Маргарет Трумен - Убийство в Верховном суде

Одному из полусотни присутствовавших в зале репортеров удалось перекричать своих коллег, чтобы задать вопрос:

— Верно ли, господин судья, что ваш пистолет был передан в полицию вашей женой?

— Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал.

Вопрос другого журналиста был обращен к Сесили Коновер:

— Это вы передали пистолет в полицию, миссис Коновер?

— Обстоятельства, при которых был обнаружен пистолет моего мужа, не являются сегодня предметом обсуждения, — начала Сесили, представшая перед журналистами в желтом соломенного оттенка кашемировом платье, плотно облегавшем фигуру. — Это оружие принадлежало ему и…

Коновер метнул в сторону жены свирепый взгляд, затем сказал журналистам:

— Вас предупредили, что я не буду отвечать на вопросы и что мое появление здесь имеет целью лишь огласить заявление, которое я вам только что зачитал. Благодарю вас, что пришли, и желаю всего доброго.

Он встал, повернулся к помощнику так, чтобы тот мог закинуть плащ ему на плечи, затем, опираясь правой рукой на костыль и прихрамывая, направился к двери. Напряженное лицо судьи выражало боль. Сесили еще немного поулыбалась журналистам, напиравшим на нее и забрасывавшим ее вопросами, затем подняла руку:

— Потом, пожалуйста, все вопросы потом. — Она догнала мужа у двери, взяла его под руку, и оба исчезли коридоре.

Все время пресс-конференции Сюзанна Пиншер простояла у задней стены комнаты. Происшедшее оставило у нее ощущение, похожее на грусть. Только что перед ней сидел блестящий и заслуженный юрист, старый человек, опозоренный молодой, красивой женой. Передача пистолета судьи в полицию была, мягко говоря, в большей степени актом неверности, чем ее пресловутые супружеские измены. Сюзанна почувствовала, как неприязнь к Сесили Коновер буквально захлестывает ее. Маленькая смазливая стерва…

К Сюзанне подошел один из ее старых знакомых, тележурналист из Си-би-эс; его тоже интересовало, действительно ли Сесили Коновер была тем человеком, который передал в полицию пистолет судьи.

— Ну никак не могу добиться от них подтверждения, — сокрушался он.

— Не знаю, — ответила Сюзанна, гадая, кто в управлении полиции допустил утечку информации. Не может быть, чтобы Теллер…

Вторая пресс-конференция состоялась в три часа дня в Белом доме. В ходе ее президент Джоргенс объявил, что он назначил известного техасского судебного адвоката Дональда Уишенграда специальным прокурором по делу об убийстве Кларенса Сазерленда. Джоргенс сделал пространное заявление, которое заканчивалось так: «Это трагическое происшествие и последовавшие за ним события угрожают поколебать доверие нашего народа к ведущим государственным учреждениям, к высшим должностным лицам. Назначением специального прокурора я надеюсь способствовать быстрому и справедливому разрешению дела и восстановлению доверия нации».

Под конец президент ответил на несколько вопросов, среди которых был такой: имел ли он в виду судью Коновера, когда говорил о пошатнувшемся доверии к высшим должностным лицам?

— Я не подразумевал какое-либо конкретное лицо, — быстро ответил Джоргенс. — Верховный суд является нашим высшим судебным учреждением, и все, что ставит под сомнение его репутацию, равно как и всякий, кто этому способствует, наносят весьма ощутимый ущерб нашей стране.

После того как президент Джоргенс покинул зал, репортеры еще долго не расходились, высказывали догадки, содержался или нет в заявлении намек на Темпла Коновера. Отношение президента к старому судье не составляло тайны для широкой общественности. Он неоднократно подвергал критике либеральные взгляды последнего, а однажды заявил по телевидению следующее: «Некоторые из наших наиболее последовательных идеологов либерализма — таких, как достопочтенный судья Коновер, не видят ничего предосудительного в том, чтобы под лозунгом свободы превратить нашу страну в прибежище порнографии, наркомании и преступности. Я не могу рассматривать такую свободу иначе как свободу для кучки отщепенцев, я рассматриваю ее как распущенность». Тогда же президент добавил: «Я не помню, кому из мудрых принадлежит эта мысль, но, как мне кажется, в ней что-то есть: „Нет ничего консервативнее старого либерала“».

После этой передачи Коновер направил Джоргенсу письмо, в котором упрекал президента в отсутствии такта, но не получил в ответ ни слова.

— Самое интересное, — говорила, обращаясь к своим коллегам одна из присутствовавших на пресс-конференции журналисток, — это то, может ли Коновер действительно оказаться убийцей Сазерленда.

— А почему бы и нет, если его жена и впрямь замешана в каких-то тайных делишках. Поговаривают, что у нее было что-то с этим Сазерлендом, — отозвался другой репортер.

— Или, если старик застукал их и так расстроился, что решил прибегнуть к радикальным мерам, — вставил третий.

В шесть часов вечера того же дня Сюзанна Пиншер кружила на своем автомобиле по одному из кварталов в северо-западном районе Вашингтона в поисках парковки. Чья-то машина вырулила со стоянки, и она быстро заняла ее место. Закрыв машину, Сюзанна огляделась, чтобы сориентироваться, и направилась к дому, адрес которого был записан у нее на листке бумаги. Остановившись перед старым зданием, лишь недавно переоборудованным под жилье, она взглянула на номер, указанный на двери, убедилась в том, что именно он-то ей и нужен, и вошла в крохотный вестибюль. Почтовые ящики и кнопки звонков были на стене слева. Сюзанна наклонилась поближе и сощурилась, чтобы в полумраке лучше разглядеть таблички. Вот и нужная ей: «Л. Роулс — два звонка». Она нажала кнопку; повинуясь ответному сигналу, щелкнул замок входной двери.

— Привет! — Лори Роулс открыла дверь своей квартиры и пропустила Сюзанну внутрь.

— Привет! Извините за опоздание, но я никак не могла найти место для парковки.

— Здесь всегда так. Входите.

Квартира была небольшой, но казалась довольно просторной благодаря удачно подобранной мебели. Войдя, Сюзанна оказалась в гостиной; направо от входа была кухня, другая дверь вела в спальню. Сюзанна огляделась: с десяток ползучих растений украшали окно; стены комнаты были выкрашены в светло-желтый цвет и окантованы белым, но особенно удачным был цвет мебели — зеленый, что в сочетании с растениями создавало приятное ощущение открытого пространства.

— Садитесь, — сказала Лори. — С напитками у меня небогато, но вино найдется. Есть еще, кажется, виски и, может быть, немного водки.

— Я бы выпила вина, Лори, красного или белого.

Сюзанна присела на кушетку. Журнальный столик со стеклянной столешницей был завален книгами, среди которых Сюзанна заметила «Круговую поруку» — в прошлом бестселлер, автор которого нарисовал неприглядную картину работы Верховного суда изнутри.

— В свое время наверняка была рекомендована к обязательному чтению, — сказала Сюзанна, кивнув на книгу, когда Лори принесла вино.

— Наверное. Как насчет яичницы с ветчиной на ужин?

— Замечательно! — Сюзанна подняла свой бокал. — Давайте выпьем за лучшие дни.

— Давайте.

— Мне очень нравятся ваши растения. У вас явный талант в этой области.

— Они растут сами по себе. — Лори пригубила свой бокал. — Я благодарна вам, Сюзанна, за то, что вы пришли сюда.

— После того как вы позвонили, мне стало как-то не по себе. Дело не в самом звонке, а в том, как звучал ваш голос. Почему вы так настаивали на встрече, причем подальше от публики?

Лори пожала плечами:

— Похоже, я начинаю впадать в паранойю. Говорят, это удел каждого, кто достаточно долго прожил в Вашингтоне.

— Особенно если оказываешься вовлеченной в расследование дела об убийстве.

— Да, это способствует. Вы были сегодня на пресс-конференции?

— Я присутствовала на той, что проводил судья Коновер. И слышала о пресс-конференции президента.

— А я лишь видела репортажи с обеих в утренней сводке новостей: меня вновь направили работать у судьи Коновера.

— В самом деле? Как это получилось?

— Он пожаловался на то, что председатель оставил его без помощника, и настоял, чтобы меня к нему вернули.

— А как вы сами к этому относитесь?

— Сама не знаю. Особенно сейчас, после того как был обнаружен пистолет.

Видно было, что Лори очень хотелось перевести разговор на этот пистолет, но что-то ее удерживало. Сюзанна решила не спешить и принялась болтать что-то о «Вашингтонских краснокожих».

— Знаете, я не слежу за футболом, — сказала Лори, — хотя в столице это и непросто. Впрочем, в столице все непросто, — добавила она, заметно нервничая. — Извините меня.

Она вышла в ванную и вернулась через некоторое время совсем в другом настроении: на лице играла улыбка, а голос звучал с какой-то новой легкостью, хотя и немного нарочитой: