Цепная реакция - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

за завтраком. Продолжая жевать, он подошел к телефону и взял трубку:

—Цитрас слушает.

—Как вы относитесь к горячему шоколаду? — спросил баритон.

—Прекрасно.

—Тогда в час.

В трубке послышались короткие гудки.

Кафе «Chat bleu» размещалось в углу трехэтажного здания между древним мостом через Ройс Каппельбрюкке и Спицевой плотиной, шум от которой, когда деревянные балки убирались, чтобы открыть сливные отверстия, мешал посетителям слышать друг друга, но вместе с тем создавал впечатление причастности стихии. Попасть в него можно было с трех сторон, равно как его покинуть. В том числе и по этой причине «Chat bleu» для своих встреч избрал Альбер Лукацци, сотрудник Политической полиции при МВД Швейцарии и службы гражданской внешней разведки — «Бюро Ха». Как и Цитрас, он был итальянский еврей, и это их сблизило. Отношения строились на взаимовыгодном обмене информацией, что помогало Лукацци хорошо выглядеть в плане служебной компетенции.

Когда ровно в час пополудни Цитрас вошел в «Chat bleu», Лукацци уже расплачивался за свой горячий шоколад.

—Куда же вы? — удивился Цитрас. — Кажется, я не опоздал.

—Увы, дела, — вздохнул Лукацци, вытаскивая из-под стола огромный живот: не было сомнений, что он заранее подгадал свой уход. — Тео, я заказал вам чашку шоколада. Он здесь великолепный.

—Выходит, не зря я тащился через весь город, — съязвил Цитрас.

—Конечно. — Лукацци надел шляпу, взял в руку трость с резным набалдашником. — А чтобы шоколад был слаще, оставлю вам повод для размышления. — Он слегка нагнулся к Цитрасу: — Арестован некто Георг Лофгрен. Не знаю, есть ли вам дело до этого Лофгрена, но им интересуются на самом верху.

—Понятия не имею, о ком вы говорите.

—Вот и я о том же.

Лукацци приподнял шляпу и степенно удалился через двор, мурлыча себе под нос арию Тореадора из «Кармен».

В тихой стране, избежавшей участия в боевых действиях, люди склонны следовать размеренности и традициям. Бригадный полковник Роже Массон, несмотря на занятость в качестве главы службы швейцарской военной разведки, сохранил привычку ранним утром совершать энергичную прогулку вдоль берега Ааре в ожидании приезда служебного автомобиля. В свои пятьдесят лет Массон выглядел бодрым, решительным, обремененным авторитетом и ответственностью сановником, руководившим подразделением из трех сотен тысяч сотрудников. Он любил утро. Утром жизнь как будто начиналась заново. Вставал в пять, умывался водой с колотым льдом. На завтрак — тосты с сыром, плошка творога, мед, крепкий кофе и дежурный поцелуй супруги. Когда он выходил на свежий воздух, голова была ясной, свежей; он четко понимал, что и с каким прицелом будет делать в ближайшие десять часов.

Над холодной мартовской водой с печальными криками кружили чайки. Каблуки Массона звонко чеканили шаг по гранитной мостовой променада. Легкие сладко щекотала звонкая свежесть влажного утреннего тумана. Какой-то парень в вельветовой куртке кормил хлебными корками черных лебедей. Поравнявшись с ним, Массон обратил внимание на малозаметный шрам возле уха, прикрытый околышем кепки. Парень взглянул на него, и они поздоровались.

—Птицы здесь совсем доверчивые, — сказал парень, улыбнувшись.

—Да, — холодно отреагировал Массон и прошел мимо.

—В Германии лебедей почти не осталось, — не унимался парень. — Бомбардировки всех распугали.

Массон кивнул, не останавливаясь.

— А в сорок третьем лебеди еще плавали. Четвертого марта.

Массон замер на месте и повернулся:

—Что вы сказали?

—Четвертого марта… Да вот, взгляните сами.

Из висевшей на плече сумки он достал фотографию и протянул ее Массону. На фото — не самого лучшего качества — на фоне озера с лебедями стояли, улыбаясь друг другу, главнокомандующий швейцарской армией Анри Гизан и начальник VI Управления РСХА Вальтер Шелленберг, оба в штатском.

—Видите? — Парень также посмотрел на фото. — Ох, простите, это же не Германия. Это здесь. Если не ошибаюсь, озеро Штаузее в Арозе. Да-да, прекрасный курорт. Не всем по карману.

—Кто вы?

—Вопрос неуместный. Вы же профессионал.

Массон поджал губы.

—История не стоит на месте. Я видел много снимков, где рядом с Гитлером красуются первые лица европейских государств. Ваш шантаж наивен, молодой человек.

—Не так наивен, как мои глаза, — улыбнулся парень. — Конечно, сами по себе снимки мало о чем скажут. Но с комментарием… Да вы сами посудите.

Он извлек из сумки тонкую картонную папку.

—История не стоит на месте, тут вы правы. Некоторые, на первый взгляд, маловажные факты из прошлого причудливым образом преломляются в настоящем. А в будущем — могут сыграть роковую роль. Думаю, вам небезынтересно будет кое-что вспомнить.

Массон открыл папку. Быстро пролистал несколько страниц. Поднял на незнакомца бесстрастные глаза:

—Откуда это у вас?

Парень высыпал все корки перед птицами, стряхнул крошки с ладоней, нахмурился, собираясь с мыслями, отодвинулся на шаг от Массона и вздохнул:

—В сорок третьем и в сорок четвертом году мы расшифровали радиокоды германского диппредставительства в вашей стране, а также частично резидентур СД и абвера. То, что вы видите, — фрагменты отчетов о ваших переговорах с нацистами. Есть много вещей, имеющих подтверждение. Там упоминается и ваша фамилия. Зоммер-1 — это же вы? Для разведслужб такие контакты не являются преступлением. Однако месяц-два — и гитлеровский режим падёт. Будет большое разбирательство. Вот тогда любые связи кого бы то ни было с людьми Гиммлера попадут в объективы микроскопа. Потянут всех. И ваши услуги гестапо по разгрому антинацистского подполья на территории Швейцарии станут известны миру. — Парень закурил, выдохнул дым в сторону. — Два месяца назад вы даже осудили кого-то за шпионаж против рейха. Поверьте, никто не станет слушать, что вы осудили их просто за шпионаж. Дружба с гестапо оставляет грязные следы. Если досмотрите до конца, то увидите кое-какие данные о перемещении золота из Германии в ваши банки. Это грязное золото. В нем зубные коронки, обручальные кольца, фамильные кулоны. Стоит ли говорить, как будет воспринята подобная новость, окажись она в досье у того же Еврейского конгресса? Любая информация имеет пик своего значения, прежде чем станет историей. И на этом пике ее разрушительная сила может быть неконтролируемой. Разумеется, что-то просочится, станет известно само по себе — но не в таких подробностях.

—Что вам надо? — спросил Массон и посмотрел на наручные часы.

—Да, согласен, у нас мало времени. Еще тринадцать минут. Ваш водитель пунктуален, как швейцарские часы, прошу извинить за мой каламбур.

—Будьте конкретны, — потребовал Массон, и в этом его «Будьте конкретны» почувствовалась нервозность.

—Ладно. — Улыбка слетела с лица парня. — У вас