Прочь из моей головы - Софья Валерьевна Ролдугина

паршиво – только родителей пугать или учителей, но с возрастом вроде бы навык развился достаточно, чтобы посетители в «Норе» не шарахались от мрачной баристы и не принюхивались к своему кофе с подозрением.

– Да давненько, – буркнула женщина, кутаясь в шаль. – Я хозяйка вообще-то.

– О, здорово! – вполне искренне обрадовалась я: следующий формальный вопрос, о том, местная ли она, отпадал. – И много у вас посетителей в это время года?

– Да хватает…

– А летом места бывают? Или заранее надо бронировать?

– Да от года зависит…

– Нравится вам здесь?

– Да по-разному…

Через три или четыре «да» я заметила, что собеседница расслабилась, и рискнула задать один из вопросов, которые меня действительно интересовали:

– У вас тут такие мосты интересные… Их делал один архитектор?

Женщина посмотрела на меня странно:

– Да нет, какой один? Самому старому лет триста, новый уже при мне построили. Все разные.

– Самый старый… – протянула я, опираясь на стойку, и уставилась на хозяйку гостиницы в упор. – Это который, Мост Фей? Почему он так называется, кстати? Там феи живут?

Как известно, если у вас есть идиотские вопросы – задавайте их с максимально серьёзным выражением лица, чтобы собеседник постеснялся заржать в ответ.

– Да какие-то живут, – огорошила меня хозяйка, поддёрнув шаль на плечах. – Сама не видела, только слышала.

От удивления я даже забыла изобразить приличествующие случаю чувства и застыла истуканом секунд на десять.

– И… что именно вы слышали?

– Да смех, – откликнулась женщина так же равнодушно. – Хи-хи да хи-хи. Ну его, что про чертовщину на ночь разговаривать, – и она нагнулась, чтобы постучать по дереву.

После этого беседа как-то не клеилась, и я обрадовалась, когда вернулся Йен – тоже, кстати, подозрительно довольный.

– Нашёл что-то? – не удержалась я и шепнула на лестнице.

– Кое-что, – мурлыкнул он, приобнимая меня. – В комнате покажу.

Очутившись в номере, мы сразу завалились на кровать – вовремя, потому что ноги уже не держали. Йен тут же втиснул меня в подушки и прижался щекой к щеке, но не успела я настроиться на нежности, как он интригующе шепнул:

– Смотри, – и принялся пролистывать фотографии на экране телефона.

Их было немного, с дюжину, и почти сразу я уловила закономерность, но не смогла в неё поверить.

– Говори, – подначил он меня. – Ну же, будь смелее. Больше доверяй своим глазам.

Я выдохнула на раз-два и ещё раз пролистала снимки, уже вдумчиво, а потом предположила осторожно:

– Это три номера, да? Наш и два соседних. Но почему в дверях всё время разные люди? Не могут же восемь человек в одной комнате жить…

Мой ответ изрядно развеселил Йена.

– И да, и нет, смотря с какой точки зрения. Одновременно – да, тесновато будет, но вот если раскидать их во времени…

Намёк был таким прозрачным, что сложно было не догадаться, но столь невероятным, что я никак не решалась озвучить выводы.

– Значит, раскидать, – вырвался у меня нервный вздох.

– Именно, сладкая.

– Но отсутствовал ты четверть часа.

– Совершенно верно. Двенадцать минут, если быть точным – не так уж много надо, чтобы вскрыть дверь чарами и заглянуть внутрь.

Я перевернулась на бок, чтобы поощрительная улыбка и сияющие глаза не сбивали меня с толку, но совершенно напрасно: поцелуи в шею столь же прекрасно выполняли отвлекающую функцию.

– То есть ты хочешь сказать, – очень медленно начала я, – что ты четыре раза постучался в эти три комнаты, и каждый раз внутри были другие люди?

– Не стучался, а взламывал, и не четыре раза, а больше, – откликнулся он охотно и запустил нахальные руки под мой свитер. Очень нахальные… ох. – Но разные постояльцы закончились на четвёртом круге. А жаль, было интересно. Но это объяснило, почему бронирований в несколько раз больше, чем комнат. И почему здесь не подают завтрак. Это была бы весьма, м-м, разорительная статья.

Самоконтроль у меня начал неторопливо уплывать в дальние края, но занудство пока было сильнее.

– То есть… объяснило?

– Здесь есть не только разные номера, но и разные варианты одних и тех же номеров, мой любопытный котёночек. Параллельный мир, только в масштабах одной комнаты. И с мостами, подозреваю, то же самое, хотя и в иных масштабах… А теперь, когда интерес удовлетворён, самое время удовлетворить что-нибудь другое… как полагается взрослым, м-м… совершеннолетним, хм-м… законным супругам. Что думаешь?

Честно говоря, думать у меня в таком состоянии, как сейчас, не получалось в принципе. Свет в номере померк – не выключился, а точно размазался по стенам и потолку, размывая их; воздух в комнате сгустился и будто бы стал потрескивать – беззвучно, на уровне фантомных ощущений. Йен нависал надо мной, упираясь руками в подушки, и просто смотрел – но этого хватало, чтобы дыхание стало рваным.

Я уже не могла понять, вернул ли он себе привычный возраст – или накинул пару лет для приличия, или просто он всегда так менялся, когда становился серьёзным, и призрачный розовый дурман расходился от него волнами, накатывал – плотный, как вода, тёплый, трепещущий…

– Оставь себе длинные волосы, у меня новый фетиш, – попросила я хрипло.

Йен опустил ресницы – и медленно стянул чёрную ленту. Шёлк волос рассыпался по плечам; одна прядь свесилась и чиркнула мне по лицу. Я, кажется, вовсе забыла, как дышать, а Йен склонился ниже и шепнул:

– Мне понравилось, как ты обошлась с этой лентой днём. Может, повторим?

– Что именно? – бездумно ответила я, и тут взгляд уткнулся в решётку-кружево в изголовье кровати.

– Мне нравится ход твоих мыслей, – интригующе шепнул Йен и перекатился так, что я оказалась сверху, а потом поднял руки к решётке. – Но знаешь, милая, тогда тебе придётся взять инициативу на себя.

Меня бросило в жар.

«Придумал тоже чем угрожать», – подумала я, но вслух ничего не сказала.

…наверное, даже чародеи не изобрели ещё способ целоваться и говорить одновременно.

Проснулись мы опять подростками и очень по-подростковому: в обнимку, с перепутанными, как лианы, руками и ногами, на скомканных простынях и с обострением лени в той стадии, когда лежать уже невозможно, но первым