Код Адольфа Гитлера. Финал - Владимир Иванович Науменко

дружно промаршировали под Бранденбургскими воротами, оправились от жестокого поражения в своей истории и ещё поработали на этапах и стройках коммунизма. Необходимо создать запас продовольствия. Проследите, чтобы не возникли случаи воровства, а то у нас, русских, случай в подобных делах превращается в неизбежность. Для надёжной охраны пленных на армейских пунктах и для последующего их конвоирования во фронтовые лагеря в распоряжение начальника тыла армии выделить два-три стрелковых батальона. Неужели скоро всё закончится? С этим отрадным для нашей страны фактом придётся смириться. Злейший враг вот-вот капитулирует. Поэтому совместно с Берией заранее наметьте места для разоружения и пути вывода частей противника из города на армейский пункт сбора военнопленных.

– Так и будет сделано, товарищ Сталин! – кивнул Антонов: а как же иначе! – С первого мая мы направим военнопленных во фронтовые лагеря.

– Вы можете назвать места, где это произойдёт? – напоследок поинтересовался Сталин.

– Да, товарищ Сталин! – ответил генерал. – Это Врицен и Бизенталь, Херцфельде и Фюрстенфельде.

22 часа 00 минут

Стенограмма военного совещания у фюрера.

Присутствовали: Геббельс, Борман, Кребс, Бургдорф, Аксман, Белов, адмирал Фосс, Хавель, Вейдлинг, Монке, Раттенхубер, адъютант Гюнше и камердинер Линге.

Вместо генерала Кребса в этот вечер боевую обстановку докладывал Вейдлинг:

– Последние двадцать четыре часа идут горячие бои в непосредственной близости от Имперской канцелярии и рейхстага. Мой фюрер! На этот вечер фронт стал уплотнённым, возможности манёвра исчезли, боеприпасов нет, защитникам города недостаёт даже «панцерфауста» – оружия, необходимого при ведении уличных боёв; снабжение по воздуху прекратилось, боевой дух войск падает с катастрофической силой.

Как заметил Вейдлинг, все участники совещания восприняли его доклад, полный трагизма и безнадёжности, с полным безразличием.

– Нам только остаётся достать из кобуры пистолет, генерал, и застрелиться! – бросил язвительную реплику Геббельс. Вейдлинг оставил её без внимания.

– Ремонт повреждённых в бою танков, мой фюрер, сходит на «нет», – сделал сообщение генерал.

– Чем вы это можете объяснить? – вопросил Гитлер.

– Мой фюрер! – ответил Вейдлинг. – Ремонтные службы были вынуждены уйти в Тиргартен, но, увы, и там непрерывные обстрелы и бомбёжки причиняют им столько ущерба, что ремонт основательно затягивается. Я искренне возмущаюсь, мой фюрер, когда наши фронтовые газеты вселяют в солдат чересчур большие надежды.

– Вот видите, мой фюрер! – стал язвить Геббельс. – Генерал бросил камень в мой огород! Вам не стоит меня упрекать, Гельмут! Лучше бы вы, генерал, уделяли больше времени своим прямым обязанностям, чем пересудам сбрендивших от боёв солдат.

– Успокойтесь, генерал! И вы, доктор Геббельс! – Борман постарался их примирить. – Нам всем нужна выдержка и ясная голова!

– По всей вероятности, – продолжал Вейдлинг, – завтра, 30 апреля, битва за Берлин будет окончена. Отсутствие противотанковых пушек, мой фюрер, свидетельствует об уязвимости обороны рейхсканцелярии.

В помещении после этих слов воцарилась тягостная тишина.

– Наблюдаются ли эти факты и на вашем участке? – подняв голову, Гитлер обратился к Монке.

– Да! – ответил тот.

– Падение Берлина, без преувеличения, можно исчислять часами. Даже самый храбрый солдат не может сражаться без боеприпасов, мой фюрер! – сказал Вейдлинг. – Насколько возможно, чтобы вы не передумали совершить прорыв? Прорыв удастся, если нам навстречу пойдёт ударная группа.

– Посмотрите на мою оперативную карту, – с горькой иронией в голосе произнёс Гитлер. – Всё здесь нанесено не на основании собственных сведений верховного командования, а на основе сообщений иностранных радиостанций. Никто нам ничего не докладывает. Я могу приказывать что угодно, но ни один мой приказ больше не выполняется. Так как мои приказы всё равно уже не выполняются, бесцельно их отдавать и ждать помощи. К примеру, господа, так в настоящее время поступает 7-я танковая дивизия. Она должна была наступать из района Науэн, но преступно топчется на месте.

– Но, мой фюрер! – Борман попытался подсказать выход. – Я пошлю телеграмму Дёницу!

– Вот как? – удивился Гитлер. – И что вы в ней укажете?

– Мой фюрер! – произнёс Борман. – Позвольте мне зачитать её содержание.

– Валяйте!

– По нашему всё более ясному впечатлению, дивизии вокруг Берлина уже много дней стоят на месте, вместо того, чтобы высвободить фюрера. Мы получаем лишь сообщения, контролируемые Кейтелем. Мы вообще можем сообщаться с внешним миром лишь через Кейтеля. Фюрер приказывает, чтобы вы немедленно и безоговорочно выступили против всех изменников.

– Составлено верно! – заслушав текст, одобрил Гитлер. – Измена – самое модное сейчас слово в бункере. Я не верю никому, не верю ничему. Нам всем остаётся лишь дождаться реальной помощи, а её как не было, так, по всей видимости, и не будет.

С большим усилием фюрер поднялся с кресла. Больше не сказав ни слова, сопровождаемый Борманом и Гюнше, он покинул совещание.

* * *

Гитлер и Борман исчезли за дверью, а Гюнше, как верный слуга, остался охранять вход в комнату. Его ненадолго оставили в одиночестве. Дверь отворилась, и из комнаты в коридор вышел Борман. Он прошёл ещё несколько шагов, остановился и прислушался, а потом, вернувшись назад, сказал Гюнше:

– Слушайте, господин Гюнше, я только что имел разговор с фюрером, он завтра вместе со своей женой расстанется с жизнью. Он приказал, чтобы