Юхан Теорин - Мертвая зыбь

Ознакомительный фрагмент

Морская вода плескалась у самого края борта, и казалось, что она вот-вот хлынет в лодку.

Два грузчика залезли в лодку и уселись на камень. Они, как на постаменте, возвышались над маленьким девятилетним мальчиком, который от этого казался еще меньше. Мальчик украдкой посмотрел на Нильса, потом взял свой деревянный черпак и начал вычерпывать воду, просачивающуюся сквозь неплотно пригнанные доски днища.

Нильс крепко уперся ногами и взялся за весло. Тяжело нагруженная лодка медленно стала скользить по воде к шхуне. Там только что разгрузили другую лодку.

Нильс без передышки работал веслом. Он стер руки в кровь, все мышцы болели, спину ломило. Больше всего на свете он хотел сейчас услышать грохот мотора немецкого бомбардировщика.

Наконец лодка легонько стукнулась о борт корабля, грузчики быстро прицепили чалы,[22] нагнулись, крепко взялись за камень и начали один за другим поднимать их на борт.

— А ну-ка поднажмем! — заорал Ласс-Ян.

Он стоял на палубе в замызганной рубашке, из-под которой торчало пузо.

Люди перевалили камни через релинги,[23] подтащили вперед к отрытому люку трюма и аккуратно опустили вниз по широкой доске, как по направляющей.

У Нильса теперь появилась дополнительная обязанность — помогать с выгрузкой.

Он поднял один камень, другой, третий, и тут, когда Нильс перевалил через релинг на корабль очередной камень, он немного замешкался и камень упал обратно в лодку. И не просто упал, а грохнулся прямо на пальцы левой ноги Нильса. Ему дьявольски больно.

У Нильса потемнело в глазах. Ничего не видя, он опять схватил каменный блок и плюхнул его на палубу корабля, совершенно не заботясь о том, куда тот свалился.

— Плевать я хотел на все это, — бормотал он себе под нос, переводя взгляд с неба на землю, и сел на свое место у весла.

Нильс распустил шнурки, дотронулся до отчаянно болевших пальцев и осторожно попробовал надавить на них рукой чуть сильнее. Может быть, они и сломаны.

Уже без его участия из лодки достали последний блок, и грузчики запрыгнули на борт «Ветра», чтобы аккуратно опустить блок в трюм.

Рулевой Йохан Алмквист поднялся вслед за ними. В лодке остались только Нильс и мальчик-черпальщик.

— Кант! — наверху появился Ласс-Ян и перегнулся через перилла. — Давай поднимайся и помогай.

— Я поранился, — ответил Нильс и сам удивился тому, насколько спокойно он это сказал, потому что у него в голове сейчас с ревом, как рой разъяренных пчел, носилась целая эскадрилья бомбардировщиков. — Очень спокойно он положил руку на свое весло. — Я пальцы на ноге сломал.

— А ну-ка вставай!

Нильс повиновался. На самом деле ему уже было не особенно больно. Ласс-Ян посмотрел на него и покачал головой.

— Поднимайся и грузи, Кант.

Нильс замотал головой, по-прежнему держась за весло. Бомбы опять со свистом пролетели у него в голове.

Он двинул веслом, вытащил его из уключины,[24] приподняв на десяток сантиметров.

— Пальцы на ноге сломал…

Один из грузчиков, невысокий широкоплечий малый, Нильс не помнил, как его звали, тоже перегнулся через релинги рядом с Ласс-Яном.

— Давай тогда чеши к мамочке, — ехидно сказал он.

— Сейчас я это организую, — пообещал бригадир, поворачиваясь к грузчику.

Это было с его стороны ошибкой, Ласс-Ян не заметил, как весло Нильса недвусмысленно взметнулось в воздух. Широкая лопасть весла попала ему прямо в голову, Ласс-Ян выдохнул что-то вроде «ух», его колени подогнулись.

— Я твой хозяин! — орет Нильс.

Он не без труда балансировал на краю лодки, но снова замахнулся веслом. На этот раз весло опустилось бригадиру на спину. Нильс с удовольствием наблюдал, как Ласс-Ян, словно мешок с мукой, перевалился через борт в воду.

— Чтоб тебя черти взяли! — кричит кто-то на шхуне.

И одновременно раздался очень солидный и звучный всплеск — это Ласс-Ян шлепнулся в воду между судном и лодкой.

С берега доносились какие-то крики, но Нильсу сейчас было на это наплевать: он должен закончить с Ласс-Яном, порешить его. Он поднял весло и рубанул им по воде, край лопасти попал по вытянутым рукам Ласс-Яна, точнее — по пальцам, раздался противный сухой треск. Голова бригадира запрокинулась и ушла под воду.

Но Нильс успел ударить веслом еще раз. Тело Ласс-Яна исчезло в потоке бело-серебристых пузырьков. Нильс опять размахнулся — он намеревался продолжать.

И тут что-то со свистом пронеслось мимо его уха и попало прямо по его левой руке. Пальцы затрещали, от боли парализовало руку. Нильса отбросило в сторону. Он больше не мог держать весло, и оно со стуком упало в лодку. Он крепко зажмурился, потряс головой, а потом посмотрел наверх: грузчик, который над ним насмехался, стоял у релингов и держал в руках багор. Он воззрился на Нильса: взгляд у грузчика был какой-то странный, удивленный, испуганный и решительный.

Грузчик подтянул багор к себе и взмахнул им в воздухе. Но на этот раз Нильс успел подхватить весло и оттолкнуться им от шхуны. От его толчка лодка медленно двинулась к берегу.

Грузчики остались на корабле, Ласс-Ян пошел на дно морское, и довольный Нильс опять вставил весло в уключину.

Он греб прямо к берегу. Сломанные пальцы левой руки содрогались от боли. Маленький мальчик-черпальщик, скрючившись, сидел впереди и дрожал, как живое носовое украшение.

— Давай вытаскивай его! — крикнул кто-то сзади.

У борта шхуны послышались плеск и крики. Обессиленное тело Ласс-Яна вытащили из воды, подняли, перевалили через релинг на палубу «Ветра». Бригадир наконец оказался в безопасности. Он откашлялся, выплескивая воду, жадно хватал воздух, пытаясь отдышаться. Ласс-Яну здорово повезло, потому что он не умеет плавать. А Нильс был одним из немногих в поселке, кто овладел этим искусством.

Нильс смотрел вдаль — туда, где вытянулась прямая линия горизонта. Там, вдали, солнце нашло прорехи в облачном одеяле, вода сверкала, как будто бы море там было сделано из серебра.

Сейчас Нильс чувствовал себя очень хорошо, мешала только боль в левой руке. Сейчас он всем показал, кто настоящий владелец Стэнвика, а скоро он станет хозяином всего Северного Эланда и защитит его, когда понадобится, даже ценой своей жизни.

Киль[25] лодки царапал по камням, Нильс опять поднял весло и выпрыгнул на берег. Он был наготове, хотя на него никто не собирался нападать. Наверху, на краю обрыва, как окаменевшие, стояли мужчины, женщины, дети. Они молча, испуганными глазами смотрели на Нильса. А Майя Нюман готова была расплакаться.

— Катитесь вы все к чертовой матери! — крикнул им Нильс и швырнул весло на камни перед собой.

Потом он повернулся, чтобы бежать обратно в поселок, домой, к маме Вере, в их большой желтый дом в саду.

Но ни его мать и ни кто другой не знают, не знают того, что прекрасно известно самому Нильсу, — он предназначен для великих свершений. Его удел — нечто грандиозное, такое, как, скажем, война. Настанет день, и о нем заговорят по всему Эланду. Он, Нильс, был в этом уверен.

4

Йерлоф Давидссон сидел в своей комнате в доме для престарелых и ждал дочь.

Перед ним лежал свежий экземпляр «Эландс-постен». Йерлоф читал заметку о том, как в Кастлёсе на юге Эланда исчез восьмидесяти однолетний впавший в маразм старик. Старик вышел ненадолго прогуляться и пропал. Полиция и добровольцы прочесали пустошь, на поиски вызвали даже вертолет. Но минувшая ночь выдалась очень холодной, и не было практически никакой надежды, что пропавшего удастся найти живым.

Восемьдесят один год и маразм. Йерлоф был лишь на год моложе, скоро ему должно исполниться восемьдесят, а это, как ни гляди, возраст приличный. В том, что бесследно исчез старик, есть хоть какая-то доля логики, но, когда пропадает ребенок, это странно. Йерлоф сложил газету и посмотрел на часы: четверть четвертого.

— Я рад, что ты приехала, — сказал он тихонько, потом сделал паузу, откашлялся и продолжил: — Ты все такая же красивая, Джулия. Хорошо, что ты сейчас на Эланде, потому что есть кое-что важное, что мы с тобой должны сделать. Да и не только мы с тобой, кое-чем тебе придется заняться самой. И потом, нам надо с тобой поговорить… Я знаю, что я, наверное, не был для тебя хорошим отцом: я редко бывал дома, и ты с сестрой оставалась дома с Эллой, в Боргхольме, а я ходил в море. Но я там работал, был капитаном и перевозил грузы по Балтике, поэтому мне приходилось часто оставлять семью… Но теперь я здесь, мои путешествия закончились.

Йерлоф помолчал и посмотрел на письменный стол. Он заранее написал свой будущий разговор с Джулией в книжке. После того как Джулия сказала, в какой день приедет, Йерлоф начал репетировать их предстоящую беседу. Сейчас он послушал себя в очередной раз — звучало паршиво. А должно было получиться по-другому — обычный разговор отца со своим ребенком.