Игры патриотов - Игорь Озеров

всё ещё надеешься, что из-за тебя, дырявой колоши, твои хозяева Российской Федерации войну объявят? Не смеши. Выразят озабоченность и проглотят.

Николай, облокотившись рукой о стол, встал с коляски, стараясь не показывать, какую боль он испытывает.

– Думала нас между собой стравить, чтобы мы тебе на радость здесь бойню устроили? – Коля дрожал. Острые раскалённые иглы кололи слабые ноги. Но он был спокоен и на сердце у него было легко: решение было принято и обратной дороги  больше нет. – Вот что ты должна уяснить. Мы тебя сами в пыль сотрём. И хозяевам своим передай. Всех, кто к нам сунется, кто даже подумает нам в чём-нибудь навредить – найдём. Никто нигде не спрячется. Если понадобится, из-под земли достанем, сожжём и пепел по ветру развеем, – он опустился на коляску и, прикрыв от боли глаза, продолжил: – Для нас теперь нет правил. Точнее, правило одно. Родина превыше всего! И для её защиты нет запретных методов.

Эпилог

За большими во всю стену окнами зала ожидания аэропорта, природа, словно на прощание, показала, что теряют люди, улетая из дома в чужие края. Солнце, недолго прятавшееся за тёмным лесом на горизонте, вот-вот готовилось показаться. Но перед этим, предвосхищая своё появление, уже раскрасило одну половину неба такими красками, что не выспавшиеся пассажиры, забыв про дорожные хлопоты, не могли оторвать глаз от нежно-жёлтых, таинственно-голубых и волнующе-алых отблесков рождающегося рассвета.

Мадлен фон Грей не замечала этой красоты. В сопровождении нескольких человек она, суетливо озираясь и видя в каждом человеке врага, спешила спрятаться в бизнес-зале. С неё слетела вся мишура самоуверенности, и сейчас вдоль стены семенила торопливыми шагами не женщина, сметающая страны и правительства, развязывающая войны и революции, а обычная напуганная старуха, которую больше всего беспокоит, не забыла ли она положить в сумочку необходимые лекарства.

– Никогда бы не поверил, что эта бабушка чуть было не устроила у нас гражданскую войну, – усмехнувшись, показал на неё своим спутникам Гриша, хорошо знавший её по своим материалам. – С виду божий одуванчик.

– Да от неё много и не требовалось, – Алексей с любопытством проводил взглядом женщину, которая готова была уничтожить его с Настей и тысячи других людей ради каких-то непонятных целей. – В России всё к этому давно подготовлено. Сейчас эту искру потушили, но пожар всё равно вспыхнет. А поджигателей опять привезут в пломбированных вагонах по согласованию с нашими же властями. Так запалят – мало не покажется.

– Это точно, – согласился Гриша. Он полулежал в неудобном кресле аэропорта, вытянув длинные ноги, и смотрел в окно. – Я все-таки так и не разобрался кто вас спас: те вооруженные парни, неизвестно откуда взявшиеся, или толпа, которая пришла после них.

– Мы сами не поняли, – ответила Настя. – Сначала были крики, выстрелы. Потом кто-то открыл дверь подвала, где нас держали. А когда мы вышли на улицу, на территорию ворвалась толпа и начала всё громить. Нам сказали, что они пришли с площади перед администрацией… Мы не стали выяснять и быстро оттуда умчались.

– Кто-то легко перенаправил этих людей, – Гриша поджал ноги, чтобы пропустить девушку, которая в ожидании рейса нервно ходила между рядами. – Они же хотели администрацию громить, но… Сейчас технологии могут всё, – он проводил взглядом нетерпеливую пассажирку с красивой фигурой. – Очень скоро они уничтожат человека разумного. Старый мир умирает. Скоро мы все станем не нужны. Отцы-инквизиторы знали, к чему ведут всякие Коперники и Галилеи.

– Если конец цивилизации неизбежен, то зачем куда-то бежать? – задумчиво, ни к кому не обращаясь, спросила Настя. – Может, не стоит никуда лететь?

– Я вот, кстати, тоже об этом думаю, – поддержал её Григорий. – Страшно, конечно, оставаться, но эта старая мымра, если и разожгла во мне какую-то искру, то совсем не ту, которую, наверное, хотела. Мне кажется, я стал пламенным патриотом. Да и за брата хочется отомстить.

– Не валяй дурака, – резко осадил его Алексей. – Тебя чуть не убили те, кто обязан охранять. И они доделают начатое, не обращая внимания на то, кем ты стал. Да и вообще… Кто-то специально из одного человека делает патриота, из другого – либерала. Чтобы потом их стравить, а в мутной воде наловить побольше золотых рыбок. Нас с тобой, Гриша, хотят стравить. Понимаешь? А мы ведь дружим с детства.

– Может, теперь всё изменится? – неуверенно спросила Настя.

– С чего бы это? Российское государство сотни лет существовало для того, чтобы собственных граждан как рабов эксплуатировать. И сейчас тем же самым занимается. За тёплое местечко на Западе наши государственные мужи продадут всех нас вместе с нашими убеждениями…

– Думаешь, у них там на Западе что-то по-другому? – оборвала Алексея Настя.

– Нет, не думаю. Но там мне никто не будет в уши ссать, что государство для народа.

– И там, Лёша, будут. Только ещё изощрённей, потому что политики там умнее и опытнее.

Она с грустью смотрела в окно, и Алексей понял, что ехать Настя никуда не хочет и ей нужен только повод, чтобы сообщить об этом.

– Так что же делать? – спросил он удрученно.

Настя молчала.

– Сейчас каждый сам выбирает свою дорогу, – Гриша встал и закинул на плечо небольшой дорожный рюкзак. – Слишком много противоречий скопилось в мире. Большая война неизбежна. А если так, я хочу быть здесь, на Родине, и мне неважно, права она или нет… в каком-то глобальном цивилизационном смысле.

Лёша понял, что произойдёт дальше, и вспылил:

– Хватит ерунду нести! – он вскочил. – Родина – это культурный код. Чехов, Толстой, Репин с Серовым, берёзки на речке. Букварь с картинками и скворечники по весне. Зачем за это надо идти погибать самому или, что ещё хуже, убивать других? – стоя напротив Григория, Алексей, взмахивая одной рукой, говорил так громко, что в тишине зала ожидания его слова эхом разносились до каждого угла. – Разве, если тебе оторвёт снарядом руки или ноги, Родине будет лучше? И люди станут больше любить Пушкина и перестанут бросать мусор из окна? Цель любой войны – это деньги и власть, а народ – лишь пушечное мясо.

– Так-то да… – Гриша, большой и спокойный, приобнял разгорячившегося приятеля и тихо прошептал ему на ухо: – Но веришь, наплевать мне на них. Я отвечаю за себя. Есть что-то такое, что дёргает за какие-то ниточки внутри меня.

– Ты бы лучше подумал, кто тебя за эти ниточки дёргает, – немного обиженно отстранился Алексей и сел на своё место.

– Много думать вредно, – примирительно произнес Григорий. – Жизнь вообще штука непонятная, а тут хотя бы иллюзия какого-то смысла. Убери его и посыплется всё