Чингиз Абдуллаев - Бремя идолов

— Откуда вы знаете, что там убивают людей? — вдруг снова усомнился дежурный.

— Пошлите наряд и убедитесь сами. Только учтите, что их там трое и все они вооружены.

— Не волнуйтесь, девушка, — казенным голо сом успокоил дежурный. — Наряд уже выехал, а скажите, ваша подруга не могла сама нам позвонить?

— Не могла. Они ворвались к ней в квартиру.

— До свидания, — дежурный отключился. — Какая-то ненормальная. Плачит, кричит, что убивают кого-то, а адреса не знает. Говорит, найдите сами, по телефону, — пожал он плечами, обращаясь к напарнику.

— Шизофреничка, — кивнул тот. — У меня за смену несколько таких звонков бывает. Не бери в голову.

Света положила трубку, вытерла слезы. Только бы они успели вовремя. Она подумала о Римме. Она там одна. А если в милиции ей не поверили и никого не пошлют? Тогда они убьют Римму. Света шагнула на проезжую часть улицы и подняла руку. Рядом с ней затормозила машина.

— Куда едешь, красавица? — спросил водитель, блеснув золотыми зубами и нарочито утрируя свой кавказский акцент.

Света пугливо шарахнулась на тротуар. Сидевший в «Жигулях» кавказец дал сигнал, приглашая ее садиться. Света стояла в нерешительности. Надо было сесть, уехать. Нужно где-то переждать, когда закончится этот страшный день. Она вспомнила про погибшего Николая Николаевича. Надо ехать в редакцию, — решила Света и снова шагнула на проезжую часть. «Жигули» с кавказцем, еще не успевшие отъехать, замерли на месте, а затем, дав задний ход, остановились около нее.

— Передумала, красавица? — широко улыбнулся кавказец золотым ртом.

— Иди ты знаешь куда!.. — неожиданно для себя рявкнула Света.

Водитель испуганно замер и покорно произнес:

— Так бы сразу и сказала. Куда вас отвезти?

— В редакцию, — приказала Света, дивясь собственной наглости. И села на переднее сиденье рядом с водителем. Ехали молча. Света пока не знала, что делать дальше. Но одно знала твердо: она должна помочь Римме.

… Римме повезло. Она сразу же остановила машину и назвала адрес фотокорреспондента «Коммерц-журнала». Конечно, «Волга» уехала значительно раньше. Она потратила целую минуту на разговор с Вадимом, потом еще минуту или полторы спускаясь вниз в кабине лифта. Звонила, снова звонила. Искала машину.

По ее расчетам выходило, что она потеряла добрых пять минут. Если Федор Беззубик дома и откроет им дверь, они не станут убивать его сразу. Какое-то время будут искать магнитофон, начнут проверять пленку. Они наверняка не уйдут, пока не опробуют пленку, чтобы снова не было прокола.

Малявко и Бондаренко… Она теперь запомнит эти фамилии. Водитель такси, который вез ее к дому Беззубика, искоса поглядывал на странную пассажирку.

Молчит, уставясь в одну точку, и беззвучно шевелит губами. То ли стихи учит, то ли бормочет заклятия. Когда машина затормозила у дома Беззубика, она, оглядев двор, сразу увидела знакомую белую «Волгу». Они, конечно, успели раньше ее!

Римма подошла к машине. В салоне никого не было. Все трое, конечно, поднялись наверх, в квартиру Беззубика. Втроем навалятся на Федора. Если он, конечно, не отправился по делам. Еще раз взглянула на машину. Может быть, в квартире только двое убийц. Хотя какая разница. Ей не справиться и с двумя. Но узнать, сколько человек вошло в дом, обязательно нужно. Хотя бы для того, чтобы предупредить милицию, которая должна приехать с минуты на минуту. Если Света дозвонилась, а не дозвониться на «ноль два» практически невозможно, то милицейская машина будет здесь буквально через несколько минут.

Она увидела сидевшую рядом, метрах в пяти, девочку, возившую у подъезда коляску с куклой. Римма подошла к ней.

— Здравствуй, девочка, — поздоровалась она как можно приветливее и улыбнулась малышке.

Ребенку было лет пять, не больше. Но девочка, очевидно, получила строгие указания — ни с кем не здороваться. Именно поэтому она хмуро взглянула на незнакомую тетю и опустила голову, продолжая играть с куклой.

— Ты меня извини… — Римма присела на корточки рядом с ней. — Видишь ли, я хочу узнать, кто приехал на этой машине. Сколько дядей там было. Двое или трое?

Девочка взглянула на нее и снова ничего не ответила. Римма от волнения сняла очки. Близоруко прищурившись, взглянула на девочку и спросила:

— Ты не хочешь мне помочь?

— Мне не разрешают разговаривать с незнакомыми людьми, — рассудительно ответила девочка.

— Не нужно разговаривать, — согласилась Римма. — Только скажи. Двое там было мужчин или трое?

— Не знаю. Много, — ответила девочка.

— Столько? — показала ей два пальца Римма.

— Нет, — покачала головой девочка.

— Столько? — Римма показала три пальца.

— Да, — кивнула девочка, — их было три. Я видела.

— Нужно говорить трое мужчин, — улыбнулась Римма, поднимаясь с корточек и надевая очки. — Спасибо тебе. Как тебя зовут?

— Люся.

— Спасибо тебе, Люся. — Римма вернулась к машине. Значит, все трое гадов приехали вместе. Скоро здесь должна появиться милиция. Нужно что-то придумать.

Если они успеют найти магнитофон с пленкой до того, как приедет милиция, и сотрут запись, — то ей никто не поверит.

Римма обернулась и увидела, что девочка внимательно за ней наблюдает. Она снова подошла к малышке.

— Люся, я войду сейчас в дом. А ты оставайся здесь. Если приедет милиция, скажи, что я в доме. Пусть сразу бегут на третий этаж. Все поняла?

— Поняла, — улыбнулась девочка.

— Ты знаешь, как выглядят дяди милиционеры?

— Знаю. У меня папа милиционер, — ответила девочка.

— Да?.. — изумилась Римма. — Что ж, тем лучше, — улыбнулась Римма на прощание и поспешила к подъезду.

Двери были открыты. Здесь, в старом трехэтажном доме, не было замков с кодом. Римма помедлила и вошла в подъезд. В конце концов она просто обязана что-то предпринять. Хотя бы ради Николая Николаевича.

Глава 19

Это было обычное здание на Малой Бронной. Ничем особенно не примечательное, довольно старое, даже ветхое, уже давно требовавшее ремонта.

Как обычно бывает в таких случаях, на капитальный ремонт не хватало средств и не хватало квартир, чтобы выселить туда жильцов этого пятиэтажного дома с мансардой. На втором этаже уже пять лет в своей однокомнатной квартире жил Игнат Сайфулин. Когда-то у него была семья — жена и дочь, и он жил тогда совсем в другом месте. Причем неплохо зарабатывал, часто получал премии на заводе и даже один раз съездил за рубеж. То была совсем другая жизнь, и Сайфулин каждый раз вспоминал ее с умилением.

Тогда он особенно не злоупотреблял, опасался сурового парткома, принципиального профкома и назойливого комсорга. Все изменилось после девяносто первого. Сначала он лишился всех сбережений — деньги копил на машину. Больше восьми тысяч превратились в бумагу. Потом они сдали свою трехкомнатную квартиру, полученную от завода, и вложили все деньги в МММ. Чем кончилось предприятие, всем хорошо известно. Теперь Сайфулин «посылал» своих знакомых и незнакомых именно на эти три буквы. В одночасье семья осталась без денег; нечем было даже платить за однокомнатную квартиру, которую они снимали в другом районе города.

Сайфулин начал пить по-настоящему, благо партком, профком и комсорг канули в Лету. Ощущение свободы пьянило сильнее всякой бутылки. Можно было говорить что угодно. И ругать кого угодно. Таким и было первое чувство свободы. Но оказалось, что такой же свободой обладал и директор. Он мог платить, а мог не платить своим сотрудникам зарплату. И мог «прокручивать» заводские деньги, отдавая их в банки, которые возникали только для того, чтобы сразу лопнуть.

Семья Сайфулиных еще умудрялась как-то сводить концы с концами, но произошло самое худшее, что могло произойти.

Начались семейные скандалы. Когда нет денег и взаимной симпатии, искать повод для ссор не нужно, он всегда найдется. Случается, что даже взаимная симпатия не спасает брак от «монстра безденежья». В таких случаях брак либо сразу распадается, либо проходит самое сложное испытание. Сайфулины это испытание не выдержали. Скандалы происходили почти ежедневно. Жене все это довольно быстро надоело, и она, забрав дочь, переехала к матери. К тому времени Игната выселили из однокомнатной квартиры, и он жил в заводском общежитии, в одной комнате с тремя молодыми работниками завода.

Ему пришлось сносить их насмешки и усмирять их молодых подружек, часто навещавших своих друзей. Мужчины даже по очереди мыли посуду и убирали мусор, хотя все трое были моложе Сайфулина лет на десять-пятнадцать. Он терпел почти два года. Казалось, все изменится, когда закончится срок аренды квартиры. Но жена возвращаться не захотела. С его согласия она продала квартиру. Ему же купили однокомнатную, в самом центре города, чем он был очень доволен. Квартира была маленькая, зато отдельная, с кухней и ванной комнатой. Жена купила себе двухкомнатную, поближе к матери, а оставшиеся деньги, где-то около десяти тысяч долларов, они честно поделили на четыре части. При этом одна часть досталась Игнату, одна — жене, одна — дочери и одна часть — матери жены. Почему нужно было делиться с тещей, Сайфулин не понимал. Но жена убедила его, что нужно, так как два с лишним года, пока он жил в общежитии, она столовалась у своей матери.