Милосердие - Рада Джонс

связано с настоящим и будущим. Вот оно, прошлое, у нее под сердцем. Живот растет, Эрик заметит его со дня на день. Прошлое, настоящее и будущее сплетены воедино. Хватит прятать голову в песок. Она не страус.

— Эх, если бы это и впрямь было так.

— Но ведь так и есть на самом деле. К черту все то, что было раньше. Сейчас важно настоящее. Важно будущее. Наше будущее.

Нет, это совершенно невыносимо.

— Эрик, я беременна.

На мгновение у него в глазах мелькнула растерянность. А в следующую секунду парень просиял.

Тейлор прекрасно все поняла. Даже врать не пришлось: он сразу решил, что ребенок от него. Как же хочется смолчать!

— Но это… это замечательно! Я…

— Не от тебя.

Он нахмурился.

— Ребенок не от тебя.

Вот и все.

Пламя в глазах Эрика погасло. Остался лишь пепел. На несколько мгновений его лицо исказила такая мука, что он стал похож на картину Мунка «Крик». Эрик разжал пальцы, и его руки безвольно повисли вдоль туловища, словно сухие сучья.

— Прости, — прошептала девушка.

Он кивнул. У Тейлор было такое чувство, словно она ударила его.

— Прости, Эрик, — повторила она.

И тут он сорвался с места. Он не шел, а бежал; мчался так, будто за ним гналась стая волков.

Тейлор смотрела ему вслед, надеясь, что он остановится, развернется, двинется обратно к ней. Она бы смогла ему все объяснить.

Но он не остановился.

Что мне теперь делать?

Ее с новой силой охватила тоска. На душе царила звенящая пустота. Пустота и боль. Будто внутри проделали огромную черную дыру.

Она вспомнила о пистолете, который отец хранил у себя в сейфе.

Она знала код. Возьмет пистолет и отыщет укромное место.

И всё. Конец страданиям. Не надо больше мучиться, стыдиться. Ни тебе бессонных ночей, ни кошмаров, ни страхов, что ребенок родится с отклонениями.

Ей не придется встречаться с отцом, который всегда ее любил и верил ей. Она не увидит разочарование в папиных глазах. И больше никогда не услышит от матери осточертевшее «А я тебе говорила!». Да, надо было ее слушать. Тогда все сложилось бы иначе. Чуть лучше. Потому что хуже просто некуда.

Самым коротким путем Тейлор добралась до дома отца. Еще было достаточно рано. Эмбер, его новая жена, скорее всего, на работе, а девочки в школе. По идее, дома только собаки. Вот и хорошо, они не станут лезть с расспросами.

Тейлор оказалась права. Тельма и Луиза, виляя хвостами, запрыгали вокруг нее, требуя ласки. Она их погладила, почесала и, отогнав от себя, направилась в кабинет отца.

Там царил полумрак: перед уходом Виктор задернул шторы. Код сейфа он менять не стал: это был по-прежнему день рождения матери Тейлор. Девушка взяла пистолет и патроны, рассовала по карманам. Оглянулась напоследок. Всё как прежде, только на столе появилась новое фото в рамке. Снимок с изображением Эмбер, Опал и Айрис был сдвинут в сторону, а центральное место занимала фотография, на которой были запечатлены Эмма и Тейлор. Виктор сделал этот снимок перед отъездом дочери в реабилитационный центр. Тейлор улыбалась, сияя от счастья, ее темные волосы трепал ветер. Эмма, стоявшая у нее за спиной, смотрела в камеру. Глаза мамы цвета крепкого кофе улыбались. Глаза, преисполненные любви, нежности, понимания… Сейчас мама будто смотрела Тейлор прямо в душу, словно догадываясь о том, что затеяла дочь. Как всегда.

Тейлор опрокинула рамку с фотографией изображением вниз и вышла.

Некоторые родители просто невыносимы.

Глава 22

Ангел

— Мама! Мамочка!

Я заглядываю в четырнадцатую палату. Пациентка плачет, прижимая к себе плюшевого мишку.

Она уже не девочка. Причем очень давно. Некогда зеленые глаза выцвели, сделавшись почти белыми. Кожа такая тонкая, что кажется прозрачной.

Захожу в палату.

— Ты моя мама?

— Нет.

Боже упаси.

Ее мать давно на том свете. Где уже оказалась бы и сама больная, будь Господь милостив. Но она все еще жива.

— Ты можешь позвать маму?

Я заглядываю в ее карточку. Элла. Девяносто лет.

— Чего ты хочешь, Элла?

Она улыбается.

— Можно мне печеньку?

— Сейчас принесу.

В комнате отдыха вроде лежало печенье с шоколадной крошкой.

— Вот, Элла, держи.

— Спасибо, мамочка. А где молоко?

Молоко ей еще. Приношу молоко.

Пытается разжевать беззубыми деснами печенье. Давится.

Я отбираю угощение.

— Моя печенька! Моя!

Быстро просматриваю карточку. Дисфагия — расстройство глотания. Только жидкая пища.

Ей девяносто, она хочет к маме и даже печенье съесть не может. Роняет лакомство и поднимает крик.

Так-так-так, Элла, и чем же тебе помочь?

Фентанила у меня не хватит, инсулина под рукой нет. Придушить подушкой? Не вариант. Слишком голосистая.

На стойке я замечаю гипертонический соляной раствор. Используется для уменьшения объемов мозга. Его прописывают перед операциями; пациента, которому предназначался раствор, перевели. Как же хорошо, что наш фармакологический отдел так медленно работает.

Не знаю, сработает ли раствор. И если да, то насколько быстро. Впрочем, какая разница? Куда торопиться? Бабуля ждала аж девяносто лет, потерпит еще чуть-чуть.

Я даю старушке еще одно печенье и, стараясь не терять ни секунды, ввожу в капельницу соляной раствор.

Сердце так и заходится. Делать мне в этой палате нечего; если меня здесь застукают — все пропало. Старуха закреплена не за мной, а за Беном. А ну как он войдет? Надо поскорее сваливать. Как бы капельницу не испортить.

Дверь открывается. Делаю вид, что проверяю капельницу.

Женщина-рентгенолог. Улыбаюсь.

— Зайдите в десять, пожалуйста.

Она уходит. Выдыхаю. Да так и обоссаться от страха можно.

Соляной раствор почти полностью введен. Бабуля все еще мусолит печенье. Пожалуй, я совершаю весьма опрометчивый поступок.

Интересно, что станет с мозгом у бабки? Съежится? Или, наоборот, распухнет? Думаю, съежится. Скорее всего. Неважно. Больше на такое безумство я не пойду.

Надо достать калий в таблетках. Растолку и буду вводить внутривенно. Должно сработать.

Не особо стерильно? Ну и что с того? Смерть наступит куда раньше, чем начнется сепсис.

Глава 23

К началу следующей смены Эмма позабыла о Майке и тревожившем ее ощущении, что в отделении творится что-то странное. Она недавно закончила с пациентом в девятой палате, который жаловался на опухшее колено. Эмма вытянула из колена полный шприц жидкости насыщенного желтого цвета — целых тридцать миллилитров. Жидкость была настолько прозрачной, что, глядя сквозь нее, удалось бы прочитать печатный текст. Превосходно. Колено выглядит безобразно, зато жидкость чистая. Сепсиса нет. Может, подагра? Вернувшись к себе за стол, она обнаружила, что ее ждет Алекс. Из-за