Никита Филатов - Капитан Виноградов

— Забыл, кстати, поздравить. С очередным званием. Кончились, значит, неприятности?

— Очевидно… — Полковник поморщился: уже давно подчиненные избегали напоминать ему о той истории с пароходским начальством, когда и сам шеф морской милиции чуть было не оказался в камере. Политика, мать ее. Экономика… Большие деньги! — У тебя ведь тоже служба наладилась?

— Потихоньку. Пока!

— Майора скоро?

— У меня потолок — старший лейтенант.

— Надо же! — удивился Храмов. Как будто сам в свое время не выпихивал Владимира Александровича из отдела, пытаясь отвести удар. Кстати, подумал Виноградов, он же должен Гутмана помнить — после той статейки…

Когда-то Храмов был для Виноградова не просто учителем и непосредственным начальником — еще с сопливых стажерских дней он считал этого лысоватого здоровяка своим Наставником, неизменно мудрым, строгим и справедливым… Блестящий профессионал, аналитик и работяга, нынешний шеф морской милиции карьеру делал жестко и быстро: вот и сейчас, ему еще и сорока нет, а в Управлении считается вероятным преемником генерала! По трупам Храмов старался не шагать, но когда посчитал, что в интересах собственной безопасности нужно пожертвовать любимым учеником…

Обиды у Владимира Александровича больше не было — так, легкая горечь и остатки уважения: кого другого с его идиотскими расспросами капитан давно бы послал подальше.

— Ладно. Утрясется все, забудется…

— У вас ко мне больше ничего, товарищ полковник?

— Да, самое-то главное! Насчет «Шолохова»… Как считаешь — убийство?

— А это уж вы сами разбирайтесь. Бумаги у Юрия Рубеновича…

— Ты-то что думаешь? Не для протокола? Ты же там был, все своими глазами…

— Кому это надо! A-а… — махнул Виноградов рукой: если сейчас сказать, что на уме, еще на час разговоров. Вообще домой не попадешь. А жена нервничает, дети ждут…

— И все-таки? Как сыщику…

— Бывшему! — Если у капитана и мелькнуло поначалу ностальгическое желание пооткровенничать с бывшим шефом, то теперь оно окончательно улетучилось: пусть каждый жует свой банан.

— Жа-аль… Не узнаю вас, Владимир Александрович. Совсем сломались, что ли? — Сочувствия в голосе Храмова не было, скорее — академический интерес.

— Помогли добрые люди. Кстати… — Виноградову вдруг захотелось пробить броню неколебимой полковничьей самоуверенности: — Кстати, если начнут по убийству этого журналиста копать, то ведь и пароходскую историю на свет вытащат? Негодяй был покойничек, прости Господи… Помните, что он тогда писал, а?

— Не припоминаю… — равнодушно покачал головой Храмов. — Тогда много всякой гадости печатали!

Владимир Александрович слишком хорошо и долго знал полковника, чтобы в это поверить: начальник морской милиции никогда и никому ничего не прощал. И уж тем более не забывал лично ему нанесенных оскорблений.

— Как же? В «Невских берегах» — коррупция, контрабанда через порт, махинации с отелями в Испании? Вас лягнул, меня…

— Да, было что-то, кажется… Давно! — Капитан добился чего хотел: желание продолжать беседу у Храмова пропало. — До свидания, Владимир Александрович. Водителя я предупредил!

— Всего доброго, товарищ полковник. Спасибо…

Торопясь вниз по лестнице, Виноградов подумал, сколько же человек завтра злорадно хмыкнут, прочитав в газетах об убийстве журналиста… Будет среди них и тот, кто заказал и оплатил «услугу». Впрочем, он-то уже, наверное, в курсе.

…По кабельному шла какая-то ерунда про китайцев, а до вечерних новостей еще оставалось некоторое время.

Виноградов наклонился, чтобы убрать в шкаф свежевыглаженные рубашки, и задел раскаленный утюг:

— Ох, ч-черт!

— Да успокойся ты… Не нервничай.

Татьяна выдернула вилку из розетки, аккуратно смотала шнур: заграничные приключения оставались в прошлом, хочешь не хочешь — надо впрягаться в привычную рутину домашних забот.

— Посмотри, спят дети?

— Спят… Больно!

— Смочи водой.

— Мерси за совет! Сам знаю.

— Перестань! Думаешь, ты один такой проницательный? — не в силах больше слушать задумчивых вздохов вернувшегося из ванной мужа спросила Татьяна. — Разберутся, кому надо… Если надо.

— Мне не надо! — пытаясь в очередной раз убедить и себя и жену, кивнул Виноградов.

— Ну вот… Дай программку! И нитки.

— Пожалуйста.

Владимир Александрович попытался сосредоточиться на нечитанных по случаю поездки «Аргументах и фактах», но газетные строчки почти не проникали в озабоченный мозг.

— Знаешь… Но на кой черт он тогда пьяного изображал?

— Ты опять об этом? — Пятнадцатилетний опыт супружества подсказывал Татьяне, что пока Виноградов не выскажется… Пришлось смириться: — Пограничника имеешь в виду?

— Кого же еще! До меня только потом доперло: коньячком-то из раковины воняло… Значит — что? Продукт он туда сливал.

— Ай-ай-ай, вот вредитель…

— Да? А зачем? Насильно никто его не поил, рюмки не считал. Наоборот…

— Знаю я ваше наоборот. Сам же говорил…

— Так это потом уже, вечером! А он на кой-то ляд старался показать, что сутки не просыхает. В принципе, я и не заметил бы ничего, если бы не система.

— Система?

— Ну — канализация судовая… Она же не как в городском водопроводе, даже от поездов отличается: система накопителей, принудительная дезинфекция… Трубы фановые. Немцы монтировали, по экологическим стандартам.

— Очень интересно. Я и не знала… — Татьяне трудно было скрыть, что эта проблема волнует ее значительно меньше, чем мог бы предположить муж.

— И майор не знал! То-то и оно… Коньячок за борт взял да и не ушел, «застрял» в резервуарчике.

— Ну, всякие могли быть причины…

— Назови хоть одну.

— Не знаю… Так, с ходу…

— Во! Я вот ничего не придумал… И дальше. Мы когда первый раз увиделись, у трупа, он сначала сказал что-то вроде: «А еще офицеры!» А потом сделал вид, что только после Саниного представления узнал, что я из милиции…

— Ну, у тебя же как штамп на лбу, на всю жизнь!

— Допустим… Все равно неестественно! И потом — как он догадался, что нужно спуститься?

— Что сделать?

Картинка, только что посетившая Виноградова, требовала немедленного осмысления.

— Когда Саня сказал, что у нас проблема, майор сразу к трапу метнулся. Не куда-нибудь — вниз! Матроса двинул…

— Ох… Не знаю, меня там не было. — Все сегодняшние дела можно было считать выполненными, пора было стелить постель. Татьяна незаметно зевнула.

— Именно! Уж больно он со своей простотой переигрывал… Как-никак разведотдел, не ГРУ Генштаба, но дураков не держат.

— Тем более. Куда ты лезешь?

— Да никуда я не лезу! Просто интересно…

— Мало по мозгам получал? Без неприятностей соскучился?

— Да нет…

Конечно, жена была права. Проще всего было бы выкинуть эту историю из головы. Включить Брюса Ли. Выпить рюмочку. И идти спать. Так и следовало поступить…

— Послушай, Володя… Если это плод твоей развитой фантазии — согласись, окажешься в глупом положении. На посмешище… — Они прожили вместе уже почти пятнадцать лет, и Татьяна знала болезненное самолюбие мужа, — А если все по-настоящему… Не лезь ты опять в мясорубку! Одного убили — и тебя не пожалеют. Все равно ничего не докажешь, сам сказал: оформят этого Петрова как несчастный случай — по твоим же бумагам!

— Не кричи.

— Хорошо… Извини. Поступай как знаешь.

Злясь на себя, Владимир Александрович проводил взглядом уходящую на кухню жену:

— Ты права. Конечно, все верно. Но тошно…

Жалости к угробленному кем-то бандиту Виноградов не испытывал: плевать ему было, кто, за что и как! Заслужил, наверное… Но сознавать, что некто, далекий и хитрый, мерзко хихикает сейчас, наблюдая за тем, как капитан милиции Виноградов и еще куча народа безропотно воплощает в жизнь разработанный где-то и кем-то план… Как безукоризненно совершаются предписанные извне телодвижения, произносятся реплики…

Государственная служба, а милицейская в частности, вырабатывает определенную привычку к унижению. Испытывать высшее наслаждение от сознания себя как микроскопического винтика гигантской, самодостаточной машины — не в этом ли залог успешного служебного роста? Благоволения начальства? Достатка?

В ванной Владимир Александрович чуть помедлил, прежде чем выдавить на щетку зубную пасту:

— И вообще… Как-то он не так вопрос о приемнике отреагировал! С чего бы?

По радио передавали сигналы точного времени…

4

Нужно нюх иметь собачий

И забиться в уголок,

А иначе, а иначе

Попадете в некролог.

Было очень, как-то даже не по-сентябрьски холодно. Особенно мерзло ухо — левое, не прикрытое сдвинутым набекрень беретом.