Личная жизнь шпиона. Книга первая - Андрей Борисович Троицкий

Судаков немного обмяк, вздохнул, но уже не горько, а с чувством вновь обретенной жизни, с настроением. Он даже улыбнулся, не разжимая губ, и даже разрумянился. Орлов подписал пропуск, поднявшись, помог майору милиции справиться с плащом и проводил его вниз, до вахты.

* * *

Пока шли душещипательные разговоры, капитан госбезопасности Юрий Горох ничем, — ни звуком, ни словом, не выдал себя, казалось, что его вовсе не было в кабинете, он даже не дышал, — все время неподвижно просидел за столом, склонившись к бумагам, переписывал план и расписание работы оперативников из их бригады. План составил Орлов, но потом все перечеркал, что-то удалил, внес что-то новое и приказал Гороху быстро переписать так, чтобы машинистка могла все разобрать и перепечатать.

Гороху было лет тридцать с небольшим, он редко улыбался и с трудом понимал юмор. Лицо всегда оставалось серьезным, взгляд напряженным. Он одевался лучше любого киноартиста, потому что его мать была не последним человеком в правительственном распределителе, где по государственной цене можно было взять потрясающие шмотки, которые не завозят даже в валютные «Березки». Горох мог достать американские джинсы «левис» всего за двадцать пять рублей или французский свитер за тридцатку. Он носил тонкие щегольские усики, он имел привычку вертеть головой и трогать кончиками пальцев острый нос.

Его другом мечтал стать каждый чекист, но Горох всячески противился новым знакомствам. Виктор Орлов был не только другом, но и непосредственным начальником Гороха, поэтому снимал сливки. В минуту, когда было трудно с деньгами, Орлов перепродавал кое-то из своих запасов фирменного ширпотреба, и жизнь налаживалась. Гороха он называл по фамилии или по-дружески — Царь Горох. Тот не обижался.

Когда милиционер уплыл, Горох закончил работу, отложил ручку и сказал:

— Вчера мать брякнула, что мохеровые шарфы утром завезут. Небольшая партия, Италия. В основном в клетку: красная с синим, зеленая с красным. Закачаешься. Может быть, их в валютном выбросят, но не за сертификаты. Двадцать пять долларов штука. И разберут за полчаса. Для своих — двадцать рублей. Сколько тебе: четыре, пять?

— Слушай, я бы десять взял. Надо на подарки, позарез. Сможешь? Ну, постарайся.

— Только никому ни слова, — прошипел Горох. — Ни единой душе.

— Все, иди. Деньги сейчас?

Горох даже не ответил, махнул рукой.

* * *

Было решено, что первую милицейскую папку розыскного дела читает Орлов, вторую Горох, а потом они меняются. Гороху идея не понравилась, он хотел читать с начала, — бросили монету, Гороху все равно досталась вторая папка.

Орлов взял простой карандаш, он читал и ставил галочки на тех местах, которые показались любопытными. Сначала подшиты были бланки с общей информацией, затем протокол осмотра места происшествия, в конверте большие черно белые фотографии. Покойная Татьяна Федоровна, лежавшая на несвежей промокшей простынке, смотрела на мир удивленно, словно хотела задать только один вопрос: за что? В глазах не было жизни, они были мутными и остекленевшими.

В другом конверте фотографии местности рядом с проселочной дорогой, где нашли тело, — чьи-то следы на снегу, рядом со следами линейка эксперта, таким образом раскрыты размеры обуви возможных убийц. Все размеры начинались с сорок четвертого. Вот другие снимки, в неглубокой придорожной канаве, полной воды, плавает женская сумочка, потерянная или брошенная. Внутри не оказалось ничего или почти ничего: ни кошелька, ни бумажных денег, ни мелочи, только очки с треснувшим стеклом, единый проездной билет на январь, использованный тюбик губной помады.

Но, главное, за дырявой подкладкой из искусственного шелка — кусочек старого пропуска с места работы. По этому кусочку эксперты сначала установили место работы, а потом личность пострадавшей. Далее — протоколы осмотра места происшествия, подписи свидетелей, случайных людей, подтверждавших, что тело было найдено именно в данном месте. Протоколы, установочные данные, свидетели обыска, проведенного милицией по месту жительства покойной, фотографии квартиры, комнат, кухни, балкона, лестничной клетки, пепельницы с окурками.

Новые протоколы осмотра квартиры, новые понятые, их подписи, замечания. Иногда Орлов поднимался, прохаживался от двери к большому квадратному окну, выходящему во двор. Алексей Разин, муж пострадавшей, вернулся в Москву из заграничной командировки, когда со дня смерти Татьяны Федоровны минуло почти два месяца. Вот протокол его первого допроса в качестве свидетеля. Второй допрос… Но зацепиться не за что, Алексей Разин не имеет представления о врагах или недоброжелателях покойной жены, тем более о людях, желавших ей смерти.

Детей не было, потому что он на заре туманной молодости уговорил жену сделать аборт, который оказался не слишком удачным… Молодо-зелено, тогда они были студентами, а ребенок помешал бы учебе и так далее. У Разина нет предположений, своих версий, которые терзают ночами его грешную душу, а ведь у родных людей всегда должны быть наготове предположения: кто, почему, зачем…

Орлов поднялся, прошелся до окна и сказал:

— В большинстве похожих случаев убивает муж или любовник. Но законы жанра не работают. Разин не мог незаметно приехать в Москву, убить и отправиться обратно за границу. Он отпадает…

— Если все-таки Разин постарался, мотив у него — не корыстный, — сказал Горох. — А какой именно — это вопрос. Возможно, Разину позарез было нужно, чтобы Татьяна Федоровна погибла именно в то время, когда он находился в командировке. Тут не вредно подумать над складом характера нашего героя. В Америке он принимал участие в каких-то совершенно секретных делах, о которых мы ничего не знаем и вряд ли узнаем. В свою смену я наблюдал за Разиным. Он мужчина тертый-перетертый. Мне кажется, он способен на хладнокровное расчетливое убийство.

— Но это все-таки не он. Надо найти бывшего любовника Татьяны.

— Почему вы решили, что он есть? То есть был… Милицией допрошены три близкие подруги Татьяны Федоровны. Но они не вспомнили ни о каком любовнике.

— Не беда, еще вспомнят, — ответил Орлов. — Любовник должен быть. Это закон жанра.

Глава 12

План майора Орлова включал в себя допросы трех ближайших подруг Разиной. Точнее, это должны быть скорее душевные беседы о жизни и судьбе Разиной, о ее маленьких радостях и больших удачах, о горьких поражениях, о работе и отдыхе. Такие разговоры — штука деликатная, почти интимная, нельзя загонять людей в угол и не позволять выйти из него, пока сотрудник госбезопасности не услышит правду, нет, надо сначала войти в доверие к женщинам, понравиться им настолько, что вранье стало бы чем-то оскорбительным, хуже уличной ругани.

Три встречи состоялись в течении одного дня: утром, днем и вечером. Прежде Орлов полагал, что у него есть