Чингиз Абдуллаев - День гнева

В этот момент пронзительно зазвонил телефон. Джил вздрогнула. Этот резкий звук, казалось, вернул их с неба на землю. Дронго снял трубку.

— Слушаю.

— Мы хотели выразить вам благодарность, — услышал он голос Уилкинсона. — С сегодняшнего дня вы почетный клиент нашего отеля и можете оставаться у нас так долго, как пожелаете. И безвозмездно.

— Я вечером улетаю, — сказал Дронго, покосившись на Джил. Он заметил, как она вздрогнула.

— Журналисты хотели взять у вас интервью. Мы готовим специальный репортаж о вашем мужестве.

— Ни в коем случае. Пусть даст интервью начальник вашей службы безопасности.

— Благодарю вас, — сказал мистер Уилкинсон, — вы очень любезны. Скромность украшает вас так же, как мужество.

— Смотрите не перехвалите меня, — произнес Дронго, — единственная просьба — дать мне поспать в оставшиеся несколько часов.

— Конечно, я распоряжусь, чтобы вас не беспокоили.

— Спасибо. — Дронго положил трубку и повернулся к Джил. Она лежала на животе, уткнувшись в подушку.

— Все это прекрасно, если бы не было так грустно, — сказал он по-русски, перефразировав известное выражение.

— Что ты говоришь? — подняла голову Джил.

— Мне нужно возвращаться в Москву.

Она замерла в его объятиях. Потом чуть-чуть отодвинулась.

— Что ты сказал?

— Мне нужно возвращаться в Москву, — повторил он.

Джил какое-то время молчала. Потом вскочила с кровати.

— Нет, — кричала она, — ничего не говори. Молчи.

Она что-то искала, растерянно оглядываясь по сторонам. Он тоже вскочил, привлек ее к себе.

— Успокойся, успокойся, — говорил он, сжимая ее в объятиях. Она вся дрожала. — Ты должна меня понять. Я приехал сюда по важному делу. Ты сама видела, что мог произойти взрыв, если бы мы вовремя не вмешались. То же самое может случиться в Москве. Мне обязательно нужно вернуться туда. Сегодня же!

— Нет, — упрямо повторяла она сквозь слезы, — нет.

Он покрывал ее нежными поцелуями, пытаясь успокоить. Но она вырывалась и плакала.

— Не надо. Не хочу. Не хочу.

— Значит, тебе понравился сегодняшний взрыв, значит, ты хочешь, чтобы гибли дети и старики? Чтобы умирали люди? — Он знал, что только так сможет ее образумить.

— Но почему ты? Ты ведь спас уже столько людей.

— Я спасал одного конкретного человека, — признался Дронго, — меня попросили об этом. Я не могу отвечать за все человечество.

— А ребенок? Девочка, которую ты спас?

— Это получилось само собой. Думаю, это я обязан ей своей жизнью. Если бы не эта малышка, я не нашел бы в себе сил убежать от места взрыва, потому что был в полном изнеможении.

— Не говори так, — испуганно попросила она, — не нужно.

Он взял ее руку и церемонно поцеловал, словно где-нибудь на балу. Это заставило ее улыбнуться.

— Извини, — бросил он, — я ведь не обещал задержаться здесь еще на несколько дней. Да ты и не спрашивала об этом.

— Не спрашивала… — эхом отозвалась Джил.

— В Москве я должен предотвратить покушение на одного человека, которого мне поручено охранять.

— Охранять… — повторила она.

— Мой рейс в половине второго ночи, — продолжал Дронго. — Пойми меня и не усугубляй мое чувство вины. Мне и без того тошно.

— Сколько у нас осталось времени? — спросила она.

— Часа три, а то и меньше, — резко ответил он. — Если, конечно, нас не побеспокоят.

— Можно мне полететь с тобой в Москву? — вдруг спросила она.

Он тяжело вздохнул. Конечно, Джил ему нравилась, но не до такой степени, чтобы отказаться от своей комфортной свободной жизни. Это пока не входило в его планы.

— У тебя есть виза? — спросил он, втайне надеясь, что визы у нее нет.

Она покачала головой с таким несчастным видом, что сердце у Дронго болезненно сжалось.

— Ничего, — сказал он, снова лицемеря, — ее можно получить в российском посольстве.

Видимо, она почувствовала в его голосе фальшивые нотки, потому что глаза ее гневно блеснули.

— Не нужно считать меня дурочкой, — с вызовом сказала она, — я все понимаю. Отпусти меня, и я уйду.

Он разжал объятия. Она пошла было к своей одежде, но потом снова повернулась к нему.

— Я тебе совсем не нравлюсь?

В таких случаях нужно что-то говорить. Он смотрел ей в глаза, чувствуя, что не смеет обидеть эту прелестную девушку. Оказаться мерзавцем, оскорбить ее невниманием в такой знаменательный для нее день.

— Нравишься, — сказал он и не покривил душой. — Очень нравишься.

— Может, останешься еще хоть на день?

— Нет, — твердо произнес он, — я должен улететь сегодня.

— Тогда я провожу тебя в аэропорт.

— Нельзя, пойми, это невозможно!

— Ты любишь женщину, которая была с тобой? — вдруг спросила Джил. — Я видела, как она на тебя смотрит.

— Нет, не люблю. Она уже улетела.

— Мне холодно, — сказала Джил.

Он поднял ее и понес на постель.

— Ты не забудешь меня? — спросила Джил.

Господи! Какие у нее были в этот момент глаза! Он склонился над нею и неожиданно для самого себя произнес:

— Я буду тебя ждать. Получишь визу и прилетишь ко мне.

— Да, — сказала она, не в силах отвести от него взгляд. — Так я и сделаю.

День второй. Москва.

21 час 02 минуты

Две машины подкатили к дому, когда стрелки часов показывали девять. Группа захвата из восьми человек была в полной боевой готовности. Они оцепили дом, когда подъехала третья машина с Демидовым и Корниенко.

Квартира жены Деружинского находилась на третьем этаже, и сотрудники ФСБ намеревались попасть туда через соседний балкон. Двое сотрудников отправились в подъезд рядом. Еще шестеро поднялись наверх, приготовившись к штурму квартиры в случае сопротивления. Сотрудник в штатском позвонил в дверь и прислушался. Через некоторое время раздались шаги и кто-то посмотрел в «глазок». Но члены группы захвата отошли в сторону, и их не было видно.

— Кто там? — спросил женский голос.

— Извините, — ответил сотрудник в штатском, — мне нужна Алевтина Деружинская. У меня к ней дело.

— Какое еще дело? — грубо спросила женщина. — Приходите утром.

Сотрудники ФСБ уже перелезали на ее балкон, помогая друг другу.

— Я из фирмы. Петр Нестерович просил передать вам вот это. — Он показал пакет.

Довольно быстро выяснилось, что бывшая супруга Мартына Деружинского работает в небольшой косметической фирме агентом по распространению и что продукцию ей привозят нарочные от руководителя фирмы Петра Нестеровича. За дверью воцарилось молчание. Сотрудник прислушался. Женщина шепотом с кем-то спорила, что-то доказывала. Потом сказала:

— Хорошо, оставьте пакет у двери, я его потом заберу. Вы уж извините, я прямо из душа и поэтому в неглиже.

— Конечно, — сказал сотрудник. Он положил пакет у дверей и стал спускаться по лестнице.

Двое сотрудников на балконе готовы были поддержать основную группу в случае неудачи. Тяжелую металлическую дверь выломать было трудно, приходилось ждать, когда хозяйка выйдет за пакетом.

За дверью выжидали, очевидно, наблюдая за лестничной клеткой в «глазок». Когда прошло несколько минут, послышался звук открываемого замка. Руководитель группы захвата подал знак подчиненным, чтобы приготовились.

И как только дверь открылась и женская рука потянулась к пакету, руководитель группы дал сигнал о начале штурма. Три сотрудника ринулись к двери и, сбив с ног женщину, ворвались в квартиру. Еще двое на балконе приготовились поддержать штурм огнем. Три офицера ринулись в комнату, оставив на полу женщину. Ей было лет тридцать, не больше. Она не кричала, не плакала. Никто и представить себе не мог, какая здесь разыграется трагедия.

Женщина вскочила на ноги, бросилась на одного из сотрудников и вцепилась ему в глаза. Офицер взвыл от боли, завертевшись на месте. Двое других на секунду отвлеклись, и тут началось.

Внезапно раздались выстрелы. Один, второй, третий. Два офицера рухнули на пол, а третий, которому женщина вцепилась в глаза, отшвырнул ее и расстрелял из автомата. В это мгновение из спальни выскочил мужчина, уже в годах, седой. Он приставил ко лбу офицера пистолет и снес ему буквально полчерепа. После чего бросился к двери и ударом ноги закрыл ее.

Два сотрудника ФСБ с балкона открыли огонь, но в комнате никого не было. Они ворвались туда, выломав стекло и оконные рамы, намереваясь пробиваться дальше. Руководитель группы захвата с двумя сотрудниками бросился к квартире, но дверь была заперта.

Седой бросил взгляд на женщину. Та слабо улыбалась, лежа в луже крови и прерывисто дыша. Рана оказалась смертельной. Седой, а это был не кто иной, как полковник Слепнев, поднял пистолет, прицелился и на мгновение замер, словно спрашивая у женщины разрешения. Она кивнула. На раздумье были секунды. В дверь уже ломились.

— Извини, — сказал он, глядя ей в глаза.

— Да, — прошептала она, все еще силясь улыбнуться. Дикая боль пронзала ее израненное тело. И тогда он выстрелил ей в сердце. За мгновение до смерти она успела закрыть глаза.