Игорь Прелин - Автограф президента

— Серега!

Тот был занят своим делом и не сразу отреагировал на этот зов, и поэтому кричавший надрывался до тех пор, пока наконец этот самый Серега, всего полгода назад прибывший в страну инженер торгпредства, а заодно с ним и многие другие, в том числе и сотрудники контрразведки, не повернули головы и не посмотрели в его сторону. Вот когда он стал объектом всеобщего внимания, он тем же зычным голосом прокричал:

— Ну как, Серега, на «Волгу» уже накопил?

Этот совсем незабавный эпизод имел для кричавшего последствия, на которые он вряд ли рассчитывал, потому что не только я и другие сотрудники советских учреждений сделали совершенно определенный вывод относительно устремлений, с которыми этот внешторговец прибыл за границу, но и те, кому по долгу службы положено выявлять среди находящихся в стране советских граждан людей, обуреваемых страстью к стяжательству. Не прошло и месяца, как вокруг этого автолюбителя началась такая возня, что вскоре во избежание крупных неприятностей пришлось отправлять его обратно.

Не знаю, какие выводы сделали из этого случая его руководители и он сам, пошел ли этот урок ему на пользу, но думаю, что запомнится он ему надолго. Во всяком случае, если ему представится еще одна возможность поехать в загранкомандировку, то вряд ли он снова, едва ступив на чужую землю, будет интересоваться накоплениями своих товарищей…

Тем временем все пассажиры покинули самолет, и автобусы повезли их в сторону аэровокзала, где скоро должна была начаться регистрация тех, кто займет их места в обратном рейсе.

В проеме двери появился знакомый дипкурьер — бывший динамовский футболист. Валерий Иванович встретил его появление радостным возгласом и приветственно замахал рукой. Дипкурьер спустился по трапу, поздоровался с нами, а Валерий Иванович, сгорая от нетерпения, спросил:

— Ты с кем сегодня прилетел?

— С Жорой, — ответил дипкурьер.

— Отлично! — обрадовался Валерий Иванович. — Сыграем в субботу?

— Сыграем, — улыбнулся дипкурьер и обратился ко мне: — Михаил Иванович, вас ждут в первом классе.

Я и так был обязан подняться в самолет, выяснить, нет ли каких проблем, и выполнить всякие формальности, связанные с получением диппочты. Вместе со мной стали подниматься Валерий Иванович и второй комендант, которым предстояло выносить вализы и грузить их в микроавтобус.

Стоявшие у трапа сотрудники полиции аэропорта внимательно следили за всеми нашими перемещениями.

В служебном отсеке было тесно. Прибывшая бригада бортпроводниц передавала свое хозяйство той, которой предстояло лететь в Москву. Я протиснулся между симпатичными девушками, все они меня знали и потому мило улыбались, прошел в салон первого класса, где второй дипкурьер, тоже бывший динамовский футболист, сторожил груду вализ, и от неожиданности даже остановился: с пассажирского кресла навстречу мне поднялся человек в форме пилота гражданской авиации, однако это был никакой не пилот, а тот самый «стойкий коммунист», которого раздумала вербовать контрразведка одной весьма авторитетной страны.

Я никогда не видел его не то чтобы в летной, но даже в генеральской форме, которая полагалась ему на законном основании, потому что в нашем учреждении форму носить не принято, как не принято и обращаться друг к другу по воинскому званию. Это только в художественных фильмах чекисты встают перед начальством навытяжку, щелкают каблуками и через каждые два слова повторяют «товарищ полковник» или «товарищ генерал». А на самом деле мы надеваем форму только в нашем фотоателье, когда фотографируемся для личного дела или служебного удостоверения, и обращаемся друг к другу большей частью по имени и отчеству, а если давно знакомы, то и просто по имени, невзирая на возраст, звание и служебное положение, и не командуют у нас, как на армейском плацу, а самые серьезные приказания отдают нормальным голосом, а иногда, если этого требует обстановка, даже шепотом, и от этого приказ не теряет своего значения и выполняется так же четко, как если бы был отдан по всей уставной форме.

Только теперь мне стало ясно, почему именно я должен был встретить этот рейс.

Генерал пожал мне руку и сказал:

— Садись, Михаил, времени у нас немного, а разговор предстоит серьезный.

Пока коменданты выносили из самолета вализы, генерал рассказал мне, что руководство приняло решение осуществить с моим участием небольшую, но чрезвычайно ответственную операцию, получившую условное наименование «Контакт». Чтобы максимально сократить число людей, посвященных в ее характер, и как можно конкретнее обсудить все ее детали, он решил сам слетать в страну под видом пилота-наставника и лично проинструктировать меня обо всем, что мне предстояло сделать. Чтобы не оставлять в контрразведке никаких следов о своем пребывании в стране и не наводить ее на нежелательные для нас размышления относительно целей этого визита, он не будет выходить из самолета и этим же рейсом возвратится в Москву.

За то время, что потребовалось генералу, чтобы все это мне рассказать, коменданты вынесли последние вализы, дипкурьер по имени Жора взял портфель, который имел право нести только он, и все они покинули самолет.

Потом с портфелями и сумками в руках мимо нас прошли члены экипажа, прилетевшего из Москвы, новый экипаж занимался своим делом, готовя самолет в обратную дорогу, нас никто не беспокоил, и мы сидели в салоне первого класса вдвоем, если не считать изредка заходивших туда стюардесс.

Не буду заранее раскрывать существо тех инструкций, которые я получил от генерала (мне все равно предстоит описать операцию «Контакт» во всех подробностях), скажу только, что ее замысел сразу захватил мое воображение. Мне поручалась настоящая работа, о которой любой профессионал может только мечтать, потому что такие мероприятия в случае их удачного исхода украшают оперативную биографию.

— Тебе все ясно? — спросил генерал, закончив инструктаж. — Или у тебя есть вопросы?

— Все понятно, Вадим Александрович, — ответил я, чувствуя, что голос мой чуть-чуть дрожит от охватившего меня азарта.

— Хорошо. Только смотри, не заводись! О существе дела доложишь Скворцову. Больше пока никому ни слова, — подчеркнул он, а потом добавил: — Если все пойдет так, как задумано, на заключительном этапе подключим Сугробова.

Я молчал и ждал, что генерал скажет дальше.

— И последнее, — с официального генерал перешел на дружеский тон. — Перед вылетом я заходил к начальнику разведки, и он просил передать тебе следующее…

Генерал немного помолчал, словно восстанавливая в памяти разговор с начальником разведки, чтобы дословно передать мне все, что тот сказал.

— То, что тебе предстоит сделать, Михаил, делается не каждый день, сам понимаешь. И проводим мы это мероприятие только потому, что есть надежда получить большой эффект, причем не только оперативный, но и политический.

— Я понимаю, Вадим Александрович, — сказал я.

— Не перебивай, — остановил меня генерал. — Ситуация может сложиться по-разному, все заранее предусмотреть невозможно. Противник квалифицированный, ошибок нам не прощает. Ты уже имел возможность в этом убедиться…

Я хорошо знал генерала и был уверен, что, произнося последнюю фразу, он совершенно не желал каким-то образом намекнуть на мой промах или тем более меня осудить. А сказал он это исключительно для того, чтобы еще раз напомнить, что в нашем деле нельзя расслабляться ни на минуту и от ошибок не застрахован никто.

— Но мы все там, в Москве, — генерал кивнул за борт и, кажется, угадал, потому что именно там, далеко на востоке, была Москва, — полагаемся на твой опыт, на твое умение мыслить творчески, на твою отвагу, наконец! Мы все очень верим тебе, Михаил, очень на тебя надеемся!

Не буду скрывать — меня тронули слова генерала. Далеко не каждый день приходится слышать от начальства такие лестные отзывы, да и не принято это как-то в нашей среде, разве что случай какой особый подвернется, вроде порученного мне дела. И от этого было вдвойне приятно!

— Спасибо за добрые слова и за доверие — сказал я и заверил: — Сделаю все, чтобы его оправдать. Обещаю вам!

— Ну и славно, — сказал генерал и сжал мне руку чуть повыше локтя. Потом спросил: — Ну как там Татьяна? Расстроилась, что приходится уезжать без тебя?

— Да как сказать, — неопределенно ответил я. — Может, и расстроилась, только по ее виду не очень-то поймешь — Тут я вспомнил наш ночной разговор и добавил: — Конечно, она все поняла, считайте, три командировки позади. Но надо — значит надо!

— Ты ей сказал, чем вызван ее отъезд? — спросил генерал.

— Ну что вы, Вадим Александрович! — воскликнул я. — Во-первых, я до разговора с вами и сам этого не знал, а во-вторых, не в моих правилах посвящать жену в свои дела.