая свою вину, а я сгнию здесь.

Сато смотрел на него еще несколько долгих мгновений, потом кивнул самому себе и поднял свою НИКК. Оба лазера в глазах синего коня переметнулись на карточку, потом один вернулся к Нику, а другой остался считывать данные.

Сато развернул «хонду» на мокром асфальте и поехал назад по сканирующему туннелю, потом по замусоренному пустырю, усыпанному гравием и влажным камнем. На месте пустыря прежде были жилые кварталы вокруг стадиона и парковка.

— Я думаю, Боттом-сан, — сказал Хидэки Сато, — что мы должны посетить место преступления.

2.01

Перекресток Десятки и Ла-Сьенеги, Лос-Анджелес

11 сентября, суббота

Билли Койн и Вэл вели остальных ребят вверх по бамбуковым лесам на обрушенную часть 10-го хайвея, где располагался Субботний открытый рынок. Вдруг сверху, с бетонки, и снизу, из города, раздались звуки: выстрелы из сотен стволов — АК-47, которые ни с чем не спутаешь, — усиленные динамиками крики муэдзинов, взывающих к правоверным с десятков лос-анджелесских минаретов, звон церковных колоколов в городе, крики с Субботнего рынка и с тенистых улиц внизу: «Аллах акбар! Аллах акбар!»