Избранное. Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Симмонс Дэн

Гор достал первое из двух посланий — он снял с оригинала копию, чтобы спрятать на берегу южнее, согласно распоряжениям сэра Джона, — проставил в нем дату и нацарапал свою подпись. То же самое сделал второй помощник капитана Чарльз Дево. Они свернули лист бумаги в трубку, положили в один из двух медных герметичных цилиндров, взятых в поход, и опустили цилиндр в середину полой пирамиды, после чего установили на место камни, которые предварительно вынули, чтобы получить доступ к тайнику.

— Ну что ж, — сказал Гор, — дело сделано.

Вскоре после того, как они дотащились до саней, чтобы приготовить полночный ужин, разразилась буря.

Дабы облегчить сани при переходе через гряду айсбергов, они оставили тяжелые одеяла из волчьих шкур, парусиновые подстилки и большую часть консервированных продуктов в укрытии на морском льду. Они рассудили, что, поскольку пища находится в запаянных жестяных банках, она не привлечет белых медведей, вечно вынюхивающих поживу, а даже если и привлечет, звери не смогут вскрыть банки. Они рассчитывали продержаться на острове два дня на урезанном пайке (плюс любая дичь, которую они сумеют подстрелить, разумеется, но при столкновении с суровой реальностью острова надежда эта начала угасать) и спать всем скопом в палатке.

Дево, руководивший приготовлением ужина, достал патентованный набор продуктов из специальной тары, представлявшей собой несколько хитроумно вставленных одна в другую плетеных корзин. Но три из четырех банок, выбранных для первого ужина на суше, оказались испорченными. Таким образом, у них осталось лишь по полпорции вчерашней соленой свинины на каждого — свинину мужчины любили, поскольку она очень жирная, но такого количества явно не хватало, чтобы утолить голод после столь трудного дня, — и последняя неиспорченная банка с этикеткой

 «Превосходный наваристый черепаховый бульон»

 который они терпеть не могли, по опыту зная, что бульон не превосходный, не наваристый, да и вряд ли черепаховый.

Доктор Макдональд с «Террора» последние полтора года — со времени смерти Торрингтона у острова Бичи — буквально помешался на качестве консервированных продуктов и при участии других врачей постоянно экспериментировал, пытаясь найти наилучшую диету, предотвращающую развитие цинги, и от старшего годами врача Гудсер узнал, что некий Стивен Голднер, поставщик из Хаундитча, добившийся заключения контракта с экспедицией благодаря чрезвычайно низким запрошенным ценам, почти наверняка обманул британское правительство и Службу географических исследований при военно-морском флоте Британии, поставив некачественные — а возможно, и опасные для жизни — пищевые продукты.

Мужчины разразились проклятиями, узнав, что содержимое банок протухло.

— Успокойтесь, ребята, — сказал лейтенант Гор, пару минут не пресекавший поток матросских ругательств, чтобы дать людям выпустить пар. — Что вы скажете, если сейчас мы начнем открывать одну за другой банки из завтрашнего рациона, пока не найдем достаточно неиспорченной пищи, чтобы насытиться, и просто примем решение вернуться к нашему складу на льду завтра к ужину, даже если таковой состоится в полночь?

Все дружным хором выразили согласие с поступившим предложением.

Две из следующих четырех банок оказались нормальными: в одной содержалось странное постное «ирландское рагу», которое в лучших обстоятельствах едва ли сочли бы съедобным, а в другой некая смесь с аппетитным названием «бычьи щечки с овощами», относительно которой мужчины сошлись во мнении, что мясные ингредиенты взяты из дубильной мастерской, а овощи из заброшенного овощехранилища. Однако это было лучше, чем ничего.

Но когда они поставили палатку, раскатали в ней спальные мешки, разогрели пищу на спиртовке и разобрали горячие металлические миски с едой, засверкали молнии.

Первая ударила в землю меньше чем в пятидесяти футах от них, заставив всех разом подпрыгнуть и просыпать из мисок свои бычьи щечки с овощами и рагу. Второй удар пришелся еще ближе.

Они бросились к палатке. Молнии одна за другой с оглушительным треском ударяли в землю вокруг подобием артиллерийских снарядов. Едва они успели забиться в коричневую брезентовую палатку — восемь мужчин в укрытии, рассчитанном на четырех человек с легким снаряжением, — как матрос Бобби Терьер взглянул на металлические шесты палаточного каркаса и со словами «ох, твою мать» рванулся к выходу.

Снаружи шел град величиной с крикетный мяч, высекавший из льда осколки, взлетавшие на добрых тридцать футов. Полночные арктические сумерки озарялись молниями столь часто, что они накладывались друг на друга и небо сверкало ослепительными вспышками, оставлявшими черные пятна остаточных изображений на сетчатке глаза.

— Нет, нет! — проорал Гор, перекрывая грохот грома. Он рывком оттащил Терьера от выхода обратно в переполненную палатку. — Куда ни сунься, мы здесь самые высокие существа.

Отбросьте шесты по возможности дальше, но оставайтесь под брезентом. Заберитесь в спальные мешки и лежите пластом.

Мужчины бросились выполнять приказ; пряди длинных волос, выбивавшиеся из-под «уэльских париков» или вязаных шапок, трепыхались и извивались подобием змей над шерстяными шарфами, обмотанными вокруг шеи. Гроза неистовствовала все сильнее, и от грохота грома закладывало уши. Град яростно молотил по спинам, прикрытым брезентом и одеялами, точно тысяча огромных кулаков, избивающих до синяков. На самом деле Гудсер стонал скорее от страха, нежели от боли, хотя непрерывно сыпавшиеся на голову и спину удары являлись самым жестоким избиением из всех, какие он претерпел со времени своего обучения в привилегированной частной школе.

— Господи Иисусе, твою мать! — выкрикнул Томас Хартнелл, когда град усилился и молнии засверкали чаще.

Все мало-мальски здравомыслящие мужчины уже лежали под своими спальными мешками, а не в них, прикрываясь от града двумя слоями плотного шерстяного одеяла вместо одного. Брезент палатки грозил всем смертью от удушья. Тонкая просмоленная парусина под ними нисколько не спасала от холода, поднимавшегося снизу, пробиравшего до костей, безжалостно остужавшего нагретый дыханием воздух.

– Разве грозы бывают, когда так холодно? — прокричал Гудсер Гору, который лежал рядом с ним в куче перепуганных мужчин.

– Такое случается, — проорал в ответ лейтенант. — Если мы решим перебраться с кораблей в лагерь на суше, нам придется взять с собой чертову уйму громоотводов!

Именно тогда Гудсер услышал первый намек на вероятность, что они покинут корабли.

Молния ударила в ледяной валун футах в десяти от палатки, возле которого они сидели во время своего прерванного ужина, и отрикошетила к валуну высотой не более трех футов, сверкнув у них прямо над головами, прикрытыми брезентом, — и все до единого мужчины прижались к земле плотнее, словно пытаясь продраться сквозь парусиновую подстилку и зарыться поглубже в мерзлую гальку.

— О господи, лейтенант Гор, — выкрикнул Джон Морфин, чья голова находилась ближе прочих к входному отверстию рухнувшей палатки, — кто-то ходит там, в этом аду кромешном!

Все восемь членов отряда находились в палатке.

– Неужели медведь? — проорал Гор. — Бродит вокруг в такую грозу?

– Слишком крупен для медведя, лейтенант, — прокричал Морфин. — Это…

Тут молния опять ударила в ледяной валун неподалеку от палатки, а удар следующей молнии пришелся так близко, что наэлектризованный брезент над ними резко всколыхнулся, и все припали к земле еще плотнее, прижались лицом к холодной парусине и оставили всякие разговоры, чтобы вознести к небу мольбы о спасении.

Яростная атака — а Гудсеру все происходящее представлялось некой атакой древних богов, разъяренных их самонадеянным решением зимовать в царстве Борея, — продолжалась почти час, пока наконец последние раскаты грома не стихли в отдалении и вспышки молний не стали реже и не переместились на юго-восток.

Гор выбрался из-под брезента первым, но даже этот бравый лейтенант — практически не ведавший страха, насколько знал Гудсер, — не поднимался на ноги целую минуту, если не дольше. За ним все остальные на четвереньках выползли наружу и замерли на месте, ошеломленно озираясь вокруг и словно вознося мольбы или хвалы Всевышнему. В небе на востоке сверкали узоры разветвленных молний, гром все еще грохотал над плоским островом достаточно громко, чтобы они кожей ощущали звуковые волны и зажимали уши ладонями, но град прекратился — двухфутовый слой разбитых белых шариков устилал берег, насколько хватало глаз, — и минуту спустя Гор встал и начал оглядываться по сторонам. Потом все остальные поднялись на ноги, медленно, неуклюже, ощупывая конечности — сплошь покрытые синяками, полагал Гудсер на основании своих собственных болевых ощущений. Черные тучи затягивали сумеречное небо на юге достаточно плотно, чтобы казалось, будто на землю опускается настоящая ночная тьма.