Последнее правило - Пиколт Джоди Линн

«F#»,[19] — гласит послание.

В ту же секунду я понимаю, что он, как я и велел, дает мне знать, что ему необходим перерыв.

— Ваша честь, — встаю я. — Можно объявить короткий перерыв?

— У нас только что был перерыв, мистер Бонд, — отвечает судья, потом смотрит на Джейкоба, чье лицо становится пунцовым. — Пять минут, — объявляет судья.

Мы с Эммой — я с одной стороны, она с другой — тащим Джейкоба по проходу в комнату сенсорной релаксации.

— Продержись еще тридцать секунд, — успокаивает Эмма. — Еще десять шагов. Девять… восемь…

Джейкоб ныряет за занавеску и оборачивается к нам лицом.

— Бог мой! — вопит он, на его лице блуждает улыбка. — Разве не грандиозно?

Я изумленно таращусь на него.

— Да ведь в этом же и была вся соль. Они наконец-то поняли. Я инсценировал место происшествия, а копы все поняли, даже ложные следы. — Он тычет мне пальцем в грудь. — Отличная работа!

За моей спиной рыдает Эмма.

Я не смотрю на нее. Не могу.

— Я все улажу, — обещаю я.

В тот момент, когда я встаю для перекрестного допроса детектива Метсона, мне кажется, что между нами происходит своего рода состязание. Он смотрит на Эмму — у нее до сих пор заплаканные глаза и опухшее лицо, — а потом, прищурившись, на меня, как будто всему виной я, а не он. От этого мне еще больше хочется его задушить.

— В вашу первую встречу с Джейкобом у него дома, детектив, — начинаю я, — он цитировал вам «Терминатора», верно?

— Да.

— В вашу вторую встречу с Джейкобом… он предложил вам провести ряд экспертиз рюкзака?

— Да.

— Сколько именно?

— Несколько.

Я хватаю блокнот, лежащий перед Джейкобом.

— Он предлагал провести анализ ДНК на ремнях рюкзака?

— Да.

— И анализ на наличие спермы на белье?

— По-видимому.

— Использовать люминол?

— Вроде да.

— А нингидрин на открытке в рюкзаке?

— Послушайте, я всего не помню, но вполне вероятно.

— По-видимому, детектив, — замечаю я, — Джейкоб лучше разбирается в работе полиции, чем вы.

Он прищуривается.

— С местом преступления он точно был знаком лучше меня.

— Эти блокноты для заметок, которые вы обнаружили… Вы их все прочли?

— Да.

— Что в остальных ста пятнадцати блокнотах?

— Краткий обзор серий «Блюстителей порядка», — отвечает он.

— Вы знаете, что такое «Блюстители порядка», детектив?

— А кто сейчас этого не знает? Это телевизионный сериал о работе полиции — его, наверное, уже и на Марсе смотрят.

— Вы его когда-нибудь смотрели?

Он смеется.

— Стараюсь не смотреть. Не слишком похоже на правду.

— Значит, там преступления ненастоящие?

— Да.

— Тогда будет ли соответствовать истине утверждение, что сто шестнадцать блокнотов, которые вы изъяли в комнате Джейкоба, исписаны вымышленными преступлениями?

— Да, — отвечает Метсон, — но я считаю, что преступление, описанное в сто шестнадцатом блокноте, совсем не вымышленное.

— Откуда вы знаете? — Я подхожу к нему ближе. — Ведь если разобраться, детектив, в новостях сообщили об исчезновении Джесс Огилви еще до того, как к вам попали эти блокноты, не так ли?

— Да.

— Ее имя упоминалось в новостях, ее родители просили помочь в расследовании преступления?

— Да.

— Вы заявили, что Джейкоб появлялся на местах происшествий с желанием помочь, я правильно понял?

— Да, но…

— Он когда-либо огорошивал вас своими познаниями?

Метсон колеблется.

— Да.

— Следовательно, допустимо предположить, особенно принимая во внимание его личное знакомство с жертвой, что он воспользовался блокнотом не для того, чтобы похвастаться совершенным убийством… а скорее для того, как он поступал со всеми сериями «Блюстителей порядка», чтобы помочь раскрыть дело? — Не давая ему времени ответить, я поворачиваюсь к присяжным. — Больше вопросов не имею, — говорю я.

Со своего места встает Хелен.

— Детектив Метсон, — начинает она, — вы не могли бы прочесть примечание внизу первой страницы этого блокнота?

— Тут написано: «Раскрыто: мной, двадцать четыре минуты».

— А примечание на странице шесть?

— «Раскрыто: полицией, сорок пять минут… Хорошая работа!»

Она подходит к Метсону.

— У вас есть какие-либо предположения о том, что означают эти примечания?

— Джейкоб мне сам рассказывал, когда я первый раз увидел, как он делает записи в блокноте. Он отмечает, смог он или не смог раскрыть дело, до того как его раскрыли телевизионные детективы, и сколько это заняло времени.

— Детектив, — просит Хелен, — прочтите примечание на странице четырнадцать, под заголовком «В ее доме», которое вы уже читали для нас раньше?

Он бросает взгляд на страницу.

— Тут написано: «Раскрыто: мною».

— Есть что-нибудь примечательное в этой записи?

Метсон смотрит на присяжных.

— Она подчеркнута. Десять раз.

ТЕО

За обедом именно я замечаю, как мой брат припрятывает нож.

Сперва я молчу. Но все отлично вижу: как он замирает над своим желтым рисом и омлетом, отковыривает зернышки от початка кукурузы, а потом большим пальцем толкает нож к краю стола, и тот падает ему на колени.

Мама без умолку говорит о суде: жалуется на кофейный автомат, который готовит холодный кофе; обсуждает завтрашний костюм Джейкоба; вспоминает защиту, которая завтра утром должна представить свои доказательства. Похоже, никто ее не слушает: Джейкоб пытается не дергать плечами, а сам заворачивает в салфетку нож, я же стараюсь следить за каждым его движением.

Когда он встает из-за стола, а мама прерывает этот процесс резким, натужным кашлем, я не сомневаюсь, что сейчас она задаст ему за украденную кухонную утварь. Но вместо этого она говорит:

— Ты ничего не забыл?

— Прошу прощения, — бормочет Джейкоб, через минуту моет тарелку и несется наверх.

— В чем, собственно, дело? — удивляется мама. — Он почти ничего не ел.

Я запихиваю остатки еды в рот и бормочу извинения. Я спешу наверх, но Джейкоба в спальне нет. Дверь ванной комнаты широко открыта. Такое впечатление, что он просто исчез.

Вхожу в собственную спальню и внезапно оказываюсь прижатым к стене с ножом у горла.

Ладно, я просто хочу признаться, что тягостно уже не в первый раз оказываться вовлеченным в инсценировку брата. Я делаю то, что наверняка сработает: я кусаю его за запястье.

Думаете, он понимает, что я хочу его укусить? Нет. Нож падает на пол, я бью его локтем в живот, он сгибается пополам и мычит.

— Что, черт побери, ты делаешь? — кричу я.

— Тренируюсь.

Я хватаю нож и бросаю его в ящик своего письменного стола — тот, который я стал держать на замке, когда научился прятать вещи от Джейкоба.

— Тренируешься убивать? — воплю я. — Ты чокнутый дебил! Поэтому тебя и судят за убийство.

— Я не хотел причинить тебе вред, — Джейкоб тяжело опускается на мою кровать. — Кое-кто подозрительно на меня сегодня смотрел.

— Думаю, многие в зале суда смотрели на тебя с подозрением.

— Но этот тип пошел за мной в уборную. Я должен себя защитить.

— Верно. И что, по-твоему, произойдет завтра, когда ты войдешь в здание суда и начнет звенеть металлодетектор? И на глазах у идиотов-репортеров из твоего носка достанут нож?

Он хмурится. Один из его безрассудных планов — планов, которые он никогда тщательно не продумывает. Например, как два месяца назад он вызвал полицию, чтобы нажаловаться на маму. Для Джейкоба, я уверен, все совершенно логично. Для остальных — не очень.

— А если бы я был нормальным? — спрашивает Джейкоб. — А что, если причина моего поведения и причина моего мировоззрения кроется в том, что на меня постоянно не обращают внимания? Если бы у меня были друзья, ну, ты понимаешь, то я, возможно, не совершал бы поступки, которые кажутся окружающим странными. Это подобно бактерии, которая развивается только в вакууме. Может быть, нет никакого синдрома Аспергера. Может быть, так происходит с человеком, когда он не такой, как все.