Владимир Колотенко - Хромосома Христа

– А где ты?

Это был последний вопрос. Жора еще раз пристально уставился на меня.

Моих клеток в термостате не было, хотя я, секунду помешкав, и указал на какой-то флакон. Жора тотчас заметил мою растерянность. Вдруг все резко изменилось: ни слова не сказав на прощанье, не подав мне руки и даже не посмотрев в мою сторону, он ушел в ночь. Говорят, так поступают только англичане, но Жора ничем не напоминал скупого холодного альбионца, он был до мозга костей славянин и крепко держался родной крови. Было за полночь. Мы напились так, что с трудом могли «вязать лыко». Мне отказывали ноги, а Жора уморил меня дурацкими шутками, какими-то фразами, которым сам и подхихикивал:

– Сколько тебе, скажи? – вдруг спросил он.

– Поставь стакан, – сказал я, – на сегодня хватит…

– Столько сейчас не пьют?

– Идем уже…

Мне показалось, что в нем что-то надломилось. Он влил в себя остатки коньяка и рассмеялся.

– Не, не пьют, не пьют… Столько сейчас не пьют… Сколько тебе скажи?!!

Я просто наслаждался пьяным в стельку Жорой! Ведь он никогда не пьянел!

– Жор, – сказал я, – понимаешь…

Он вдруг мгновенно протрезвел и произнес, глядя мне прямо в глаза:

– Запомни, – сказал он, – я – сильный. – Затем улыбнулся и добавил: – Потому что у меня гуще удельная иннервация не только мышечной массы, но и моих нейроцитов, аксонов и дендритов…

– Ты прям поэт! – восхитился я.

– Ага, – кивнул он, – поэт! И вдруг выпалил:

Мысли кричат по-вороньи, сердцу укрыться нечем…

– Маяковский, не меньше, – сказал я, вспоминая:

…буду дразнить об окровавленный сердца лоскут,

Досыта изыздеваюсь, нахальный и едкий…

Я ведь и подумать тогда не мог, что Жора цитирует эту самую Тину Ш.

– Ага, – кивнул Жора, – Маяковский… Это – как вопль мотылька… Понимаешь? Вопль: Се-ми-ра-ми-да! И этот, как его… Ашшур… Ганнибал… Нет, Ашшурбанипал, вот. Точно! Шшшш… Шамирам, Шаммурамат, – зашуршал Жора и в конце повторил: – А я – сильный, запомни. Это – определенно!

Разве я мог этому возразить? Иннервация его воли была восхитительна!

Мы могли бы, как это часто бывало, переночевать и в лаборатории, но он, как это часто случалось, предпочел абсолютное одиночество, уйдя, как я уже сказал, не сказав ни слова. Он даже не стал есть свой любимый гоголь-моголь.

– Ясное дело, – говорит Лена. – А что же ваш Гуинплен, где он сейчас?

– И назавтра я не мог его вызвонить.

– Ясное дело… А ваш этот?..

– Аза отравилась…

Вечером я нашел Юлию.

– Жора не появлялся? – спросил я.

Она только пожала плечами.

– А стишки-то, – спрашивает Лена, – нашел свои?

– Какие стихи? Тину, что ли?

– Тину-тину-паутину, – кивнула Лена, – нашел-то?

Далась им эта Тина! Пропади она…

– Ладно, – говорит Лена, – на сегодня достаточно.

Она выключает диктофон.

– Этого материала уже вполне хватает для целого тома твоей книги. Ты уже

придумал название? Хотя было бы интересно узнать судьбу твоих клеточек.

Из них что-нибудь выросло? И как твой Жора?..

– О, – произношу я, – это новая история. Мы, в конце концов, можем с

тобой выпить вина? Ты обещала и…

– Охотно!

О судьбе моих клеточек я готов рассказывать бесконечно!

Не сейчас.

1-Наседка (укр.)

2-Нападение на ферзя (шахм., устар.)

3-Оглянувшись (укр.)

4-Посмотрел (жарг.)

5-Пожиратель времени (фант.)

6-Прищурив (укр.)