Никита Филатов - Капитан Виноградов

— Как обычно, за Вуоксу — туда, подальше…

Лысый поцокал языком, демонстрируя белую зависть.

Генерал продолжил:

— Там хорошо-о! На пенсию выгонят — пойду в егери.

— Брось! Типун тебе на язык. Лучше пригласил бы на следующие выходные. Говорят, там у вас солдатики специальные — разводят уточек, а потом дрессируют их, чтоб прямо на охотника выплывали. Или за лапку ко дну привяжут…

Оба сдержанно рассмеялись, приглашая повеселиться третьего:

— Как считаете — врут? Клевещут на нашу доблестную рабоче-крестьянскую?

— Не знаю, — лицо под очками шевельнулось и приняло снова привычно брезгливое выражение.

— Что-то вы сегодня не в духе…

— Может мадам чего отчебучила? Или эта ваша… с ногами? — Генерал гордился своей армейской прямотой и приятельской осведомленностью.

— Зеркало на даче внук расколотил. Вдребезги!

— Ой, да не верьте вы в приметы! Интеллигентный человек, профессор… Не стыдно? — укоризненно замотал головой лысый.

— Не стыдно! Я в приметы не верю, я их просто принимаю к сведению.

— Зачем?

— Хорошая примета — она вселяет в человека дополнительную уверенность. Стимулирует некоторым образом… Ну а дурные приметы заставляют насторожиться, собраться лишний раз.

— Что ж… Умно! — кивнул генерал.

— Смотри-ка, минута в минуту…

Сначала из самолетного люка вылупилась приветливая стюардесса, за ней — мордоворот в асфальтово-сером костюме. Потом на трап шагнул пасмурный господин, не исчезавший последние месяцы с телевизионных экранов. Дежурно помахав пятерней в сторону представителей средств массовой информации, он обозначил приветственный кивок всем встречающим, после чего спустился на землю.

— Господи, пронеси, — шевельнул губами лысый и подался вперед: очкарик уже пожимал протянутую руку. — Добро пожаловать!

— Здравия желаю! — Генерал козырнул и в свою очередь удостоился рукопожатия.

— Как долетели? Мы рады приветствовать вас здесь от лица демократической обществ…

Гость слушал несколько рассеяно, улыбаясь краешками рта и высматривая кого-то в ближнем окружении «первых лиц».

— …всегда отличала верность идеалам российской государственности и общечеловеческим ценностям!

— Да-да, спасибо. — Почтительно отодвинув очкарика, гость неожиданно проскользнул между ним и генералом. За три шага преодолев расстояние, отделяющее его от чиновничьего полукольца, виновник церемонии остановился напротив ничем не приметного старичка:

— Здравствуйте!

— Добрый день. — Суворовский хохолок с достоинством наклонился и тут же принял исходное положение. Лицо, худощавое, в тоненькой паутине старческих красных прожилок, казалось обманчиво беззащитным.

— Все в порядке?

— Да, пожалуй.

Вокруг них сразу же образовалась своеобразная полоса отчуждения — генерал, его собеседник в плаще и даже очкастый зануда непроизвольно замкнули круг, смешавшись каким-то непостижимым образом с остальными «официальными лицами».

— Прошу вас… Моя машина готова? — не оборачиваясь поинтересовался гость.

— Конечно!

— Тогда мы поедем… вдвоем.

Он подхватил старичка под локоть, увлек его за собою, заставив заторопиться в стеклянное чрево аэропорта всех: правительственную охрану, прибывшую вместе с ним, встречающих, журналистов, несколько мгновений назад выпущенных из загона…

— Несколько вопросов! Информационное телевидение!

— Газета «Невские берега»! Что вы думаете по поводу?..

— Радио «Вольный город» — только два слова!

— Господа! — Гостю такого уровня полагался референт, и он, разумеется, оказался на месте:

— Господа! Завтра утром, в восемь тридцать, в пансионате «Светлые ночи» состоится пресс-конференция. Транспорт автобусами, от мэрии и от Городского собрания, сбор в полвосьмого. Прошу не опаздывать!

Журналисты загомонили, кто радостно, кто возмущенно.

А на площади перед аэропортом уже формировался кортеж. Антрацитово-черные, реже — белые номенклатурные автомобили рычали и рявкали в несколько сот лошадиных сил, томился поодаль ОМОН, отборные парни из спецбатальона ГАИ весело переругивались, предвкушая лихую гонку. Сотрудники в штатском рассаживались по машинам, кто-то кашлянул на пробу в мегафон…

Покосившись на остановившегося в двух шагах русого супермена с карточкой-«вездеходом», водитель головного «мерседеса» закончил жаловаться на слесаря:

— Понимаешь, Максимыч… Я спрашиваю: «Ключ на тринадцать есть у тебя?» А он: «Есть, но мало». Козел ведь?

— Точно. Сволочь и куркуль!

Русоволосый немного переместился и занял позицию на пути между выходом из здания и автомобильной шеренгой.

— Та-ак! Приготовились все!

Лица, развернутые в одну сторону. Десятки любопытных глаз… Стриженые затылки тех, кому положено просматривать доступы к охраняемой персоне.

— Ну-ка все — по машинам…

Процессия вывалилась на площадь — быстро и плотно, как паста из тюбика. Подполковник вцепился взглядом в лицо старика, а тот, издали заметив его русую, почти обесцвеченную солнцем макушку, до самой последней секунды изображал увлеченность беседой:

— Разумеется… Ситуация на Востоке беспокоит не только министра…

Только поравнявшись с огромной, плечистой фигурой подчиненного спросил — молча, намеком на жест, едва уловимым движением многолетних морщин: как? нормально? сработали?

Да, ответил на том же языке подполковник. Все сделано.

— …потому что еще в Писании сказано: все испытывайте, хорошего держитесь!

— Не могу не согласиться. Как погода в Женеве?

— Да и не понял толком, сами ведь знаете… Прошу!

— Спасибо.

Мягко закрылись двери шикарного лимузина, начальник охраны распорядился в нагретый ладонями микрофон — и милицейская «вольво» с мигалками ринулась вперед, расчищать трассу. Вслед за ней, с места стремительно набирая скорость, двинулись остальные…

Подождав, пока опустевшая было площадь перед аэровокзалом не начала потихоньку заполняться озабоченным людом, русоволосый направился к паркингу. По пути отстегнул «вездеходный» пропуск, сунул его в карман — надо будет сдать с утра, подводить никого не хотелось, тем более что и нужды в этом особой нет.

Он забрался в машину, включил зажигание… Наступала короткая фаза инерции, так русоволосый называл состояние, когда операция, в сущности, завершена, все необходимые активные действия выполнены и остается только отслеживать нормальное развитие цепи событий.

В редких случаях требовались дополнительные усилия, чтобы довести задуманное штабом до конца. До логического конца…

— На метро подбросите? Десять баксов.

— Нет, простите. Занят!

С деньгами у подполковника все было в порядке.

— Второй-то… он что за мужик был?

Вопрос прозвучал нехотя, только чтобы не дать окончательно застояться предутренней тишине.

Дагутин устало приподнял веки:

— Нормальный мужик… Теперь-то чего уж! Отставник.

Непонятно почему, но это показалось всем исчерпывающей характеристикой. Опять замолчали, и Виноградов некстати вспомнил дагутинское, перед дверью: «…Я сейчас с ним потолку-ую!»

Не потолкует теперь.

Соседа угробили сразу же, вместе с Завидовским — может, чтобы свидетеля лишнего не оставлять, а может, просто чтоб под ногами не мешался. Даже прятать никуда не стали, так и лежал бедняга посреди кухни, со стаканом в руке и дырою в затылке… Когда прибыла опергруппа, из крана еще вытекала тоненькой струйкой вода.

— Господи, пошли мне трудную жизнь и легкую смерть!

Сержант, коротавший вместе с Борисом и Виноградовым время в дагутинской комнате, с уважением посмотрел на Виноградова:

— Это молитва такая?

— В некотором роде. Цитата!

— Ага… — Милиционер не знал толком, как себя вести с двумя хлопотными гражданами, предоставленными его попечению: вроде не задержанные, но… Утешало, что не только свое, родное, но даже понаехавшее невесть из какого дальнего отдела начальство само не определилось. А следователь, тот просто махнул ладошкой в сторону дядечек из уголовного розыска, мол, им решать — и покатил в кабинет, стучать по клавишам.

— За-дол-ба-ли! — смачно выругался Дагутин.

— Да уж! — согласился с ним Владимир Александрович. Пожалуй, вторая ночь под присмотром милицейских фуражек — это не повод для оптимизма.

— Я вот что думаю… я уже начальству говорил. — Сержант почувствовал загустевшее в воздухе раздражение и попытался взять инициативу: — Этот мужик, сосед — он ведь кого-то напоить хотел!

— Да?

— Точно! Пошел в кухню, воды набрать, они за ним — и завалили.

— Шерлок ты наш Холмс… второго года службы.