Спас на крови - Юрий Гайдук

моего мобильного телефона, а тут еще не совсем понятные и, я бы сказал, несколько странные обстоятельства, при которых он был потерян…

Это уже становилось более чем интересно и Головко, моля Бога, чтобы похоронный кортеж хоть на немного задержался в дороге, предложил:

— Если вы не против, прогуляемся немного?

Со стороны, видимо, они были похожи на добрых знакомых, которые не виделись бог знает сколько времени и теперь решили поболтать немного, остановившись у могилы с красивым, из черного гранита памятником в изголовье.

ЛЮБИМОЙ ДОЧЕРИ ОТ РОДИТЕЛЕЙ

Большие, выбитые по граниту буквы и цветная фотография двадцатилетней красавицы, на лице которой застыла скорбная улыбка Монны Лизы.

— Господи, до чего же коротка жизнь! — вздохнул Венгеров, всматриваясь в лицо девушки. — Казалось бы, жить ей да жить, а она вот…

Зябко, будто его пробил озноб, передернул плечами и так же грустно добавил:

— Вот и Державин… Жить бы мужику да жить, а он возьми и…

— Ну, случай с Державиным, положим, особый, — напомнил Головко. — Как говорится, от этого никто не застрахован, да и вы хотели припомнить что-то.

— Да, да, — с несвойственной ему суетливостью заторопился Венгеров. — Но я, право, не знаю, с чего и начать. Так, сплошные ощущения непонятной невысказанности. Не поверите, но осадок на сердце такой, будто виноват перед вами в чем-то.

Уже не скрывая своих собственных «ощущений», Головко в упор рассматривал Венгерова. Работает на дурака, пытаясь увести следствие в сторону, или действительно ни в чем не виновен и потрясен убийством Державина?

— Насколько я догадываюсь, вы и меня тоже подозреваете в причастности к его смерти, — кисло улыбнувшись, произнес Венгеров. — Только не говорите «нет». Умоляю! Я же не последний идиот в этом мире и пока еще в состоянии отличить белое от черного. А когда вернулся домой после нашей с вами беседы и уже в более спокойной обстановке пораскинул мозгами…

— И что?

— Вот тогда-то, проанализировав все ваши вопросы, на меня и навеяло относительно утерянного мобильника. Хотя, признаться, поначалу я действительно думал, что забыл его где-нибудь, когда достал из кармана, или же просто выронил его в том же туалете и даже не заметил этого.

— И вы?..

— Стал ломать голову над тем, где и в какой момент мог бы потерять его.

Головко хотел уж было сказать: «А вот с этого момента давайте поподробнее», — но на аллею уже выплыл похоронный кортеж, и ничего не оставалось делать, как развести руками.

— Надо же как некстати!

— Это уж точно, — скорбной улыбкой подтвердил Венгеров. — И смерть Державина некстати, и то, что не удалось договорить.

И вновь Головко с откровенно изучающим взглядом покосился на владельца Центра искусств «Галатея».

— Но вы не против, надеюсь, если мы вернемся к нашей беседе?

— Господи, да о чем вы! Я же сам напросился.

— Может, после похорон? К тому же и погода располагает немного прогуляться.

Венгеров отрицательно качнул головой.

— После похорон не получится. Вчера вечером звонила Злата, приглашен на поминки.

— Злата?.. А вы что, настолько близко с ней знакомы?

— Ну-у, я бы не сказал, чтобы очень уж близко, — пожал плечами Венгеров, — пожалуй, более близко я был дружен с ее матерью и отцом. Я имею в виду Игоря Мансурова, — дипломатично откашлявшись, уточнил он. — И когда их протаранил тот самосвал на дороге… В общем-то, я и Ольгу Викентьевну из больницы в больницу перетаскивал, чтобы надлежащих врачей найти, да и самого Мансурова, считайте, я хоронил. Место на кладбище и всё, что с этим связано.

Венгеров замолчал и с виноватой улыбкой на лице развел руками. Мол, такова жизнь, дорогой мой господин-товарищ следователь. Сначала мой друг и постоянный консультант Игорь Мансуров, а теперь вот Игорь Мстиславович Державин, наместник Бога на этом свете по экспертизе икон и русской живописи, и, как оказалось, отец Златы. Что, в общем-то, не удивительно.

Головко слушал Венгерова, и в его голове роилось не менее дюжины вопросов. Но главное — мог ли этот человек, друживший с семьей Мансуровых и настолько уважительно, едва ли не благоговейно относившийся к эксперту Державину, в силу каких-то обстоятельств решиться на его устранение? Впрочем, всё это требовало более тщательной проработки, возможно, оперативной разработки известного мецената и владельца Центра искусств «Галатея» Венгерова, что уже было чревато своими последствиями, и единственное, о чем попросил его Головко, так это о том, чтобы Венгеров представил его Злате.

* * *

Ввинчиваясь в уголовное дело по Факту убийства Державина и начиная осознавать истинное значение этого человека как эксперта мировой величины по искусству, Головко в то же время даже представить себе не мог, что на кладбище соберется столько людей, которые не могли не проститься с ним. И когда после похорон, высказав Злате свои соболезнования и попросив разрешения навестить их с матерью дома, возвращался в прокуратуру, он вдруг поймал себя на, казалось бы, совершенно посторонней мысли. Даже несмотря на распечатку телефонных разговоров, которые велись с мобильника Венгерова, он не только начинал верить ему, но и не видел в нем человека, который мог бы из-за чувства мести устроить охоту за Державиным. И это было хорошо. По крайней мере можно было воздержаться или хотя бы повременить с оперативной разработкой владельца «Галатеи».

К великому удивлению Семена, обычно перенасыщенный Мичуринский проспект шел по «зеленой волне», и он, время от времени переключая скорости, мог восстанавливать в памяти то, что рассказал ему Венгеров.

В тот злополучный день, когда был утерян мобильник, он был приглашен в картинную галерею «Рампа», где были выставлены два малоизвестных полотна Левитана. В выставочном зале он пробыл не более часа, и когда уже после фуршета прощался с хозяином «Рампы», поздравив его с достойным приобретением, обратил внимание на то, что уже не менее получаса как молчит его мобильник. Что было весьма странно. И тут, сунув руку в кармашек куртки-ветровки, к своему великому удивлению обнаружил, что он пуст. Поискал в небольшой кожаной сумочке, в которую также иной раз убирал мобильник, но его не было и там.

Подумал было, не мог ли он оставить его в туалетной комнате, припомнив, что последний звонок застал его именно там, когда он мыл руки, однако никакого мобильника в туалетной комнате никто не находил. И он даже вернулся в бар, предположив, что мог выложить его на стойку или на столик, когда гостей обносили шампанским, но…

Мобильник словно растаял в воздухе, и Венгеров вынужден был попросить своего приятеля набрать его номер, чтобы уже по сигналу выйти на пропавший мобильник, однако результат был