П. Лотинкин - ТАЙНЫ ТРЕТЬЕЙ СТОЛИЦЫ.

—Принято. Но это позже. Шеф ждет, а он этого не любит.

Разговор с Шеремехом вначале не клеился. Быков и по телевизору-то с трудом понимал его бурлящую, как струя в плотнике, дикцию. Хотя на TV журналист, видимо, старался говорить по понятнее. А в быту его говорок производил пол­ное впечатление невразумительных мыслей вслух себе под нос. Но тем больше уважения вызывали результаты, достигнутые вопреки этому своеобра­зию.

— Ашоусобченовищетуна и шоуванадот Грем-лина? — вроде бы о чем-то спросил, как показалось Быкову, Шеремех.

Василий озадаченно повернулся к Владу, и тот тактично перевел, как бы дублируя шефа:

— Да, да! Вот именно: а что, собственно, вы ищете у нас, и что вам надо от Гремлина?!

— От него мне нужна помощь в освоении од­ной программки. А ищу я у вас тут то же, что и все: «щастя».

— Ишоуванужо длаполноващастья?

— Да, да! — подтвердил Влад. — Вот именно: и что же вам нужно для полного счастья?

— На сей момент — только Гремлин.

— Ну-у и? — очень понятно сказал Шеремех, и Быков сам себе мысленно перевел: мы-то тебе Гремлина, а ты нам — чего?

Василий уже открыл рот, чтобы пообещать, что после того, как он тет-а-тет пообщается с Гремлином, у него, возможно, появится очень интерес­ная для телевизионщиков информация.

Но тут раздалась мелодия, широко известная в России, как песня «Взвейтесь кострами, синие ночи», а в остальном мире — как марш солдат из оперы. Большевики щедро делились с народом чу­жой интеллектуальной собственностью, не считая нужным упоминать ее авторов.

Все трое машинально схватились за карманы, где держали мобильники, но достал аппарат только Шеремех:

— Яшушаю?.. Да, забужаемша. Нет, но... — он зажал микрофон, и спросил у Влада:

— Шо у тя с Абсентом?

— Пока глухо. Ищем то самое кафе, где бро­сают в воду.

Быков встрепенулся, почуяв выгодный слу­чай.

— Погухо, — продублировал Шеремех в труб­ку, — едиственаводка: «кафе, хдебосают в реку»

— там этот Абсент то л живет, толбыват иногда... Да, это его дружок-бичара по пьяни проболтался... Понял. До встречи.

Шеремех отключил мобильник, задумчиво потупясь, побарабанил по столу, и поднял глаза на гостя:

— Значит, вам нужен Гремлин?

То ли он стал четче говорить, то ли Быков уже приноровился, но он понял все сам и тут же ответил:

— Да, мне нужен Гремлин. А вам, как я понял

— некий Абсент? Предлагаю баш на баш.

— То есть?

—Я вам помогаю найти Абсента — это тот мужик, который пострадал при штурма Химмаша, так? Про него по телеку был репортаж?

—Да, но только не при штурме, — любивший всех поправлять Шеремех, поправил и Быкова, — а вроде бы при захвате.

— А какая разница? — заинтересовался тот.

— Ну, по версии калово-криминального мэра, сначала заводоуправление захватили нехорошие парни олигарха Федулова, которых якобы послал туда Дедушка. Потом якобы хорошие от депутата Баксова, которых послал он сам, уголовно-мараз­матический бездельничающий отброс-мэр, взяли заводоуправление штурмом. По его, отброса, вер­сии, Абсент пострадал от людей губера. Следова­тельно — при захвате.

—           Инте-ересно... — задумчиво протянул Быков.

— Значит, если захват — люди губернатора, а если штурм — люди мэра?

— Да, но однако, у нас выход на Гремлина пока только предположительный, — поправил сам себя Шеремех. — Примерно семьдесят процентов вероятности.

—           Ну, у меня с Абсентом тоже не железно,  —            самокритично признал Быков. — Процентов на восемьдесят.

—Тогда: договорились! — протянул руку Ше­ремех. — Вы нам — Абсента, мы вам постараемся найти и свести с Гремлином. Когда вы сведете нас с Абсентом?

—Да хоть прямо сейчас, — улыбнулся, старясь скрыть неуверенность Быков. — Машина есть? Ну и пару здоровяков прихватите на всякий случай.

Он блефовал. Весь расчет Василия строился на том, что ему, приезжему, бросается в глаза то, что местным — давным-давно намозолило взоры.

Впрочем, он полагал, что в любом случае мало, чем рискует. Показаться дураком он не страшился, а шансом сойти за умного все равно без риска не воспользуешься.

Но на самом деле он поставил на кон жиз­ни: свою и Абсента, хотя даже не подозревал об этом.

Ведь их судьбы решались не здесь, в Ка­теринбурге. А, как и многое в это стране — в нелюбимой, но все-таки единственной настоящей столице.

Москва верит деньгам

Впрочем, и Кунгусов, который летел в Моск­ву, чтобы помимо прочего решить судьбы Быкова и Абсента, сам об этом не знал. Он прибыл в До­модедово с тем привычным мандражом, который органически присущ любому чиновнику, целиком зависящему от своей должности.

Это наивным, заросшим грязью без воды и дворников, екабевцам мнится, что черный пиар предназначен для избирателей. Кунгусов-то знал, что это чепуха. С тех пор, как их заразили пупизмом: «Мы — столица Урала! А что хорошо Уралу, то хорошо и России!» — они стали заложниками этих туманных словес. В них, как в извивающимся червяке, спрятался зазубренный крючок. Упование не на свои мозги, а на госамбиции и гонку воо­ружений, отдало Москве право решать, кто здесь будет править и ради кого. Потому и пиар любой расцветки предназначался столице.

В начале лета Урал прогнулся, виляя антен­нами и мигая телеэкранами, в ожидании: кого сто­лица назначит им выбрать губернатором?

Собственно, в этом был резон. На кой ломать голову, если можно послушаться нелюбимых, мос­квичей? Ведь потом на них, а не на себя можно и попенять, когда выяснится, что выбор — хреновый. А чужой выбор хорош только для уродливых не­вест.

Но Чирнецкий и Кунгусов принадлежали к тому меньшинству, которое всерьез пыталось влиять на предпочтения Москвы. Это рядовым горожанам нечего терять, кроме неделями не вывозимых помоек. Мэр и его зам по идеологии потерять могут многое.

Такова чиновничья планида: пока ты в крес­ле, все быдло у твоих ног — суетится, выпрашивая подачки. Но раз в несколько лет эта шелупонь обретает право карать. Именно карать, ибо для чинодрала провал на выборах - не просто отлуче­ние от кормушки. Лишиться поста — все равно, что лишиться панциря на тарелке у жаждущих твоей плоти и накоплений законников.

Поэтому екабевская организация настроилась решительно против действующего губернатора. Эта решительность зиждилась на гектарах дорогой городской земли и на миллионах портретов иност­ранных президентов. Но всего этого было маловато. В Москве тоже хватало и гектаров, и портретов. Там и решительность была решительнее. Хотя на нее пока еще можно было повлиять.

А чтобы не упустить шанс, никаких городс­ких денег не жаль.

С них и начался разговор в кабинете генерала МЧС, к которому с немалыми затратами и хлопо­тами сумел пробиться Кунгусов. Разумеется, он давно высчитал, что МЧС прогнило: одно то, что в прессе нет ни слова критики в адрес ведомства, уже говорит о его коррумпированности. Коррупция

— ведь та зараза, которая непременно есть везде, где власть и деньги. Но там, где царствует гостайна, она цветет особенно пышно.

Однако даже знающего все это Кунгусова по­коробила бесцеремонность, с которой замминистра взял его за рога:

— Ты знаешь цену вопроса? Два лимона зеле­ных.

— Да, меня предупредили. Но хотелось бы...

— замялся Кунгусов, и хозяин довольно скромного по екабевского меркам кабинета, понимающе ус­мехнулся:

— Хочешь знать, что за них будешь иметь? Скажу. Во-первых, тебя примут в Администрации. Как ты там покажешься и что принесешь — твои проблемы. Хотя, сам понимаешь, туда с бутылью коньяка соваться несолидно. Даже если она из ма­лахита и золота.