Пин-код для Золушки - Корецкий Данил Аркадьевич

Пахло роскошью старины, казалось, они попали в музей, но там нельзя близко подходить к экспонатам и тем более к ним прикасаться, а тут на на диванах и креслах сидят люди, что-то подсчитывают, записывают в блокноты, рассматривают каталоги сегодняшних торгов, разговаривают по телефонам… А ведь на креслах ярлычки с номером лота и ценой, значит, это предметы торга! И ковер, по которому топчутся посетители, тоже продается!

— А что, разве можно сидеть на экспонатах? — спросила она.

— Конечно, — уверенно кивнул Флетчер. — Они же будут выставлены на торги, а значит, все могут детально познакомиться с ассортиментом. Если ты хочешь купить кресло семнадцатого века, так почему бы тебе не посидеть на нем, чтобы убедиться — удобно будет или нет?

— Странно…

— Ничего странного, может, тебе это просто непривычно. Обычное изучение товара. Тем более, как ты сама понимаешь, он стоит не очень дешево…

— Я заметила, — кивнула Кира. — Кресло — как небольшой домик в Йоркшире.

— Ну, не такой уж небольшой… Пойдем, продолжим осмотр…

Они прошлись по другим залам, на стенах которых висели даже на вид дорогие картины и необыкновенной красоты гобелены, вышитые еще невольницами мавров в эпоху крестовых походов. Здесь все было необычным, и не только экспонаты. Кира долго рассматривала явно антикварную бронзовую ручку на потертой двери, которая вполне могла быть выставлена на аукцион за большие деньги: она изображала голову какой-то греческой богини с тонкими чертами красивого лица и сдвинутым на затылок шлемом, искусно проработанным в деталях. В коридорах тоже висели картины, в любом свободном углу или на лестничных площадках, на подставках стояли бронзовые, мраморные, каменные головы и бюсты героев прошедших веков и давно состарившихся красавиц.

В залах толклось довольно много людей, как правило, леди и джентльмены в возрасте. Впрочем, Кира заметила и немало совсем молодых дам, которые, при вычислении среднего арифметического возраста пары, могли бы значительно омолодить своего спутника. Одеты они были как на официальный прием в королевском дворце: очень строго, сдержанно, респектабельно и дорого. Джентльмены в костюмах, некоторые даже в смокингах. Женщины в закрытых, достаточно длинных платьях открытые плечи прикрывали меховыми горжетками или отвлекали от них сверкающими бриллиантовыми ожерельями. Впрочем, мужчины помоложе выглядели более демократично, без особого пиетета к аукциону — словно пришли на скачки или на футбол.

Кира определила, что наиболее претенциозно одевались участники аукциона, в то время, как зрители позволяли себе повседневные наряды. Сама она надела черные лаковые балетки «Шанель», деловой брючный костюм — серый, в едва угадываемую темную полоску, и безупречно выглаженную белую рубашку с рюшами на груди, которые несколько смягчали официальность и придавали офисному наряду праздничность выходного дня. В таком виде она чувствовала себя вполне естественно, хотя и входила в некоторый диссонанс со спутником — Роджер, как участник торгов, был в смокинге с бордовой бабочкой в цвет камербанда,[16] правда, черные туфли из тонкой лаковой кожи их объединяли…

Больше всего посетителей находилось возле картин. Они рассматривали полотна, переговаривались о чем-то, медленно переходили от одной к другой, некоторые делали какие-то пометки в блокнотах. Кире нравилась обстановка, нравился дух старины и аристократизма, витающий в этих стенах. Нравилась тишина, порядок и наличие внимательных гидов, которые, заметив замешательство гостя, немедленно подходили, подсказывали, куда пройти, если хочешь посмотреть ту или иную вещь. В каждом зале стояли живые цветы, везде разные: розы, пионы, гвоздики, лилии, иногда пальмы в кадках или огромных глиняных горшках.

Флетчер заинтересовался оружейной коллекцией, которая занимала целый зал. Ружей было много: от известных производителей — «Голланд-Голланд», «Зимсон», «Зауэр», «Шнайдер» — до менее известных, но не уступающих им по качеству «Франкотт», «Шольберг», «Бронкар»… Гладкоствольные и нарезные, бокфлинты и горизонталки, курковые и бескурковые, даже с капсюльными и кремневыми замками, они, блестя ореховыми ложами, золотой отделкой, впечатляя радостными высокохудожественными гравюрами и угрюмым воронением смертоносных стволов, стояли в специальных пирамидах, и каждое было приковано не очень толстой цепочкой к основанию.

— Можешь взять и посмотреть любое, — сказал Флетчер. — А вон те, видишь, за стеклом? Они уже дороже, но если захочешь, тебе откроют витрину…

— И насколько дороже? — поинтересовалась Кира, разыгрывая неискушенную девушку.

— Сто тысяч и выше.

— Ну, до моей скульптуры им далеко, — с удовлетворением сказала она.

— Не зазнавайся! — хмыкнул Флетчер. — Пару лет назад картина Пикассо «Алжирские женщины» была продана за сто восемьдесят миллионов долларов!

— Тогда я молчу! — Кира подняла руки. — Тем более я не алжирская женщина!

— Но это тебя не портит! — галантно сказал Флетчер.

— Привет, Роджер! — окликнули его сзади, он обернулся. Это оказался старый знакомый — светловолосый крепкий мужчина с широкими плечами, одетый довольно небрежно для этого места: брюки, небрежно заправленная в них рубашка и свитер, наброшенный на спину с завязанными впереди рукавами.

— О, мистер Маккуин, привет! — сказал Флетчер, изображая улыбку.

Они пожали друг другу руки.

— Что ищешь, дружище? — спросил Маккуин.

— Здесь присматривал «Зауэр» три кольца, выпуска 1881 года, это номера с 23890 по 25572, — сказал Роджер. — Но вообще-то сегодня у меня есть специальная цель! Вот, хочу купить скульптуру моей девушки, — он указал на Киру.

— А, Венера! — обнажив белые зубы, кивнул светловолосый. — К счастью, у нее обе руки на месте, а у той бедняжки отбиты…

— Нет, это Кира. А это Мак. Знакомьтесь!

Мак задержал на ней внимательный взгляд, как будто пытался что-то вспомнить. Потом пожал руку. Попытки поцеловать пальцы он не сделал, что выдавало в нем человека, далекого от куртуазности.

— А я хочу купить эту штуку, — Мак показал на крупное и даже на вид тяжелое ружье. — Знаешь, что это?

— Конечно, — едва заметно улыбнулся Флетчер. — Штуцер «Голланд-Голланд» для африканских сафари. — И, повернувшись к Кире, пояснил: — С ним охотятся на гигантов: слонов, носорогов, бегемотов, буйволов… А фирма, по значимости вроде оружейного «Роллс-Ройса», — создает предметы роскоши и престижа для королей, герцогов, президентов!

— С тем, который я хочу посмотреть, охотился Хемингуэй, об этом есть специальный сертификат, — небрежно сообщил Маккуин, будто речь шла о совершенно обычных вещах.

— Конечно, не всякий может позволить себе такую покупку, — печально развел руками Флетчер. — Только очень состоятельный джентльмен… Увы…

— Не прикалывайся, Роджер! — Мак хлопнул его по плечу. — Не тебе прибедняться, особенно после крайнего армейского контракта!

Оба засмеялись.

— А сколько же стоит это чудо? — поинтересовалась Золушка.

— Начальная цена пятьсот тысяч, — сказал Мак. — Именно за столько был продан штуцер Теодора Рузвельта!

Флетчер самодовольно улыбнулся.

— Что ж, вполне доступно! Эта железка недотягивает до статуи Киры — которая оценена в шестьсот тысяч! Потому что она единственная в мире! А «Голландов» выпущены десятки тысяч!

— Ты взаправду, что ли, про статую? — удивился Мак. — Я думал, ты шутишь!

— Напрасно. Приходи на торги и убедишься!

— Ну, может, и приду, — неуверенно, явно из вежливости сказал Маккуин и снова перевел взгляд на Киру. И вдруг каменное лицо размягчилось, на нем проступила тень узнавания.

— Подождите, подождите… Это вы Королева Бала Цветов? И вы летали на дирижабле «Звезда Африки» с Афолаби и шейхом Ахмедом? И отказались от икры «Алмас», сказав, что в вашем родном городе икра ничуть не хуже?

— Да, это я, — изображая смущение, потупилась Кира. — Но откуда вы все про меня знаете?