Никита Филатов - Капитан Виноградов

— Сам такой был, скажешь — нет? — не удержался от подначки Лелик. Он даже перестал ворочаться на узких и почему-то засаленных нарах — это койко-место явно не было рассчитано на его долговязую, костлявую фигуру.

— Кто — я? Да ты чего, парень…

— Лелик, не заводись! А ты, Боря, тоже… видишь же, молодой человек в первый раз, нервничает.

— А что мне нервничать? Что нервничать? Поду-умаешь!

— Еще про правовое государство скажи. Тогда точно врежу.

— Ладно, хватит. Давайте жить дружно…

Владимир Александрович Виноградов поправил под головой сложенную в комок нейлоновую куртку, свернулся калачиком и в очередной раз попытался заснуть.

— Брось, Саныч! Утро скоро.

— Сколько, интересно, времени?

— Восемь, наверное. Или около того… — Часы тоже отобрали, вместе со всем остальным. Очевидно, чтоб кто-то из задержанных не вздумал вдруг вынуть стекло да вскрыть себе вены? Или просто инструкция такая?

— Жрать чего-то захотелось.

— И бабу в перьях?

— А почему в перьях?

— Не знаю! — честно признался Лелик.

Камера была вполне приличная — крашеные стены, подобие унитаза… Вытяжка, правда, слабовата, но требовать от помещения без окон, чтоб постоянно пахло озоном, по меньшей мере неразумно. И не так уж сильно воняло, если притерпеться…

— Во сколько тормознули нас?

— Еще часу не было.

— Там в протоколе козел этот, капитан, записал: «двадцати три часа, пятьдесят минут»…

— Значит, так и было. Милиции надо верить!

— Ну я им, гадам…

— Уймись! — Никакого желания в очередной раз выслушивать, что сделает Лелик с беспредельными ментами, когда выйдет на волю, у Виноградова не было.

— Тихо…

Там, снаружи, кто-то приблизился к двери. Нехотя лязгнул засов.

— На свободу — с чистой совестью!

— Заткнись-ка…

В проеме нарисовался хмурый сержант. Медленно ощупал глазами интерьер и его обитателей:

— Пошли на выход!

— Все?

— Кто хочет, может еще посидеть.

— Шутни-ик!

Дагутин шагнул вперед, потеснив замешкавшегося милиционера. За ним — Владимир Александрович. Последним — Лелик, демонстрируя выдержку и самообладание.

— По коридору прямо!

Поравнявшись с пластиковым окошком дежурной части, Дагутин вопросительно шевельнул массивным черепом:

— Ну? Опять сюда?

— Дальше! Направо по лестнице, второй этаж…

— В пыточную, как пить дать…

— Может, просто расстреляют?

— Разговоры! — одернул резвящихся подопечных конвоир. Одернул, но как-то формально, вполсилы…

Это был хороший знак. Не то, что вчера!

А вчера — что? Не такие уж пьяные были. Возвращались же по домам, у метро Лелику бананов купить приспичило… Любимой девушке! Мирно выбрали восемь штук, два килограмма. Как — два? Дернуло-таки Виноградова возмутиться: ценника нет, весы на каком-то ящике стоят-качаются. Гиря — то ли самодельная, то ли вообще непонятно откуда… И накладные где? Разрешение на торговлю?

— Странный вы народ, бывшие обэхаэсэсники, — сказал потом Дагутин, — не любите, что ли, когда вас дурят? Смири гордыню, братишка, кончилось наше время…

Но это — потом, в КПЗ, а тогда и сам Борис грохотал во всю мощь тренированного баса: что за дела? торговую инспекцию сюда вызвать! И Лелик тоже — насчет прав потребителя понес, про то, что завтра же все депутаты… Ерунда, короче.

А девка-лоточница глазками своими телячьими поморгала, покивала-покивала молча, а потом — засеменила куда-то, за уголок.

И вернулась скоренько. На пару с сержантом…

Поначалу вроде объяснить пытались, доказать что-то. Потом — слово за слово… Мент еще двоих, тоже, видать, торговцами прикормленных, коллег своих, из пикета высвистал. Осмелел, дубинкой размахивать начал! Зря, наверное.

Потому что — упал. Не совсем сам по себе, но…

Они ведь, наряд этот доблестный, пожалуй, еще попьянее, чем Виноградов с компанией были: конец смены, вечерний оброк собран…

Короче — пришлось сдаваться. И следовать в отделение на предмет составления протокола. До утра, пока начальство не соизволит прийти разобраться со злостными нарушителями общественного порядка.

Судя по всему, начальство на службу явилось.

— Разрешите?

Из-за двери с соответствующей латунной табличкой глухо и сердито отреагировали. Слов разобрать было невозможно, но, ориентируясь на интонацию, милиционер налег на ручку:

— Заходь!

Первым делом Виноградов посмотрел на дежурный портрет над столом — он всегда так делал, оказываясь во властных кабинетах. Иногда помогало сориентироваться, между прочим… На этот раз понять что-либо оказалось сложно — не Ленин, не Дзержинский, даже не положенный в последнее время Борис Николаевич. Надо же — Горбачев! То ли хозяин был твердокаменным приверженцем «минерального секретаря», то ли просто — получил служебное помещение от предшественника, да так и не трогал в нем ничего, занятый более важными делами.

— Здрас-сте… — неопределенно прошипел Дагутин.

— Да уж! — прокашлял начальник отделения.

Они явно были знакомы.

— Присаживайтесь, — пальцы у майора были прокуренные, а нос ломаный, боксерский. — Угощайтесь.

Прямо на полировке стола, без всяких там скатертей и салфеток красовался распотрошенный кулек с бутербродами. Через надорванные края промасленной бумаги нежно розовели ломти ветчины. В углу закипал чайник.

— Обойдемся пока! — гордо сглотнул слюну Владимир Александрович.

— Может, вы нам туда яду напихали? — чтобы отогнать соблазн, попытался пошутить Лелик. Получилось на троечку.

— А я поем, пожалуй, — испортил слаженное трио Дагутин. — Чтоб врагу не досталось!

И схватил самый большой бутерброд. Даже, видимо, сразу пару.

— Поразительная беспринципность! — хмыкнул хозяин кабинета. — Всегда такой был.

— Мы вместе по карманникам начинали… — снизошел до объяснения Борис. — Да вы ешьте, ешьте! Можно.

— А все-таки… если по делу? — поинтересовался Владимир Александрович, придвигая к себе кулек.

— A-а, по делу… — майор взял лежащие справа три пачки исписанных казенных бланков. Порвал:

— Документы вот ваши, вещи внизу получите. Я распорядился.

— Однако!

— А поговорить? — вмешался репликой из пошловатого анекдота Борис.

— А чего мне говорить-то с вами? — устало поморщился начальник отделения. — Я что — не знаю наперед, кто что скажет? Вы меня начнете прокуратурой пугать, разными газетчиками, дружками своими из мэрии. Я в ответ — наши меры, писанину всякую разведу, чтоб задницу прикрыть… Так и расплюемся.

— Говенный у тебя личный состав! — пряча в карман удостоверение констатировал Дагутин.

— Что да — то да, — забрал паспорт Владимир Александрович.

У Лелика документов не оказалось, свою грозную «ксиву» с орлом он как назло забыл дома, поэтому молодой человек просто встал и вслед за приятелями направился к выходу.

— Говенный… Сам знаю! — громыхнул по столу кулаком майор. Как в спину выстрелил. — А где нормальных взять? Ты вон, Борька, частным сыском промышляешь, всякой сволочи пузатой за большие бабки готов… И вон — Виноградов! Слышал я про вас… Что же ушли-то?

— Меня ушли!

— Какая разница… Из толковых — кто в охране, кто в бандиты подался. Сыщиков классных — наперечет, а на посты вообще выставлять некою, за нашу-то зарплату! Знаю, что спившийся, продажный — и что? Выгнать? Плевать, что мне же выговор и влепят, но кого на замену? И так некомплект чуть не четверть…

— Ладно! Бывай здоров.

— Всего доброго. Удачи!

— Если что…

В коридор вышли с чувством вины — непонятно, за что. Очень по-русски, в традициях классической литературы.

Милиционер их за дверью не ждал.

— Пошли?

— А чего ждать?

В дежурной части особых эмоций их появление тоже не вызвало — офицер сидел новый, недавно заступивший на смену. Потенциальные объекты для выяснения отношений мудрый начальник отделения убрал с глаз долой, не было ни тех, кто задержал, ни тех, кто оформлял только что порванные бумажки.

Пепельница на столике благоухала окурками «ротманса» — или слухи о бедственном положении милиции, мягко говоря, преувеличены, или сигарет в изъятой у Лелика пачке радикально поубавилось, решил Виноградов.

— Распишитесь!

— Ага…

— И вот здесь.

— А это что?

— Что претензий не имеете… как принято.

— Ха, тут еще — посмотрим!

— Хрен вам!

— Ну я тогда не знаю…

— Бросьте, мужики. Пошли отсюда!

— А в книге задержанных что? Дай-ка, я гляну.

— На, любуйся; для установления личности, доставлены в двадцать три пятьдесят пять, отпущены в ноль один час десять минут.

— Во сколько? Во ско-оль-ко-о?